По обе стороны солнца

– Разве? Никогда об этом не думала. Вот сейчас мы и утрем нос великим ученым.

– Тихой горы урчание сбито тревогой – смотри: Нетерпеливая жертвы своей не дождалась – Ядом дыхнула и рокотом злым поперхнулась. Это же совсем не так звучит. Первая строчка: как мурчит гора, а дальше – нетерпеливая, раньше решила родиться, планы нарушив, и цели свои позабыла.

Дальше: В день, когда Вэйда великая только рождалась, Жатву кровавую глыба горы собирала, Падали люди на землю, трясущую недра. Некогда благо дающая – все убивала. Всех, кто остался с собой соберет только Вэйда. А теперь смотрим оригинал: Падали люди и купол открытым остался, в недра творца возвращались тела и их души. Матерь великая всех себе возвращала. Вэйда потеряна, жертвой священной вернется.

Теперь смотри, вот здесь не крики и не стоны – это совсем иначе: Крики младенцев и женские стоны утихли. Смерть забрала тех, кто слаб – им уже не вернуться. А если смотреть в оригинал, то видим другую картину: Крики ликующих в миг тишиной обернулись. Это не смерть, это сон, это только начало.

А теперь все верно: Голод и мор, и кровавые язвы на теле. Ждет уцелевших и дни их тоже прервутся. И с этим все понятно. Кое-что в моей голове уже складывается.

– Вэйда, может в твоей голове что-то и складывается, а по мне так полный бред. Но читаем дальше, моя королева.

– Вот этот кусок, самый длинный: Рокот горы с новой силой раздался. Желтое пламя рекой разливалось по склонам. Мертвый ручей полыхал и с горою сливался. Землю родную наполнило плачем и стоном. Рухнуло небо на землю звездчатой сетью. Волны морские вздыбились черной пучиной. Молнии хлещут по людям раскатистой плетью. Мрачные воды Летурии стали кончиной. Смотри, и рокот, и пламя и волны – все есть, но посыл другой: сдвинулись центры и скрежет раздался и пламя паром гасило морскую пучину, купол сомкнулся. Не небо обрушилось, а купол сомкнулся над домом звездчатой сетью, скрыв под водой на долгие годы Летурию. Ты понимаешь? Это не катастрофа с тысячами несчастных жертв. Это все было специально, и даже заранее спланировано. Летурия должна была уйти под воду. Для этого всех усыпили.

– Ну допустим, – сказал Борис и тут же осекся. Вэйда, хоть и в теле юной девчонки, все же была его королевой, той самой королевой, которую ищут уже двадцать с половиной веков.

– Не допустим, а именно так все и есть. Ну а дальше все по классике жанра: Дети Летурии, адово пламя постигли. Выживших мало, но тем ваша жизнь и дороже. Путь ваш тернист и тяжел и дорогою длинной. Веру в свое первородство на землях чужих сохраните. Верность храните тринадцатой дочери Вэйде. И через двадцать веков и еще пять она возродится. Путь через звезды укажет к великому дому царица. Вечность даруя собой, вам летурийцы. Некоторых из спячки вывели, чтобы они жили среди людей, искали и ждали свою королеву, главное, не забывали, кто они и зачем. Вы же не забываете?

– Нет, моя королева, – Борис встал перед ней на колени.

– Встань. За 16 лет жизни в этом маленьком городишке, я совершенно позабыла правила королевского этикета, – Вэйда погладила его по волосам.

– А что там про путь через звезды? Или тоже напутано?

– Нет все прям дословно. Так же, как и про двадцать с половиной веков. Сколько там говоришь лет назад Атлантида затонула?

– Ориентировочно две с половиной тысячи лет назад. Но точных дат не сохранилось. К сожалению.

– Точных и не надо. То есть первое пророчество сбылось и сбылось по времени тютелька в тютельку. Значит и про звезды не наврали.

– И что со звездами?

