По наследству

Саша пожалела, что в этот момент брат был дома, сама бы она проявила жесткость, и уж если бы не выгнала Алмазову, то хотя бы сделала попытку. Негодующая дочь вызвала отца на улицу:

– Ты с ума сошел! Знаешь, что это за личность? Она с ворьем водится, может, даже по их заданию к тебе приклеилась.

– Мне лучше знать, как жить.

– Убирай сейчас же эту гопницу!

– Я сказал, сам разберусь, – перетаптываясь от нетерпения, недовольно подытожил родитель.

– Ах, так! Ноги, ни моей в твоем доме, ни твоей в моем, не будет.

– Вот и хорошо, – отец обрадовался по-настоящему.

Судьба неслышно подкралась и надела на Сашу железные латы бессилия. Где-то внутри пульсировала воспаленная ее внутренняя свобода. Легкий воздух и еще более легкая пустота заменились тяжелой обидой: тук-тук-тук – отбивала водянистая груша.

Перед уходом на работу, отец повел свою молодую в туалет, и Саша увидела в окно, как Алмазова с алчным восторгом осматривала двор, подразнила рукой разъяренного Лютина, зарешеченного в вольере. «Мерзость, она еще смеет раздражать собаку. И ухмылка точно такая же, как когда она шастала в кожаной куртке, а я в старом свитере на корточках выбирала из выброшенной золы несгоревшие угольки и гвозди. Ненавижу! Ненавижу!»

В туалет Саша не пошла из принципа, отправилась на подворье бабы Мани, осмотрела все ли цело и попользовалась узкой кривенькой бабушкиной уборной. Почти весь день она пролежала поперек своего разложенного дивана под печью в напряженном оцепенении. Все человеческие потребности стали чужими: не елось, не спалось, не читалось. Хорошие мысли покинули голову, как пчелы улей.

– Сашок, надо угля набраты, – попросила Нюся.

– Я поставлю ведра у порога, а топить печь не буду.

– Кобель проклятый! А вона выдать быта, якась прощалыга.

– Хуже.

– Господи! Яко говно ны плывэ, и усё до нашего бэрэга.

Гоша, приехав с работы, застал сестру в запечном унынии.

– Не принимай так близко к сердцу.

– Я матери обещала… Он не разрешал ей губы красить, надомницей устроил. Хозяйничал, хозяйничал над ее мыслями и поступками, а теперь ходит по двору нечисть, прошла «Крым и рым». Мне всё Микина дура рассказала. Такую шваль не то, что в дом вводить, убить просто мало.

– Что мы можем сделать?

– Что, что… Сразу нужно было выгнать.

Кое-как наскребла Саша силенок, чтобы покормить Гошу и Нюсю. Бережно работая ложкой, старуха бесшумно поглощала фасолевый суп. Миска была большой, и сделав передышку, она с хвастливой ненавистью рассказала:

– Прывиз копчёну ковбасу и мандарыны. Давалы и мини, а я кажу – у Саши поим.

Конец ознакомительного фрагмента.