По следам рыжей обезьяны

Оказавшиеся среди посетителей мамы торопливо тащили своих озадаченных отпрысков к следующей клетке, где их встречало столь же нескромное обращение Боя с одной из своих самок. Бой был долговязый полувзрослый самец, который только начинал превращаться в исполина, каким ему, несомненно, предстояло стать. Наиболее охотно с ним играла Булу, ныне уже взрослая самка, а некогда героиня газетных заголовков: она была первым орангутаном, родившимся в неволе. Но, как Булу ни старалась пленить Боя, его больше привлекала Твигги. Твигги, в полном противоречии со своим именем, означавшим «прутик», была необъятной толщины и вдобавок к тому беременна. Она недвусмысленно показывала, что Бой ей давно уже надоел, — на все его влюбленные заигрывания она отвечала укусами и оплеухами. Однако он с присущей его полу настойчивостью домогался ее до тех пор, пока не поставил на своем, и их любовная игра завершилась на куче соломы.

Я нимало не удивился, когда несколько месяцев спустя узнал, что у Твигги, Булу и Банти родились малыши. К сожалению, детеныш Твигги погиб, а Булу оказалась настолько неумелой матерью, что жене работника зоопарка пришлось избавить ее от материнских забот. А вот Банти, родившаяся на свободе, оказалась образцовой мамашей, и ей разрешили самой воспитывать своего полусуматранского-полуборнеанского младенца.

В условиях неволи, где не было никаких естественных выходов для энергии, которая обычно тратится на переходы и добычу пищи, животные явно посвящали сексуальной активности больше времени и сил, чем их дикие родственники. Однако на меня произвели очень большое впечатление их сравнительно мирное поведение во время спаривания и то, что самки охотно принимали участие в играх и совокуплении и явно получали от этого удовольствие. Это совсем не походило на те сцены насилия, которые я наблюдал на Калимантане. Отношения Гамбара с Банти и Боя с Твигги настолько напоминали отношения супружеских пар, которые я встречал на воле, что я пришел к убеждению: большая часть младенцев в джунглях появлялась именно в результате таких вот стабильных супружеских отношений, а не от насильственных спариваний.

Мои открытия на Суматре стопроцентно подтвердили это мнение. Первые орангутаны, которых я встретил в Лангкате, состояли, судя по всему, в счастливом союзе, и самка, немного пококетничав, достаточно охотно исполняла свои супружеские обязанности.

На Суматре я встретил еще одну пару, занимавшуюся сексом. Это были мои старые друзья — Кэт и Карл. В первую встречу Карл гнался за Кэт сквозь кроны. Она взвизгивала и била его, как Твигги Боя, но в конце концов уступила его настойчивым домогательствам, и они принялись бороться и возиться на вершинах деревьев. За густую шерсть матери цеплялся крошка Ким, но для него эти кульбиты были не в новинку, и он не проявлял никакого беспокойства, участвуя в диких гонках своих родителей. Кэт и Карл производили впечатление очень счастливой пары и не собирались расставаться, хотя прошло уже пять месяцев с нашей первой встречи. Карл был внимательным спутником и всегда был готов показать ей свою преданность. Ласково обняв ее за плечи одной рукой, он играл с маленьким Кимом. Иногда его заигрывания с ней кончались щекоткой и покусыванием, и его спутница, не выдержав, снова начинала бороться с ним и скакать по сучьям. Когда маленькому Киму казалось, что о нем позабыли, он начинал хныкать и спешил в материнские объятия, и оба родителя целовали его, утешая.

Узнав и выяснив до конца, как идет семейная жизнь орангутанов, я наконец мог составить себе представление об их жизни и развитии от рождения до зрелого возраста. Первый год своей жизни маленький орангутан находится почти в непрерывном контакте со своей матерью — он крепко цепляется за ее бок, когда она совершает переходы, или ползает по ней, словно первопроходец по новой земле, когда она останавливается покормиться или отдохнуть. И эти младенцы, хотя частенько и пробуют ту еду, которую находят в лесу их родители, питаются почти исключительно материнским молоком. Мать ухаживает за малышами и берет их в свое гнездо на ночь. Когда семью сопровождает старший детеныш или заботливый самец, они иногда возятся с малышом, но, как правило, мать — его единственный товарищ по играм.

На второй год малыш становится более самостоятельным. И хотя он редко отходит от матери, она таскает его на себе только изредка, и свое пропитание он хотя бы отчасти находит сам. По ночам он по-прежнему спит с самкой, зато днем тренируется, строя игрушечные гнезда, и порой испытывает свои сооружения, устраиваясь в них на недолгий отдых. Теперь он охотно принимает участие в бурных играх с любым орангом, который ему это позволит, а на третьем году, как Монти, начнет сам активно искать товарищей для игр, рискуя даже оставлять на несколько часов свое семейство.

Малыши остаются с матерью и иногда проявляют инфантильность: спят в ее гнезде, а порой даже сосут ее и цепляются за нее вплоть до рождения нового младенца. С этой минуты тесные узы между детенышем и матерью начинают распадаться. Молодые, особенно самцы, постепенно уходят все дальше и дальше от семьи и все более долгое время бродят сами по себе. Молодые самочки менее предприимчивы и часто остаются с матерью и играют с новорожденным.

