По следам конквистадоров

Из каждой хижины при нашем приближении высыпала куча полуголых негров, которые долго провожали нас глазами, — видно белый человек забредал сюда нечасто. Толпа негритят бежала за нами всю дорогу, что-то лопоча и протягивая черные лапки за подачкой.

Нас так захватила эта неожиданная экзотика, что мы не хотели поворачивать обратно и продолжали двигаться прямо. Наконец деревушка осталась позади, деревья тоже поредели, и мы увидели перед собой довольно широкую реку. На ее противоположном берегу раскинулся город. Чуть в стороне от нас виднелся железнодорожный мост, без перил и почти без всякого настила, — никакой иной возможности попасть отсюда на другой берег, по-видимому, не было. В начале мы не отваживались на такое путешествие, боясь, что посреди реки нас может настигнуть поезд, но заметив, что группа негров подошла к мосту и спокойно зашагала по шпалам, мы последовали их примеру и вполне благополучно совершили переправу.

Пернамбуко совсем не похож на европейские города и общее от него впечатление могу выразить кратко: в таком месте мне бы жить не хотелось, Но в деталях есть немало живописного. Все дома одноэтажны и обычно носят какие-то признаки мавританского стиля, разумеется, за исключением тех, которые имеют стиль явно лачужный. Каждый из них окружен просторным навесом с претензией на колоннаду и ютится в зелени небольшого садика. Здесь можно увидеть все растения, в Европе выращиваемые в оранжереях, горшках и кадках: цитрусовые деревья, пальмы, олеандры, азалии, мирты, кактусы, агавы и т. п. Кроме этого — масса совершенно неизвестных нам растений, с крупными, красивыми цветами и неведомыми европейцу плодами. Особенно запомнилось мне одно дерево: листвой оно напоминало каштан, но на нем одновременно цвели великолепные, густо-малиновые цветы, диаметром в четверть метра и висели какие-то коричневые плоды, размером с хороший арбуз. Из деревьев, похожих на европейские, мы видели только акацию, но висевшие на ней стручки были около метра длиной.

Белых прохожих почти не встречалось и на нас все оглядывались с явным любопытством. Чувствуя, что мы еще не в самом центре города и неизвестно, как туда попасть, я догнал шедшего впереди католического священника, надеясь, что он говорит по-французски и укажет нам дорогу. Но когда «падре» обернулся ко мне, я чуть не отскочил в сторону: он был прокаженным, все лицо его пестрело характерными белыми пятнами и гнойными струпьями. На беду он действительно говорил по-французски и с видимым удовольствием пустился в пространные объяснения. Стараясь не обнаружить чувства брезгливости, я выслушал его до конца, поблагодарил и поспешил ретироваться.

Нужно сказать, что больные этой страшной болезнью в большинстве стран Южной Америки, особенно в Бразилии и в Парагвае, пользовались тогда почти полной свободой. Им запрещалось открыто показываться в столицах, но в лепрозории их никто не загонял и в провинции они всюду разгуливали без всякой помехи. Местное население считает проказу почти незаразной и простой народ совершенно не брезгует обществом прокаженных. Долго практикующие здесь русские врачи позже мне подтвердили, что эта болезнь в Южной Америке то ли выродилась, то ли у населения выработался к ней иммунитет, но они считают, что восприимчивых к заразе тут осталось не более десяти процентов. Один из моих знакомых русских в Парагвае заразился проказой, но обнаружив болезнь в начальной стадии, полностью вылечился.

Добравшись до центра, мы убедились, что он никакими достоинствами не блещет и за отсутствием зелени выглядит хуже периферии. Тут, вокруг пыльной площади, стояло несколько двухэтажных общественных зданий, стены которых были сплошь иссечены пулями — следы очередной революции.

Побродив по городу несколько часов, до нитки мокрые от пота, но полные новых впечатлений, мы возвратились на пароход, который на следующее утро отшвартовался и взял курс на юг.

На третий день пути, часов в семь вечера, по-носу показались фиолетовые очертания берега, а когда тропически-быстро настала ночь, над ним вспыхнуло зарево огней, по мере приближения парохода охватывающее нас полукругом. Лавируя между темными островами и торчащими из воды скалами, мы входили в бухту Рио-де-Жанейро, но города еще не видели. Наконец, обогнув какой-то утес, наш «Липари» вошел в гавань и как по волшебству сразу очутился в центре раскаленной добела подковы береговых огней.

