По понятиям Лютого
Шрифт:
– Леонид Сергеевич, а в заднем кармане «дуру» носить можно?
– Дуракам – можно, – меланхолично отвечает Рутков, очищая сваренное вкрутую яйцо. – Ты, Сашка, без необходимости эти поганые словечки не употребляй. Для нас это табельное оружие.
– Что значит «табельное»?
– Предусмотренное табелем положенности, – объясняет капитан и, крепко посолив, откусывает половину яйца. – «Тэтэшник» в задний карман никак не положишь – торчать будет да вывалится в конце концов. А вот есть у меня нетабельный «браунинг», я его у Сеньки Быка конфисковал – на ладони помещается, так в «жопнике» ему очень удобно… Ты давай ешь, дорога неблизкая.
– «Жопник» – это тоже из жаргона карманников, – бурчит Сашка, беря картофелину. – А я читал, что у шпиона пистолет торчал из заднего кармана, а наш
– Меньше читай всякой ерунды!
Ближе к ночи с Балтики налетела страшная метель. Поезд полз сквозь нее еле-еле, и Сашка Лобов, лежа на верхней полке плацкартного вагона, слышал, как барабанит по окнам и железному корпусу бешеная ледяная дробь, и вагон покачивается и вздрагивает, и скрипит, словно корабль, плывущий по штормовому морю. Кто-то из пассажиров сказал, что перед составом пустили специальный маневровый локомотив с противоснежным щитом и сигнальной сиреной. И точно, иногда до Лобова доносился какой-то нечеловеческий вой, мощный, надрывный, безнадежный. Он полагал, что это и вправду сирена… Хотя не был уверен.
Вообще, обстановочка Лобову нравилась. Типичное начало для леденящей кровь детективной истории. Где-то совершено ужасное убийство. Двойное. Нет, даже тройное. Отважный сыскарь спешит по следам преступника, мчится сквозь ночь, но будто сам дьявол пытается ему помешать, насылает пургу и холод, воет и ревет, воздвигает снежные барханы на его пути, выгоняет из лесов волчьи стаи. А сыщик зорко смотрит в окно, усмехается в ночь своей знаменитой холодной улыбкой и знай себе складывает в уме хитрые оперативные комбинации (тоже знаменитые). Он ничего не боится ни на том, ни на этом свете. Не боится, не отступает, не ждет пощады и сам не щадит никого. А в самые ужасные моменты, когда обычные люди получают разрыв сердца, сотрясение мозга или просто сходят с ума, он только щурит правый глаз, словно подмигивая смерти, и характерным жестом мнет в пальцах очередную папиросу (пардон, сигару). А потом разбирается с проблемой на раз-два… Нет, кажется, у него бывают легкие приступы головокружения от высоты. Так называемое «вертиго». Но об этом ведь никто не знает. Даже те ослепительной красоты девушки (а также опытные светские дамы… Ох, и чертовки!), с которыми его то и дело сталкивает судьба, не догадываются о тайной слабости отважного детектива. А также о том, что он тайный стажёр 007 на службе Ее Королевского Высо…
Лобов открыл сонные глаза, несколько секунд таращился на плафон светильника. Кажется, уснул. Глянул на часы. Начало второго. Снаружи продолжала выть метель, сквозь белую пелену за окном еле пробивался тусклый свет фонаря. Фонарь не двигался. То есть не перемещался, как ему положено, из одной части окна в другую, чтобы потом смениться следующим фонарем или просто исчезнуть. Состав стоял. Где-то рядом вполголоса переговаривались люди. Дзынькала ложка о стекло. Пахло креозотом и теплыми человеческими телами. Внизу невозмутимо похрапывал капитан Рутков.
Лобов приподнялся, громко шепнул в темноту:
– Стоим, что ли?
Ложка перестала дзынькать, из темноты пришел ответ:
– Стоим, стоим… В районе Бологого, говорят, пути накрыло начисто, пробивать будут.
– Вот-вот, и пробьют ли еще, неизвестно, – подхватил скрипучий женский голос, по-видимому, продолжая какой-то спор, начатый еще до пробуждения Лобова. – Вот при Сталине уже давно бы и пробили, и вениками почистили, и под баян бы сплясали.
– Тш-ш, ты! Околесицу свою завела опять… Как тебя послушать, так при Сталине всегда солнышко светило!
– Светило, как положено. А такого светопреставления, как вот это, точно не было. Это ненормально! Вот увидишь, будут еще землетрясения в Ленинграде и смерчи в Пскове! Это ж космос все! Пустили эти спутники, проковыряли дырки в небе, вот оно и посыпалось! Сталин был мудрый, понимал, что небо портить нельзя, он всю картину в голове держал! Потому и не пущал ракеты, осаживал очкастых этих, чтоб не шкодили!
– Слушай, ну ты чисто наша Жучка – брешешь, сама не зная чего!
