По следам М.Р.
Шрифт:
— Девчонкам всегда везет, — не удержался Генька. — Ты смотри, трещи там поменьше.
Машина остановилась возле углового дома. Ребята вошли во двор, отыскали нужную лестницу.
— Ну, — сказал Генька, — ни пуха ни пера!
Оля, бледная, стала подниматься. На третьем этаже, на почтовом ящике она прочитала наклейку: «Только Рокотовым». Значит, это не выдумка «Ленсправки»! Значит, Рокотов действительно существует?!
Дверь открыл худощавый старик; просторный серый пиджак болтался на его впалых плечах, как на вешалке. У старика были густые, кустистые брови, сросшиеся на переносице, и большой,
«Неужели это и есть «Вовка»? — вздрогнула Оля.
— Мне нужен… я хотела бы видеть, — запинаясь, начала она, перевела дух и скороговоркой закончила: — Владимира Михайловича Рокотова…
Старик удивленно оглядел девочку.
— Прошу, — и, шаркая, пошел по коридору.
Оля последовала за ним. Комната, куда привел ее старик, была большая, светлая, но запущенная. Цветистые обои выгорели и запылились. На потолке сплелись в огромную паутину многочисленные трещины. В окне, между рамами, стояли кастрюльки, банки, бутылки.
«Вместо холодильника», — мелькнуло в голове у Оли.
— Ну, чем могу служить? — вежливо, но хмуро спросил старик. Он кряхтя сел и указал девочке на свободный стул.
«Как начать?» — Оля даже растерялась. Узнать надо так много! Но главное, самое первое, — выяснить, тот ли это Вовка или просто тезка, однофамилец.
— Простите, — замирая, сказала Оля. — Вы родились восемнадцатого февраля? Вернее, третьего марта?
Старик еще больше нахмурился. Клочковатые седые брови его сдвинулись, припухшие веки опустились и, словно шторы, прикрыли глаза. Пальцы нервно забегали по скатерти.
— Это что — допрос? — не отвечая, сердито бросил он.
Оля совсем растерялась. Чего он злится? Пока она соображала, что сказать, старик исподлобья оглядывал ее.
— Кто тебя послал, девочка? — глухо спросил он.
«Еще чище!» — Оля вскочила со стула.
— Да нет! Что вы?! — взволнованно забормотала она. — Я сама! Вернее, нас трое… Мы следопыты…
Старик настороженно слушал.
— Мы изучаем славное историческое прошлое нашей великой Родины, — вдруг гладко, как по писанному, сказала она и сама удивилась этой плавности. — И особенно нас интересует жизнь и деятельность революционеров, которые завоевали для нас, пионеров, свободу и счастье…
Старик, приставив руку щитком к большому волосатому уху, слушал, не перебивая.
— Сейчас мы восстанавливаем судьбу Михаила Рокотова, — сказала Оля. — Нам важно знать о нем как можно больше…
Старик тяжело вздохнул:
— Опять. Боже, когда меня оставят в покое?! — Он закрыл рукой глаза.
— Да что вы?! — встревожилась Оля. — Вы меня не поняли. Мы же пионеры! Не расстраивайтесь…
Но старик, казалось, не слушал.
«Не случился бы с ним припадок, — испугалась Оля. — Как с бабушкой…» Она хотела налить ему воды, но на столе не было ни графина, ни стакана. «Пожалуй, лучше уйти», — подумала Оля.
— Извините, — она встала и, пятясь, на цыпочках пошла к двери.
Старик по-прежнему сидел, не поднимая головы.
Бледная, взволнованная, Оля быстро сбежала по лестнице. Внизу ее ждали ребята.
— Путаешь, — сказал Генька, выслушав ее торопливый, бессвязный рассказ.
— Вполне, — подтвердил Витя.
— Ну, честное пионерское! Все в точности, — обиделась Оля.
— Так он что — псих?
Оля
пожала плечами:— Нет, вроде бы не похож…
— А чего же он?
Оля опять пожала плечами.
Они дошли до остановки, сели в автобус.
— А может, это не тот? Не сын? — спросил Генька
— Сын, сын! — сказала Оля. — Точно!
Она и сама не знала почему, но была твердо уверена, что это именно сын Рокотова, а не однофамилец.
Ребята задумались. Автобус плавно катился по асфальту.
— Странно, — пробормотал Генька. — Тут что-то не так…
Через несколько дней Геньку позвали к директору школы.
«Что стряслось?» — волновался он, спускаясь в первый этаж.
— Ну-с, командир особого звена, получай пакеты, — сказал директор и передал ему два заклеенных конверта.
На первом, вместо обратного адреса, чернел штемпель: «Центральный исторический архив. Москва». На втором тянулись ровные фиолетовые строчки. Буквы были крупные, аккуратные, «с нажимом».
«Девчонка писала», — решил Генька.
У него хватило выдержки не вскрыть письма, пока он не разыскал Витю и Олю. Только тогда он осторожно оторвал кромку первого конверта и вытащил маленькую тонкую бумажку. На ней было напечатано всего три строчки: московский архив сообщал, что никаких материалов о Михаиле Рокотове там не имеется.
— Амба, — грустно сказал Витя и тихонько свистнул.
Оля заглянула в конверт: нет ли там еще чего-нибудь? Нет, пусто.
Генька вскрыл второй конверт. Там лежал двойной тетрадочный лист.
— Здравствуйте, дорогие далекие ленинградцы! — прочитал Генька.
Это было письмо от читинских пионеров. Они обещали во что бы то ни стало выполнить просьбу особого звена.
Письмо было длинное и подпись тоже длинная:
«С пионерским приветом. По поручению пионеров гор. Читы, ученик 7-го «а» класса 12-ой школы А. Дыркин».
— С пионерским приветом… это они умеют, — проворчал Витя. — А названия тюрьмы… все еще не узнали. Эх вы, Дыркины…
Учитель, когда Генька и Оля рассказали ему о старике Рокотове, долго потирал переносицу.
— Странно… Даже очень…
— А скажи, — после долгого раздумья обратился он к Оле, — со стариком кто-нибудь живет? Или он один?
Оля наморщила лоб:
— В комнате больше никого не было. Но, по-моему, на спинке одного стула висело женское платье. — Она зажмурила глаза, стараясь представить себе комнату старика. — Да, точно. Пестрое платье из крепдешина, или марикена, или крепа…
— Или файдешина, или мадаполама, или габардина! — язвительно вставил Генька. — Девчонка девчонкой и останется!..
Оля смутилась. Ребята вечно подтрунивали над ее любовью к тряпкам.
— Ты не прав, Башмаков, — неожиданно вступился за Олю Николай Филимонович. — В данном случае как раз важно, какое это платье. Если пестрое, из легкого модного шелка, значит, в доме, вероятно, есть молодая женщина. Не жена старика, а скорее всего — его дочь, внучка Михаила Рокотова.
— Это легко выяснить… — пробормотал Генька.