По пути Синдбада

Я купил это дерево на корню. Дерево валили трое рабочих. Двое подрубали айни, а третий, правя прикрепленной к стволу веревкой, клонил дерево к выбранному месту падения. Чтобы выволочь дерево на дорогу, пришлось задействовать двух слонов. Айни не надо сушить, и рабочие незамедлительно приступили к его обработке. Дерево уложили на козлы и обработали на квадрат двуручной пилой для продольной резки. Чтобы сделать из айни брус, будущий киль моего корабля, понадобилось целых четыре дня. Но вот брус с запасом в два фута был изготовлен. Его положили на грузовик, который тронулся к побережью в сопровождении нанятого слона, помогавшего грузовику при маневрах на крутых поворотах разбитой дороги.

В поездках по Индии мне, конечно, было не обойтись без помощников. Мне почти постоянно требовался водитель, не только ориентирующийся в замысловатой сети индийских дорог, но и умеющий устранять неисправности вечно ломающихся машин. Кроме того, мне был необходим плотник, способный говорить с лесорубами на одном языке. И, наконец, мне было не обойтись без хорошего переводчика, а вернее, без человека не только знакомого с местными языками, но и способного на множество других дел, начиная со сбережения моих денег при расчетах на базарах и в магазинах и заканчивая устройством нас на ночлег. Разъезжая в поисках нужных мне материалов между Кочином и Гоа, я нередко оказывался в таких глухих деревушках, где никогда не видели европейца. Поэтому мне нужен был человек не только знающий английский и местные языки, но и обладающий навыками общения с жителями индийского захолустья. И такой человек нашелся. Мне его рекомендовал один индийский биолог, который познакомился с ним, изучая фауну моря на Миникое, острове в 220 милях от полуострова Индостан. «Этот человек — настоящий уникум, — написал мне биолог, — он знает четырнадцать языков и обладает самыми разносторонними знаниями». Этого человека звали Али Маникфан, он был сыном последнего правителя Миникоя. Теперь он жил в Индии, посчитав, что остров слишком тесен для его разносторонних талантов. Маникфан действительно оказался высокообразованным — к примеру, он прекрасно разбирался в классической арабской литературе, а когда рассказывал о своем увлечении биологией, то и дело сыпал латинскими названиями обитателей моря. Но он не чурался и обычной работы: умел стряпать и шить, мог починить сломавшийся двигатель и, как настоящий островитянин, без труда управлял парусной лодкой. Как и Дарамси Ненси, Маникфан путешествовал налегке. Каждый раз, когда я приезжал в Индию, Али встречал меня с портфелем в руке, своим единственным багажом. На голове Маникфана красовалась белая шапочка с козырьком, под которым во всю ширь смуглого обветренного лица светилась доброжелательная улыбка.

Жители Миникоя заслужили хорошую репутацию. Живя в изоляции на маленьком острове площадью 40 квадратных миль, они главным образом полагаются только на свои силы. Они строят дома, занимаются рыбным промыслом, из оболочек кокосов получают прочное волокно, идущее на изготовление тросов, пользующихся спросом у корабельщиков. Они и сами прекрасные моряки — как говорят, лучшие в Индии. Они легко устраиваются палубными матросами, даже на иностранные корабли. По этой причине многие миникойцы по многу лет не бывают дома. В Бомбее миникойцы считаются лучшими лоцманами — и не потому, что никогда не бастуют, довольствуясь, видимо, малым, а по праву, в силу высокой квалификации.

Миникой входит в состав Лаккадивских островов, на которых в Средневековье арабы закупали кокосовые тросы, использовавшиеся при строительстве кораблей, и, хотя экспорт этих изделий постепенно пошел на убыль, ими торговали еще в конце девятнадцатого столетия. Поэтому я посчитал разумным попытаться закупить кокосовые тросы, необходимые мне для строительства сшивного корабля, в том же месте, где такими тросами обзаводились арабы. Однако оказалось, что посещение иностранцами Лаккадивов запрещено распоряжением индийских властей, которые решили уберечь таким кардинальным способом самобытную культуру островитян от чужого и, надо думать, пагубного влияния. Вот тут-то Али Маникфан оказался тем единственным человеком, который сумел мне помочь. Выяснилось, что обитатели Лаккадивов регулярно приезжают на материк за рисом, сигаретами и другими товарами, которых на острове не достать. И вот, когда островитяне в очередной раз приехали за покупками, Али познакомил меня с жителем Агатти [12] по имени Куникойя. Этот островитянин был прекрасно знаком с технологией производства кокосовых тросов и даже сам принимал участие в строительстве сшивных кораблей. Куникойя мне сообщил, что для строительства подобного корабля требуются тросы особого качества, изготовленные из оболочек отборных кокосов. Оболочки этих орехов сначала замачивают в морской воде, чтобы получить волокно. Если их замачивать в пресной воде, то волокно получится недостаточно прочным. Волокно это сушат на солнце, а затем отбивают деревянными молотками. Металлические молотки не годятся — они ухудшают качество волокна. Тросы из готового волокна скручивают только вручную. Станки для этой цели опять-таки не годятся: тросы выйдут непрочными. Куникойя мне сообщил, что для строительства моего корабля потребуется сто пятьдесят бухт кокосовых тросов. Позже я подсчитал, что общая длина тросов составит четыре мили (~6,47 км). Цифра весьма внушительная, но время показало, что Куникойя был прав.

