По следу Сезанна
Шрифт:
Все понятно, ему нужен копиист, сделал вывод Виллерс.
— Очень разумно.
— Он тоже так решил. Но настаивает, чтобы копии были самого лучшего качества.
— Ну разумеется. Вы не могли бы назвать мне имя клиента?
— Он предпочитает сохранить его в тайне. Как и все они, впрочем. Но уверяю вас, средства у него весьма значительные. — Пайн минуту пристально смотрел Виллерсу в глаза, а потом добавил: — И должен заметить, он человек не жадный. Уверен, что с оплатой проблем не будет.
Все идет согласно сценарию, думал про себя Виллерс. Похоже, деньги сами плывут в руки.
— А
— Один Писсарро и один Сезанн.
— Гм-м-м.
Виллерс мысленно умножил на два сумму, которую собирался запросить сначала. Тут нужен Францен, и только он. Но сначала надо будет кое с кем переговорить.
— Я постараюсь помочь вам, мистер Пайн. Можете дать мне сутки?
В такси по дороге домой Виллерс размышлял о том, какай частью гонорара ему придется поделиться. А может, рискнуть, связаться с Франценом напрямую и забрать себе все? Нет, не стоит, с сожалением решил он. В конце концов все выйдет наружу, и тогда еще один человек никогда больше не предложит ему работу. Жадный, мстительный карлик. Что ему несколько тысяч долларов? Такси остановилось, и Виллерс с отвращением взглянул на кошмарную бетонную коробку, в которой теперь жил. Таксист, недополучивший чаевые, выкрикивал ему в спину оскорбления, и Виллерс, ссутулившись, поспешил скрыться в подъезде.
Выпив на удачу еще глоток водки, он набрал номер.
— Квартира Хольца.
— Он у себя? Это Виллерс.
— Мистер Хольц обедает, сэр.
— Это очень важно.
Господи, до чего же тошно общаться с дворецкими, если они не твои.
Прошла минута. В трубке послышался щелчок:
— Да?
Виллерс постарался, чтобы голос звучал сердечно:
— Извини, что беспокою тебя, Руди, но, по-моему, наклевывается что-то интересное. Есть работа для Францена, а я ведь знаю, что ты любишь сам иметь с ним дело.
— Кто заказчик?
— Сайрес Пайн, а он представляет интересы какого-то европейца. Имени называть не хочет. Ему нужны Писсарро и Сезанн.
Хольц раздумывал, глядя в приоткрытую дверь кабинета. Из столовой до него доносился смех Камиллы. Он слышал о Пайне и не раз видел его на выставках. У него хорошая репутация, и в будущем он может быть полезен. Сам Хольц останется в тени, а все возможные неприятности свалятся на Виллерса.
— Ну хорошо, — наконец сказал он в трубку. — Завтра я позвоню Францену. Дождешься моего звонка, а потом можешь дать его номер Пайну. Хотя, — Хольц издал звук, который по незнанию можно было принять за смех, — «дать», наверное, неправильное слово.
Виллерс поморщился. От этой маленькой гадины ничего не скроешь.
— Ну, вероятно, я возьму с него небольшую плату за информацию, — признался он.
— Даже не сомневаюсь. Ладно, со мной можешь не делиться. Купишь ящик «Крюга» за мою услугу — и мы в расчете.
Возвращаясь в столовую, Хольц чувствовал себя очень щедрым. А пятьдесят процентов, которые он получит с гонорара Францена, и так выльются в шестизначную цифру.
— Извините, — улыбнулся он своим гостям, садясь за стол. — Моя матушка во Флориде обедает рано и считает, что все должны поступать так же.
Он положил в рот кусочек молодой баранины и прикинул, не увеличить ли свою долю до шестидесяти процентов. С учетом дикой стоимости международных звонков
это будет только справедливо.А Виллерс тем временем изучил содержимое своего холодильника — наполовину пустая бутылка водки плюс почерневший кусок ливерной колбасы — и решил в предвкушении будущего гонорара сходить куда-нибудь пообедать. У него еще немало останется после того, как он купит этому ублюдку его шампанское. Уж винтажное-то он точно выбирать не станет.
13
Телефонный звонок, раздавшийся над самым ухом, бесцеремонно выдернул его из сна, и даже натянутая на голову подушка не заглушила навязчивые трели. Андре почувствовал, как рядом кто-то зашевелился, потом ощутил тепло чужой кожи и наконец тяжесть на своей груди, когда Люси потянулась за трубкой.
Он смутно слышал ее сонное «але», а потом подушку с уха сняли, и Люси легонько прикусила его мочку.
— Это Камилла.
Она сунула ему трубку и пристроила голову у него на плече. Андре с трудом подавил зевок.
— Ну наконец-то! Я так рада, что тебя застала!
Чересчур громкий и бодрый голос Камиллы заставил его поморщиться и отодвинуть трубку подальше от уха.
— Как дела, Камилла?
— Лучше не бывает, дорогуша, вот только очень соскучилась по тебе. Нам надо о многом поговорить. Знаешь, у меня сегодня образовалось окно, и я подумала — почему бы не пригласить моего любимого фотографа на ланч? Только мы вдвоем.
Андре услышал, как Люси прошептала ему в шею: «„Моего любимого фотографа“! Боже милостивый».
— Андре, ты меня слушаешь?
— Да. Конечно. Отлично.
— Ну и хорошо. В час в «Ройялтоне»?
— Да, в час в «Ройялтоне».
— Андре, а кто сейчас снял трубку? — не удержалась Камилла.
— А, это. Приходящая уборщица. — Люси подняла голову, усмехнулась и довольно больно куснула его за шею. Андре невольно охнул. — По четвергам она всегда приходит рано.
— Сегодня среда, дорогуша. Увидимся в час.
Следующие полчаса Андре провел, энергично желая Люси доброго утра. Наконец она оттолкнула его руки и выскользнула из постели.
— Все, мне надо идти. Все остальное оставь на потом, хорошо? — Она вернула подушку ему на ухо.
Под приглушенный шум душа Андре опять задремал, ощущая непривычное блаженство, чувствуя ее запах на простынях и подушках, удивляясь, зачем надо было ждать так долго. Окончательно он проснулся, только когда почувствовал запах кофе, а рука Люси коснулась его плеча.
— Андре, пора бы уже навести порядок в твоей квартире.
Он сел на кровати и забрал у нее чашку с горячим напитком.
— Да, Лулу.
— У тебя холодильник похож на научную лабораторию. Там целые колонии плесени, и они быстро размножаются.
— Да Лулу.
Она наклонилась, чтобы поцеловать, его.
— И постарайся ни во что не влипнуть, слышишь?
Он начал скучать, едва за ней закрылась дверь.
Четырьмя часами позже, все еще ощущая легкое и радостное головокружение, Андре шел следом за официантом к заказанному Камиллой столику. Лица остальных клиентов, словно линзы фотокамер, поворачивались в его сторону в надежде увидеть знаменитость и тут же отворачивались, даже не пытаясь скрыть ни интереса, ни последующего разочарования.