По прозвищу Китаец
Шрифт:
– Ты все понял? – Елена озабоченно посмотрела на Китайца.
Танин кивнул и улыбнулся. Этой ли маменькиной дочке учить его этикету? По дороге он купил цветы и намерен был вручить их ее дорогой мамуле. Лена отперла дверь. На них оглушительной лавиной обрушилась российская попса. Прихожая из смутных эстетических соображений была увешана декоративными тарелками и небольшими картинами в духе тех, которые Китаец видел в кабинете Натальи: березы, избы, заснеженные опушки, закатное небо над притихшей в ожидании утра деревней. Причем в последнем варианте краски неба были кислотными. Они резали глаз, а у человека,
– А это наши молодые, – послышалось из гостиной сочное сопрано, и в прихожую горячим золотым шаром вкатилась тучная улыбающаяся блондинка с простонародным лоснящимся лицом, одетая в парадный костюм из шерлаховой парчи.
Танин едва не попятился, потому что в госпоже Ковалевой он узнал… ту самую «бабищу» из ресторана, которая пялилась на них с Лизой. Но, быстро овладев собой, он улыбнулся с самым невинным видом и вкрадчиво произнес:
– Добрый вечер, Евгения Елизаровна, вы прекрасно выглядите.
Но то ли блондинка была настроена в отношении Танина самым решительным образом, то ли в его голосе, несмотря на все его старания, она различила еле уловимые нотки скрытой издевки, но выражение ее лица, как и в прошлый раз лишенного макияжа, стало свирепым и угрожающим.
– Лена, иди к гостям, – тоном, не терпящим возражений, гаркнула она, – а вы, молодой человек, – бросила она на Танина короткий и острый, как кинжал, взгляд, – задержитесь.
Лена растерянно посмотрела на мать, перевела вопросительный взгляд на Китайца. Его лицо было покрыто броней безучастности. Тогда она несмело шагнула в направлении гостиной и, оглянувшись напоследок, покинула прихожую, которая, как показалось Танину, вот-вот должна была превратиться в поле боя.
Для пущей убедительности, что разговор предстоит серьезный, Евгения Елизаровна закрыла широкие створки двери, отделяющей прихожую от гостиной, из которой доносился радостный галдеж.
– Прошу меня извинить, – сказала Ковалева таким твердым тоном, что Китаец понял, что нет ничего более несвойственного этой женщине, чем просить у кого-то извинения, – но я должна выяснить…
– Какие у нас с Леной отношения? – придурковато улыбнулся Китаец.
– Что вы затеваете? Лена сказала мне, что вы – журналист…
– Так и есть. А что, я не похож на журналиста? – шутливо приосанился и принял комично сосредоточенный вид Танин.
– Молодой человек… – метнула в него уничтожающий взгляд Ковалева, – я ведь серьезно с вами разговариваю. Какие у вас намерения? Не далее как вчера вы целовались в ресторане с молоденькой блондинкой. Я склонна подозревать, что она несовершеннолетняя… – В маленьких глазках Ковалевой закипало бешенство.
– Зато я – совершеннолетний, – с непрошибаемой серьезностью ответил Китаец, – хотите, права покажу?
– А вот издевки ваши здесь не пройдут, – рыкнула блондинка.
В этот момент дверь приоткрылась, и интеллигентного вида очкарик, в котором Танин узнал вчерашнего спутника Ковалевой, с озадаченным видом застыл между гостиной и прихожей.
– Женя, – сопливо промямлил он, – все заспрашивались, где ты.
«Женя» бросила на Китайца испепеляющий взгляд, потом раздраженно посмотрела на своего
мужа и прошипела:– Иди, Петя, иди. Я скоро. Вот только с товарищем поговорю.
Очкарик покорно удалился.
– Итак, чего вы хотите от моей дочери? – не унималась злобная фурия.
– Вы, госпожа Ковалева, должны знать, чего обычно мужчины хотят от женщин, – дерзко съязвил Китаец, который был недалек от мысли, что с Евгенией Елизаровной сейчас случится апоплексический удар.
Она стояла, уперев руки в бока, глаза ее метали миллионовольтовые молнии, на тонких ехидных губах выступила клокочущая слюна.
– Хорошо, – разыграл сокрушение Китаец, – я вам признаюсь.
Он придал взгляду волнующую влажность и таинственный блеск.
– Я люблю вашу дочь, – тоном задыхающегося от страсти Ромео произнес он и потупил глаза, – вчера мы жестоко поссорились. Она довела меня до бешенства. Я снял первую попавшуюся девку и…
– Хотели забыться в объятиях этой продажной твари, – договорила за Китайца Ковалева, – я видела, как она смотрела на вас. Настоящая шлюха, – с высокомерным презрением подытожила она.
Китаец понял, что наживка проглочена. «У таких климактерически загруженных и не отутюженных дамочек, – цинично подумал он, – просто крокодиловая чувствительность. Она заменяет им неразвитую чувственность, по которой больно и однобоко прошелся социализм. К тому же их чудовищное тщеславие не допускает мысли, что их любимое чадо может увлечься каким-нибудь нахалом. Они склонны всю вину за разнузданное поведение избранника своей дочери списать на какую-нибудь пришедшуюся к слову "продажную тварь". Слышала бы сейчас Лиза, о чем я толкую с этой здоровенной теткой».
Он чуть не улыбнулся. Но вовремя спохватился и приготовился излить душу Лениной мамусе.
– Но теперь все позади, – облегченно вздохнул Китаец.
– Что-то очень уж складно все у вас получается, – вперила Ковалева в него недоверчивый взгляд.
– Спросите у Лены, – изобразил смущение Китаец, – сегодня мы на протяжении нескольких часов занимались с ней…
– Избавьте меня от этих подробностей, – покраснела Ковалева и подняла руку, – это ваше дело, – более мягким сопрано произнесла она.
– Спасибо, – патетично выдохнул он, – и все-таки я чувствую себя таким виноватым перед ней… Ведь я ее так люблю, – он возвел глаза к потолку, – я пришел с мирным визитом, познакомиться с вами. Лена мне столько о вас рассказывала, столько…
В эту минуту раздался звонок. Не отрывая глаз от лица Китайца, Ковалева открыла замок.
– А! Наташа, Саша, – радостно завопила она, – проходите!
Китаец оглянулся: на пороге стояли Веденеева и Пляц. На Наталье был похожий на пиджак соболий полушубок, на Пляце – шикарная дубленка.
– Привет, – безо всякого намека на дружелюбие улыбнулась Наталья.
– Знакомьтесь, – заворковало сопрано, – Наталья Станис…
– Мы уже знакомы, – перебил ее Пляц, растягивая рот в лицемерной улыбке.
– Прекрасно, – пропела Ковалева, тем не менее недоверчиво косясь на Китайца и Наталью. – Ну, тогда милости прошу, – хозяйка мощной грудью налегла на створки.
Группа гостей, оставив верхнюю одежду в прихожей, двинулась за ней. Запах Натальиных духов вызвал у Китайца легкое головокружение. Он чувствовал, что она краем глаза смотрит на него.