12

Агатти — один из Лаккадивских островов.

По предложению Куникойи мы вместе с Али отправились в деревушку, расположенную в глубине Малабарского берега, где делали тросы. Мастеровые встретили нас радушно, но это радушие не обмануло островитян. Когда Куникойе протянули образец троса (отрезок примерно с метр), он взял его за концы, переглянулся с Али, а затем, насмешливо усмехнувшись, быстрым вращательным движением распустил поданный ему образец на волокна. Конечно, для такой операции требовались мускулистые руки и, разумеется, навык. Изобразив на лице презрение, Куникойя бросил распавшиеся части на землю. Мастеровые заголосили, уверяя, что их тросы превосходного качества, а заготовки вымачивались в соленой воде. Куникойя хмыкнул и, подняв один из витков, взял его конец в рот и принялся усердно жевать. Не обнаружив и следа соли, он протянул виток мне. Отказаться было немыслимо, и я, взяв конец витка в рот, стал двигать челюстями не менее усердно, чем Куникойя, стараясь не думать о грязной заразной воде, в которой, скорее всего, и вымачивались оболочки кокосов.

В конце концов я пришел к заключению, что кокосовые тросы нужного качества лучше всего закупать на Лаккадивских островах, и попросил Куникойю этим заняться. Через четыре месяца я получил нужное количество бухт, однако с неудовольствием обнаружил, что часть тросов (правда, сравнительно небольшая) машинного производства. Исправить положение я не мог: Куникойя был далеко. Мне оставалось утешиться тем, что он уберег меня от более крупного надувательства.

С помощью Куникойи я закупил и ряд других материалов, необходимых для строительства моего корабля: 50 000 оболочек кокосов и 40 вязанок корней мангрового дерева. Это дерево очень крепкое, и Куникойя меня уверил, что оно пойдет на гандшпуги [13] , которые понадобятся строителям, когда они станут стягивать тросы. Также, по настоянию Куникойи, я закупил четверть тонны чундруз, натуральной камеди, которую обычно используют для приготовления дешевого ладана. Куникойя мне пояснил, что без камеди не обойтись: ее наносят на стыки досок при строительстве корабля. Чтобы убедиться в негорючести чундруз, Куникойя провел настоящее испытание, взяв на пробу пригоршню гранул. Испытания удовлетворили его, и мы купили шесть мешков камеди, которые, опечатав, отправили на хранение на таможенный склад. Однако когда я получил эти мешки в Омане, в двух третях из них вместо чундруз оказалась галька.

13

Гандшпуг — длинный брусок из твердого дерева, служащий рычагом при работе.

Куникойя также предложил мне приобрести полдюжины баррелей рыбьего жира, который, смешав с растопленным сахаром, наносят снаружи на корпус судна. Рыбий жир мы купили в деревне близ Мангалора. Этот жир добывают из маленьких рыбок путем вытапливания его в котлах, обогреваемых паром. В тот же день мы купили полтонны извести, предотвращающей обрастание подводной части корабля. Известь изготовляли в длинном низеньком домике с крышей из пальмовых листьев. Из отверстия в крыше курился дымок. К домику одна за другой подходили женщины с бадьями на голове, полными морских ракушек. Подойдя к домику, они сваливали ракушки в кучу. Мы вошли внутрь, и мне показалось, что мы очутились в аду. В комнате у печи для обжига извести сидел старик — кожа да кости. Он крутил ногой колесо, нагнетая в печь воздух. Печь отапливалась древесным углем. Старику помогали несколько изможденных мужчин, похожих, как и он, на скелеты. Орудуя деревянными лопатами, они помешивали содержимое чанов, установленных на печи. По помещению сновали два мальчика, подбрасывавшие ракушки в чаны. У всех слезились глаза, с лиц катил пот, а когда ветер менял направление, перекрывая доступ дыма в отведенное ему отверстие в крыше, все принимались кашлять.