– Я брешу?! А то, что из Эрмитажа дьяволово кольцо выкрали, которое двести лет там лежало, – тоже брехня? Говорят, пока то кольцо лежит – дьявол спит и шкоды не творит! И при Сталине оно лежало,
будь здоров, никто на пушечный выстрел подойти не мог! А как его скинули, так все и началось! Человека в космос пустили, денежную реформу придумали, а потом и колечко пропало! Может, уже конец света наступил и метель эта до самой Африки кипит! И некому уже пути пробивать-то! Так и сгинем здесь!..– Вы бы, гражданка, придержали язык, вот честное слово, – сонно пробаритонил снизу капитан Рутков, сопровождая свою речь длинным сладким зевком. – А то я вам такое светопреставление устрою… в Магадане. За антиправительственную и религиозную агитацию… Там, знаете, такие погоды стоят круглый год, что вы этот наш снежок вспоминать будете, как не знаю… – Рутков опять зевнул, потянулся, хрустнул суставами. – Как райский сад какой-нибудь, ага…
В темноте оторопело замолчали. Потом коротко и яростно зашептались. Скрипнула полка – и все затихло.
Сашка вздохнул, заворочался. Дьяволово кольцо, подумать только! Смешно. Какие темные люди еще живут в нашей стране! Настоящие австралопитеки!
А может, эту австралопитечку все-таки следовало арестовать на всякий случай? Вдруг эта бабуля (Лобову ясно представилась сухая вредная старушенция в платочке, эдакая Баба Яга) специально разносит панические слухи? Кстати, сразу вспомнилось «Ведомство страха» Грэма Грина, он читал его прошлым летом… Точно! Вдруг она агент американской разведки?.. Нет, ну а что, в самом деле? Вдова какого-нибудь белого генерала, мстящая за его смерть. Фанатичка. Очень удобное прикрытие, между прочим – на старуху в платочке никто не подумает, что она агент… Ух, коварная бестия. И только он, стажёр Лобов, смог ее раскусить. С помощью капитана Руткова, конечно, ему чужой славы не надо.
Он только собрался спуститься вниз и обсудить детали операции по задержанию агентши, когда с капитанской полки опять послышалось умиротворенное похрапывание.
А потом вагон дернулся, клацнуло железо. Фонарь за окном медленно поплыл назад. Состав тронулся.
Лобов было расстроился, потом с обиды решил, что проведет задержание один, а потом вдруг увидел себя в Париже, и вдова белого генерала была вовсе не вдова, а внучка, премилое создание восемнадцати лет, шатенка, и в агенты ее завербовали под угрозой убийства младшего брата, на самом деле она за наших, за Советы, она только и ждет, когда ее перевербуют, грамотно, уверенно и нежно… «Милый Саша, я хочу, чтобы это были именно вы…» Но это кольцо на ее руке… Странное. Откуда оно у тебя, дорогая? И откуда, черт побери, ты знаешь мое настоящее имя? «Я все знаю, – сказала она страшным замогильным голосом. – Знаю, что ты не сержант Нечаев и что ты боишься высоты, ха-ха-ха». Но постойте, ведь говорит не она, говорит кольцо, оно изменяет форму, повторяя изгибы ее рта. «Решил познакомиться со мной поближе? Отлично. Иди же сюда, иди ко мне, стажёр Лобов… дрыщ с пипиской». Какой кошмар. И рот уже не ее, и это совсем не рот, это огромная звериная пасть, которая заглатывает его целиком, и даже не заглатывает, а просто случайно вдохнула, словно мошку. А потом с отвращением выплюнула…
В Ростов поезд прибыл с четырехчасовым опозданием. На вокзале их никто не встречал, как в фильмах про сыщиков. Рутков куда-то звонил из автомата, потом изучал расписание городского транспорта на остановке. И беззвучно матерился.
Сели в какой-то автобус. Поехали.
– Чего такой квёлый? – спросил Рутков. – Спал плохо?
– Нет. Нормально спал, – соврал Лобов.
Не будет же он, в самом деле, рассказывать капитану угрозыска про свои сны. Да Рутков и сам выглядел помятым. Возможно, потому что не успел побриться. Или расстроился из-за опоздания.
– Я, вот… Я про эту женщину все думаю, – вежливо кхекнул Лобов.
– Какую?
– В вагоне. Которая про кольцо говорила…
– А-а. И что думаешь, стажёр?
– Наверное, задержать ее надо было, что ли. Такие люди опасны. Я вот читал «Ведомство страха», там тоже…
– Выкинь из головы, Сашка. Фигня все это.
Сказав это, Рутков опять беззвучно пошевелил губами и сжал челюсти. И посмотрел куда-то в сторону. У него было такое лицо, как будто он жестоко разочаровался в стажёре Лобове. Или в ком-то, или в чем-то еще.