– А вот это мне надо узнать. Нам надо узнать. И нам надо на Кипр. В храм. Там все ответы.

– Откуда ты знаешь? Столько времени прошло. Там и книг немного, и фресок настенных нет – я там был, я знаю.

– Мне не нужны книги. Мне нужна Безмолвная Мать – она все знает.

– Вэйда, я понимаю, что ты – пророчество, ты – наша цель и все такое. Но ты пойми, времени прошло слишком много. Матерей этих сменилось тьма, кто-то что-то не досказал, кто-то забыл, кто-то додумал – ну нет сейчас прямых доказательств, если только нет текста.

– Борис, это ты не все понимаешь. Святые Матери не меняются. Она одна. Всегда одна. Она вечна.

– Нет ни чего вечного.

– Пусть так, пусть не вечна, но очень долговечна. И пока она меня не найдет, она никуда не донеся.

– Это почему?

– Об этом мы у нее и спросим. Но сам посуди. Судя по тексту, она всех хотела законсервировать до лучших времен, или мы улететь куда к звёздам должны – это тоже спросим. Но в момент открытия купола я, то есть моя душа потерялась. И вот ради моего возрождения было придумано все это. Вы – моя свита, мой народ.

– Ладно, пусть так. Но что-то я не вижу никакой Атлантиды на карте. Да и за столько времени не осталось от нее ничего. Что мы искать будем?

– Остались вы, я, безмолвные сестры, Святая мать, храмы – этого больше, чем достаточно, чтобы возродить все: язык, традиции, что там еще возрождают?

– Культуру, – дополни ее Борис.

– Молодец, садись – пять, – сказала Вэйда и поцеловала его в губы.

– Моя королева, так нельзя, – но ее рука уже расстёгивала его рубашку

– И-иванова, Лиля, ты не забывай, что ты ребенок, что все это противозаконно в конце концов, – Борис вжался в стену и чувствовал себя подростком, безвольным и беззащитным.

– Я – здесь закон, я – королева. И я тринадцать раз как достигла взрослости.

Вэйда стянула с себя блузку, легкие брюки и осталась в белоснежном белье. Эта бронзовая кожа, с холодным металлическим блеском. Этот контраст с белизной белья – она совершенство. К ней хочется прикоснуться, ее хочется согреть. Руки Бориса нерешительно потянулись к застежке на бюстгальтере. Еще движение – и вот на нагая. Без тени стеснения, без намека на стыд.

– Знаешь, о чем я могла вспоминать в своей вечности? Я вспоминала руки любящих меня мужчин. Их было немыслимо много. Я никогда не имела право на чувства, потому что рождалась, чтобы умереть. Теперь иначе. Все будет не так, я порвала эту нить жертвенности. Я хочу любить, я хочу любить тебя, Борис. Как тебе такое предложение?

– Меня посадят, – тихо сказал Борис и поцеловал свою королеву.

Ближе к утру, когда небо на востоке начинает светлеть, а звезды все еще видно, Вэйда стала метаться во сне, она шептала слова, с кем-то общалась, слушала и отвечала – каждое слово Борис старался запомнить, потом схватил со столика карандаш и тетрадь и стал записывать, уже не полагаясь на свою память – Вэйда говорила на летурийском, и некоторые слова он попросту не понимал. Еще бы знать как это правильно пишется, чтобы точно не ошибиться.

В половину шестого Вэйда открыла глаза. Вид ее был измучен, словно и не спала она вовсе. Девушка с удивлением посмотрела на Бориса, который сидел на полу, положив голову на край дивана. Она подумала, что он спит, но стоило ей только пошевелиться, Борис сразу же встрепенулся и схватил карандаш и сосредоточенно посмотрел на свою королеву.

– Эй, ты чего? У тебя все хорошо? – Лиля потянулась, ей хотелось размять шею, кажется диван Бориса Николаевича был не очень удобен для сна.

– У меня все нормально. Как ты? Ты бредила. Говорила во сне. И я почему-то подумал, что это важно.