Не исключено, что именно в это время они изучают основные приемы ухода за младенцем, потому что к тому времени, когда у них появится собственное потомство, они уже будут вести самостоятельный образ жизни и рядом не будет старших самок, которые могли бы подать им пример или прийти на помощь.

Подростков чрезвычайно редко можно видеть вместе с родителями. Они предпочитают бродить в одиночестве или, возможно, объединяются с другими юнцами, оказавшимися в том же положении. Именно в это время начинают образовываться первые пары. Хотя и не вполне повзрослев, самки могут спариваться в возрасте примерно семи лет. На их долю выпадает только короткий период одиночества и свободы — после своей первой беременности они уже постоянно заняты рождением детей, с интервалом в два или три года.

Самцы продолжают расти почти до двадцати лет, когда у них развиваются большие лицевые валики, мощные челюсти и длинная шерсть, свойственная самцам высшего ранга, и они начинают перекликаться с соперниками. Если они встречают подходящих и покладистых самок, они находят себе пару.

Совместная жизнь может быть длительной, как у Карла, но зачастую это лишь короткие «романы», в периоды между которыми они живут отшельниками, и их единственное развлечение — силовые состязания с соперниками в борьбе за главное место в иерархии стада. Почтенные патриархи так поглощены перебранками и борьбой за власть, что полностью отходят от семейной жизни, оставляя размножение на долю молодых. Но и без подобного опасного соперничества молодым самцам приходится нелегко, потому что самку оранга нужно довольно долго убеждать в том, что именно этот самец — подходящая для нее пара.

Ко с большей частью своей группы перевалил через узкий хребет и ушел в долину Лианг-Джеринга, но Том, молодой самец, и думать не желал о переселении. Он просто переходил кормиться с дерева драконтомелум на куаги, между которыми было ярдов тридцать. Вечером он кормился на куаги, когда на драконтомелуме появилась молоденькая самочка. Том взглянул на нее с интересом, но, как ни странно, не стал препятствовать этому вторжению. Он вежливо оставался в сторонке, пока она обедала, но, когда она и утром принялась завтракать его драгоценными плодами, его терпение лопнуло. Тихо-тихо он подкрался снизу к ничего не подозревавшей преступнице, и я уже думал, что он задаст ей хорошую взбучку за нахальство. А он уселся рядом с ней, дружески похмыкивая, и оба они продолжали мирную трапезу.

Но мирная сцена длилась недолго. Том решил, что пора познакомиться поближе, и стал подбираться к ней бочком, но, когда он попытался ее погладить, она отчаянно завизжала и пустилась наутек. Том, нисколько не обескураженный, метнулся за ней, и на этот раз ему удалось изловить свою робкую приятельницу. Она все еще визжала, когда он втащил ее в старое гнездо, где они принялись игриво щекотать и кусать друг друга, раскачиваясь, как на качелях. Но стоило Тому на секунду ослабить хватку, как его драгоценная добыча выскользнула из рук и спаслась бегством на соседнее дерево. Застенчивость юной леди, казалось, только подтолкнула Тома к новой демонстрации пылких чувств, и он прервал погоню, чтобы показать, на что он способен. Больше минуты он выделывал бог знает что. Широко раздвинув руки и ноги, он принялся крутить над головой сухой стволик, лишенный листьев, медленно двигая подбородком из стороны в сторону. От этого круговращения длинная шерсть у него руках колыхалась взад и вперед в такт движению, создавая гипнотический эффект. Это было поистине бесподобное зрелище, и, как видно, оно оказало желаемое воздействие на предмет его страсти. Он понесся вслед за своей новой возлюбленной, которая бежала достаточно медленно, чтобы дать себя поймать, и вскоре они уже катались, воркуя и борясь, на другом лиственном ложе. Весь день до вечера они кормились бок о бок в сплетении лиан, а на ночь оба устроились на одном дереве. Я надеялся, что стал свидетелем зарождения прекрасной семьи, но что-то у них, как видно, не заладилось, и на рассвете, когда я вернулся, оказалось, что застенчивая подружка Тома от него сбежала.

Глава 13 Медовый месяц в джунглях

О том, что моей холостяцкой жизни вот-вот придет конец, мне напомнило письмо от Кэти, моей невесты, которая наконец-то собралась в путь на восток. Я бросился обратно в Медан, где с лихорадочной поспешностью раздобывал и возобновлял въездные и прочие разрешения, бегал по правительственным учреждениям, расположенным на противоположных концах города, и платил все необходимые — и столь же необъяснимые — налоги. Я прилетел в Сингапур прямо к приземлению самолета из Англии, которым должна была прибыть Кэти. Но она вышла в холл аэропорта почти самой последней из двухсот пассажиров, и я уже потерял надежду на встречу, когда вдруг увидел, что она бежит ко мне. К моему ужасу, она прихватила с собой белое платье, глазированный пирог и тому подобное. Чтобы привести себя в полное соответствие с этой жуткой респектабельностью, мне пришлось обзавестись костюмом, ботинками, белой рубашкой и галстуком, и только после этого мы смогли вернуться на Суматру, где Лен Хэнхем, британский консул, уже подготовил все к нашему прибытию.