По нехоженной земле

о своих измученных собаках. Пять из них лежали на санях, а остальные, понурив

головы и опустив хвосты, в полной безнадежности уныло брели по воде. Но скоро,

даже в таком состоянии, они почувствовали наше волнение. Все, не исключая и

лежащих на санях, оживились, начали поднимать головы и всматриваться туда же, куда

смотрели и люди. Догадывались ли они, что близок конец их мучениям?

До дома оставалось уже меньше двух километров, а мы все еще не видели его.

Это начинало походить на пытку. И вдруг на берегу я увидел стоящую палку. Бросился

к ней, точно к родному очагу. Кто ее так заботливо укрепил меж камней? Вот и след

человека, отпечатавшийся на глине. Снова прильнули к биноклям. Туман начал редеть.

Вот из него показались верхушки мачт, ветряк, флюгер... Вот обрисовались дом, склад,

магнитный домик.

Только приблизившись к базе на 300 метров, мы услышали лай собак и увидели,

как из домика выскочил Ходов...

Все в порядке! Вздох облегчения вырвался из груди.

Собаки, увидев дом, забыли о разбитых лапах, с визгом, напоминавшим стон,

передернули сани через ледяной бугор и в двадцати шагах от домика упали на

обнаженную землю. [320]

Бросив хорей, я сжал руку товарища. Это было тоже последним усилием. Ноги

точно подкосились. Я бессознательно опустился на сани. Невероятная усталость

свинцом налила все тело. Показалось невозможным пошевелить хотя бы одним

пальцем. Стало ясно, что в последние дни лишь усилиями воли мы преодолевали

крайнее утомление. Воля сохраняла упругость мышц, держала в напряжении нервную

систему и сохраняла нашу трудоспособность в условиях, которые теперь самим нам

казались чудовищными. Около упряжек хлопотал Ходов. На его лице радость

смешивалась с удивлением. Нетрудно было догадаться, что наше возвращение для него

было неожиданным. Очень уж долго мы задержались.

Как бы то ни было, наш поход завершен. Тяжелый путь окончен. Мы дома».

* * *

На следующий день Вася признался, что он уже терял надежду увидеть нас

живыми. Самым оптимистическим было предположение, что мы где-то застряли на все

лето и, может быть, сумеем просуществовать охотой до установления нового пути.

Видя наступившую распутицу и начавшееся вскрытие льдов, он все меньше питал

надежд на встречу и несколько раз спрашивал себя — не пора ли передать в Москву

известие о нашем исчезновении. Только сознание всей серьезности такого сообщения

заставило его со дня на день откладывать свое намерение.

Так наша маленькая семья снова собралась вместе. Полевые работы в этом году

закончились. Мы могли подвести итоги пройденного экспедицией этапа.

Прошел год, как мы оставили Большую Землю. На исходе был одиннадцатый

месяц после того, как, сидя в своей шлюпке, мы следили за тающими в тумане

очертаниями «Седова». Каким большим был этот год для нас!

За одиннадцать месяцев пребывания в экспедиции мы прошли на собаках свыше

4000 километров. Из них более 500 километров падает на охотничьи поездки для

добычи мяса, около 2000 километров на организацию продовольственных складов на

Северной Земле и почти 1600 километров на маршрутную съемку. В результате нашей

одиннадцатимесячной работы Северная Земля перестала быть таинственной,

неизвестной страной. Мы установили, что это не «мелкие острова» и не «мифическая

земля», как говорили некоторые зарубежные географы, а действительно обширная

территория, достойная называться Землей, как и считали открывшие ее русские моряки.

Мы исследовали ее простирание к северу, открыли западные берега с их мысами и

заливами, все проливы, [321] ряд мелких островов и проникли во внутренние области

Земли. Мы доказали, что Северная Земля не представляет сплошного массива, а

расчленена проливами на четыре крупных и ряд мелких островов, местами собранных в

небольшие группы. Этим наша экспедиция опровергла мнение скептиков о

невозможности реализации великой идеи Северного морского пути, утверждавших

после открытия Земли нереальность этого пути, поскольку в центре его стоит

непроходимый сплошной барьер. Две трети Земли нами уже были положены на карту.

Мы узнали рельеф Земли и степень ее оледенения, собрали богатые материалы о ее

внутренних областях и геологическом строении, о режиме окружающих ее льдов,

органической жизни, климате и прочих природных условиях.

Приоритет в ряде географических открытий и исследовании Северной Земли

принадлежал нам — советским людям, посланцам Советской страны. Нам же

принадлежали право и честь дать наименование отдельным частям Земли. Мы

закрепили за нашими открытиями любимые народом имена: залив и гора Сталина,

мысы Молотова, Ворошилова, Свердлова, Куйбышева, Фрунзе, Буденного,

Дзержинского, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, залив Калинина.

Наступило время дать наименование отдельным островам. Решено было, что

центральный остров Земли будет называться в честь величайшего события, открывшего

новую эпоху в истории человечества, островом Октябрьской Революции; южный остров

будет носить имя Большевик, в честь нашей героической партии; а острова, лежащие к

северу от пролива Красной Армии, получают названия Комсомолец и Пионер, в честь

советской молодежи.

В тот же день радиоволны понесли в Москву весть о результатах первого года

работ экспедиции, о наших походах, о новых открытиях и о наименованиях островов,

заливов, мысов, проливов, навеки врезанных в карту мира. [322]

Целую неделю мы безотлучно провели на базе и вдосталь отдохнули. Пора было

вновь приниматься за дела. Их у нас всегда было достаточно, а сейчас должно было