Постепенно я сделал и другие закупки, необходимые, по разумению Куникойи, для строительства сшивного корабля. Я купил бухту льняного троса, рычажные весы, два кузнечных молота, четыре лома, шесть буравов, несколько резцов и другие инструменты. Незадача вышла с хвостами скатов — их не оказалось в продаже. Естественно, перед тем как заняться их поиском, я спросил Куникойю:

— А зачем нужны хвосты скатов?

— Они пригодятся, когда в досках станут делать отверстия для прохождения тросов. Хвосты скатов используют для зачистки отверстий. Если отверстия не зачистить, тросы могут перетереться, и сшитые ими доски тогда разойдутся.

До меня дошло: обитатели островов живут в такой изоляции, что, вероятно, не ведают о существовании инструментов, давно привычных для основной массы людей, и потому вместо рашпилей используют хвосты скатов. Я все же попытался найти эти «первобытные инструменты», но, потерпев неудачу, купил обыкновенные металлические напильники.

Приобретя необходимые материалы и инструмент, мы вернулись в Бейпор, чтобы закупить лесоматериал для рангоута — прежде всего для мачт. Мне требовались деревья, которые индусы называют пунами. Пуны — исключительно прямые деревья, словно древко копья. Нередко ветви у этих деревьев вырастают лишь после того, как пун наберет высоту в пятьдесят футов. Из пунов издревле делают мачты. Даже ВМС Великобритании закупали в Индии пуны для строительства парусных кораблей. Обычно эти деревья, в отличие от айни, растут по одному, и заготовить их большое количество весьма затруднительно. В наше время их обычно отправляют на фанерные фабрики, но лесорубы, работающие в окрестностях Бейпора, поступают с пунами по-другому. Их сплавляют по рекам до какой-нибудь тихой заводи, где деревья ожидают своего часа, чтобы быть проданными по хорошей цене строителям парусных кораблей.

К одной из таких заводей нас троих привели двое индусов, представлявших интересы торговцев лесом. Сбитые в плоты пуны, полупогруженные в воду, напоминали компанию крокодилов, сонно греющихся на солнце. Вода была мутная, с нечистотами, которые сливали в реку окрестные жители. Жаркий воздух был насыщен удушливыми испарениями. Стояло зловоние. Однако такие ужасные условия работы моих спутников не смутили. Куникойя с ловкостью белки перепрыгивал с плота на плот, держа в руке небольшой топорик, которым на каждом пуне делал зарубку, чтобы проверить, не гнилое ли дерево. За ним следовал один из индусов, тогда как другой индус замерял рулеткой длину уже опробованных деревьев. Неожиданно я припомнил, как однажды проверяли мою собственную рулетку, чтобы убедиться в том, что она не поддельная. Я решил заняться такой же проверкой и попросил показать мне рулетку. Я поинтересовался ею не зря: у рулетки не оказалось первых трех футов ее длины. Если бы не усвоенный мною урок, мне пришлось бы переплатить за каждое дерево, оплатив лишний ярд каждого пуна. Индусов мое открытие не смутило, они сказали, что кончик рулетки сгнил от сырости при постоянном соприкосновении с водой. Моя смекалка, видимо, насторожила индусов, и когда после сделанного мною открытия я взбирался на плот, чтобы рассмотреть деревья вблизи, следом за мной на плот взбирался и один из индусов, принимавшийся в очередной раз расхваливать свой товар. Свою речь он сопровождал бурной жестикуляцией, с чем еще можно было мириться, но он еще и притопывал, заставляя плот угрожающе накреняться, так что мне пришлось отказаться от близкого осмотра деревьев, чтобы не свалиться в зловонную воду.

В конце концов мы отобрали подходящие деревья, после чего Куникойя своим топориком сделал на них отметку. Нам только не удалось найти дерева для грот-мачты. Поэтому во второй половине дня мы, отпустив индусов, обошли ближайшие лесопилки, но и там нужного дерева не нашли. Мы вернулись к реке, и наконец нам повезло. Прямо на берегу лежал сваленный пун шестидесяти пяти футов длиной. То, что нужно! Куникойя проверил дерево и сделал на нем отметину. Мы собрались уходить, когда вдруг из леса на берег, оглашая воздух громкими криками, выбежала группа индусов, у некоторых в руках были палки. Увидев нас, размахивая палками и еще громче крича, они бросились к нам. Я удивился: что такое мы сделали, чтобы вызвать неистовство местных жителей? Оказалось, им нужен лишь Куникойя, на нас с Али индусы не обратили никакого внимания. Схватив Куникойю под руки, они поволокли его за собой. Я было хотел за него вступиться, но меня остановил раскатистый смех Али.