По осколкам твоего сердца
Шрифт:
– Ничего я не хочу! Никогда так не делай, - прошипела я со злостью. – Понял?
– Я не хотел тебя обидеть! Не хотел сделать тебе больно!
– Уходи, - сказала я холодно.
– Прости, - выдохнул Руслан, коснувшись щеки, на которой отпечатался след. – Я дурак. Но меня так тянет к тебе. Это какое-то наваждение. Ты не понимаешь, насколько прекрасна.
– Я понимаю, что сейчас тебе лучше уйти. Немедленно.
Поняв, что я на намерена вести диалог, Руслан направился к двери. Но перед тем, как уйти, повернулся и улыбнулся мне.
– Ты реально мне нужна. Если поймешь, что я тебе тоже
Вместо ответа я просто закрыла дверь и привалилась к ней спиной.
Глава 29. Навстречу ветрам
Я была ужасно зла. До дрожи.
Во-первых, из-за поцелуя Руслана.
Иногда он бывал просто невыносим, но я старалась относиться к нему с пониманием и терпением, как, наверное, могла бы относиться сестра к брату. Я помнила, как в школе он пришел защитить меня и Дилару. И сочувствовала ему из-за потери матери. Я знала, насколько это может быть больно. И насколько сильно чувствуешь себя одиноким, когда они уходят.
Те, кого мы любили.
Но сегодня он переступил все границы дозволенного.
Он не имел права дотрагиваться до меня. Не имел права целовать меня.
Своим поступком он еще больше напомнил мне Андрея. Тот тоже любил брать то, что ему не принадлежало.
Мою маму, например.
Я не верила, что все это время отчим любил ее и страдал. Он просто заполучил ту, которая однажды выбрала другого.
Андрей был неравнодушен к маме. А его сын – ко мне. Какая ирония. Я будто повторяю мамину судьбу.
Но я не хочу этого. Не хочу повторять.
И не хочу больше упиваться своим одиночеством.
Во-вторых, я была зла и расстроена из-за того, что порвалась Димина рубашка. Мне было безумно ее жаль! Как же так? Три года я берегла рубашку, как самое большое сокровище, а этот придурок порвал ее, когда стал ко мне приставать. Просто взял и порвал!
Ладно, технически я сама виновата – дернулась, когда Руслан держал меня. Но… какого черта, спрашивается?
И внутри тоже что-то порвалось. Стало больно от осознания того, что последние ниточки, которые связывают меня с Димой, истончаются.
Зашив рубашку, я спрятала ее. Сама переоделась в тунику. И, пытаясь успокоиться, пошла в душ. Прохладные струи били по телу, помогая прийти в себя.
Когда вскоре пришла Дилара, я была почти спокойна, хотя горечь на душе сохранилась. Сидя за столом, я рассказывала ей о том, что произошло, а она внимательно слышала и качала головой.
– Ненормальный, - заключила подруга.
– Не понимаю, что ему нужно. Я ведь несколько раз сказала ему, что между нами ничего не может быть. А он будто не слышит.
Дилара задумчиво почесала щеку и изрекла:
– Знаешь, Полин, мне кажется, Руслан ищет в тебе спасение.
– Что? – приподняла я бровь.
– Какого спасения?
– Может быть, ты для него единственный источник света. И он тянется к тебе, после того, как потерял маму, а следом лишился общения с сестрой, - пояснила Дилара. – Как я понимаю, с папашей он не слишком общается. С остальными родственниками – тоже. Хороших друзей нет. Он одинок, хоть и богат. А тут ты. Сильная, красивая, добрая.
– В каком месте я добрая? – На моем лице появилась усмешка.
Мне хотелось быть стервой. Непробиваемой железной леди, которая на первое место ставит себя, а не других.– Да ладно тебе, - улыбнулась Дилара. – Ты светлый человек. Никогда не оставишь в беде. Не предашь. Не сделаешь больно. И я рада, что ты моя подруга.
Она потянулась ко мне и обняла, а я обняла ее в ответ.
– Для Руслана ты свет, которого ему так не хватает, - повторила Дилара.
– А мне кажется, что он поехавший. Его привязанность нездоровая. Когда тебе раз за разом прямо говорят, что между нами ничего не может быть, кроме дружеского общения, пора понять, что все. Нужно прекратить. Отстать. Забыть. Найти кого-то еще, - возразила я. – И вообще, девчонки-то у него были. И наверняка есть сейчас.
– Ну знаешь, свет и физическое желание – разные вещи, - хихикнула подруга.
– Да пусть спит, с кем хочет, - отмахнулась я. – Главное, чтобы от меня отстал. До сих пор чувствую вкус его губ.
– И какой он? – с любопытством спросила Дилара.
– Миндальный.
– Слушай, это даже мило! Я вот вообще ничего не чувствую ничего, когда целуюсь. Если, конечно, парень не курил… А миндальный вкус поцелуй – звучит романтично!
– Диль, ты в курсе, что привкус горького миндаля у цианида? – со смехом спросила я. – Не хочу травиться.
Подруга внимательно посмотрела на меня, высоко подняв идеальную черную бровь, но ничего не сказала – раздался звонок, и она побежала открывать дверь. А вернулась с шикарным букетом белых роз, который едва тащила – их было штук пятьдесят или больше.
– Это еще от кого? – удивилась я. И почему-то решила, что Леха решил порадовать Дилару. Но нет. Это был подарок от Руслана.
«Прости, Полина, мне жаль. Я не хотел обидеть тебя», - было написано в маленькой открытке.
– Идиот, - нахмурилась я. – Неужели думает, что напишет один раз прости, и я все забуду?
– Идиот, - согласилась Дилара.
– Зато в доме будут шикарные цветы! Чувствуешь, как пахнут? Сделаю селфи и подпишу: «Как прекрасно начинать день с подарка от любимого». И пусть все завидуют!
В отличие от меняя, цветы она очень любила. У меня же цветы по большей части ассоциировались не с романтикой, а с кладбищами. Я всегда приходила туда с цветами.
– У меня нет такой огромной вазы, поставим в ведро! Пересчитай, вдруг их четное количество, - сказала подруга.
– Делать мне больше нечего, - фыркнула я.
Вечером мы съездили в гости к ее родителям, и я наконец, смогла потискать Обеда. Диларе пришлось оставить его у них, потому что кот слишком сильно привык и к семье, и к квартире.
Из маленького пищащего пушистого комочка он стал здоровенной наглой мордой. Причем очень высокомерной, будто его не на помойке нашли, а купили в элитном питомнике. Вымахал Обед будь здоров, и квартиру Айдаровых обходил, высоко подняв пушистый хвост. Меня он помнил плохо, и на руки шел неохотно. Смотрел, как на низшее по развитию создание, и держался в стороне с видом: «Не пачкай мою великолепную шерсть своими грязными ручищами». Однако в самом конце вечера все-таки соизволил прыгнуть на диван и сесть рядом. Даже разрешил погладить себя и неожиданно замурлыкал – как в своем кошачьем детстве.