Перед высыпавшими на палубу пассажирами развернулось зрелище феерической красоты. В Рио как раз была международная выставка и весь город был иллюминирован. Прямо перед нами дыбились громады небоскребов, купола и обелиски, сплошь залитые разноцветными огнями; от них вправо и влево текли по берегу потоки таких же огней, почти смыкаясь в кольцо. Многочисленные пароходы и военные корабли, стоявшие на рейде, тоже были расцвечены огнями иллюминации. Над всем этим, высоко в черном небе висел огромный сияющий крест. Только утром мы узнали, что это сорокаметровая статуя Христа с простертыми в стороны руками, стоящая на самой высокой из скал, окружающих город. Сильными электрическими лампами во всю величину на ней выложен крест, зажигающийся по ночам и видимый далеко с моря.

В полночь «Липари» бросил якорь на рейде и пароходный комиссар объявил, что пришвартуемся в восемь утра, после чего все пассажиры, кроме русских, на целый день могут отправиться в город, К этому нам было не привыкать и мы разошлись по каютам в надежде, что утром из нашего нансеновского положения найдется какой-нибудь выход.

Так оно и случилось. Стоя у трапа, по которому спускались последние пассажиры, я обратил внимание на вертевшегося внизу бразильянца, который поглядывал на меня и на моих спутников, как бы недоумевая — почему мы не сходим на берег? Почти непроизвольно я поманил его рукой. Он мигом поднялся на борт и мы вступили в переговоры, которые быстро завершились следующим соглашением: всех, кто согласится уплатить за это по двенадцать мильрейсов (в то время это было около четверти доллара), мой собеседник обязуется свести с парохода, усадить в автомобили и в течение нескольких часов возить по городу и окрестностям, показывая все достопримечательности. Потом он поможет нам сделать покупки и доставит обратно на пароход.

Желающими оказались почти все и условие было выполнено честно: мы объехали город и окрестные пляжи, вдоль которых на многие километры тянулись великолепные виллы, осмотрели всемирно знаменитый ботанический сад, павильоны выставки и многое другое. Потом накупили сувениров, яств, питий и баснословно дешевых тут тропических фруктов, после чего полные незабываемых впечатлений возвратились на пароход. Описывать этих впечатлений не буду, скажу только, что поездил я на своем веку немало, но более красивого города не видал.

На следующий день мы пришли в порт Сантос, где «Липари» грузился бананами и простоял более суток. Тут все прошло по обычному трафарету: на берег нам сойти не разрешили и все-таки добрая половина группы в городе побывала. С моря он довольно красив, но когда мы очутились на его узких и довольно грязных улицах, это впечатление у нас быстро рассеялось. К тому же было одуряюще душно. В Пернамбуко все это в значительной степени окупалось яркой экзотикой, а здесь над нею заметно доминировали черты безрадостного туземного провинциализма. Белых лиц даже на главной улице было видно очень немного. Окрестности города живописны и пляжи великолепны, но мы не имели ни времени, ни возможности их осмотреть.

По выходе из Сантоса мы стойко выдержали довольно сильную бурю и дня через три или четыре пришвартовались в Монтевидео.

К чести уругвайских властей следует отметить, что это было единственное место, где нам не поставили в вину нашего русского происхождения и выпустили на берег наравне со всеми. Мы не замедлили этим воспользоваться и гурьбой устремились в город, который произвел на всех нас отрадное впечатление. Без всяких признаков экзотики, он был провинциально уютен, опрятен и чист, чего, к сожалению, о нем никак нельзя сказать сейчас. После Бразилии, особенно «родственной» тут выглядела уличная толпа: в ней совершенно не было заметно цветных элементов и по виду она ничем не отличалась от европейской. Витрины магазинов ломились от товаров превосходного качества и все, что мы тут видели свидетельствовало об изобилии земных благ и достатке этой маленькой страны.

Под вечер наш «Липари» снялся с якоря, за ночь пересек широчайшую Рио-де-Ла-Плату и утром прибыл в Буэнос-Айрес. Наше путешествие через океан, длившееся почти месяц, было закончено.

Встреча с возвращенцами

Утром с «Липари» сошли все полноправные пассажиры, после чего буксир утащил его на товарную пристань, где он принялся разгружать свои трюмы. Нам же по обычаю объявили, что никто из русских на берег пущен не будет и всем надлежит ожидать на пустом пароходе пересадки на другой, который отправится в Парагвай только через пять дней.