По ступенькам декабря

«Твоя животина у нас все сожрет и не подавится! – возмущалась бабуля, отнимая изжеванный тапок у очередной дворняги. – Три котлеты вчера без вести пропали, а в них свинины полкило!»

К пятнадцати годам Даша «угомонилась» – именно такой диагноз ей поставила соседка по лестничной площадке, Евдокия Егоровна Кумова. «Хоть кому-то переходный возраст на пользу», – шипела она, сметая с потертого коврика пылинки.

Но тишина была обманчивой… Душа пела, танцевала, хитрила – Даша из гадкого утенка превращалась в лебедя… Мир вокруг наполнялся красками, запахами, движениями и звуками. Мир становился гуще, красивее, даже прекраснее. И в этом мире совершенно не было зла – надежда, только надежда и свет! И волшебство. Обязательное. Постоянное. Доброе.

И вновь Даша тащила в дом собак, котят, хомяков… А однажды принесла снегиря. Она нашла его зимой под деревом – нога в сторону, крыло раскрыто веером… Дышит? Дышит!

«Я тебя спасу, – уверенно сказала она. – Это вообще не проблема». Холила его, лелеяла, а следующим декабрем выпустила на свободу. «Лети к Деду Морозу, передавай привет…»

Выпускать было жалко, но держать в клетке вольную птицу категорически нельзя.

С детства Даша знала, что у нее есть сестра, но взрослые не любили обсуждать эту тему и не баловали подробностями. Зато соседки подкидывали информацию – скупую, но с годами растущую как снежный ком. То Алевтину увезли, когда ей было два года, то три, то четыре, то она была тощей сероглазой блондинкой, то пухлым ребенком с черными волосами, то ее отец работал инженером, то кочевал вместе с цирком-шапито по стране, то снимался в кино. Даша перестала слушать сплетни и составила свой личный образ сестры, состоящий из минимального количества характеристик: Алевтина – хорошая, умная, заботливая. Все. Цвет волос уж точно не имеет значения.

Болезнь свалила бабулю неожиданно, врачи разводили руками и упирали на слово «старость», соседка закатывала глаза к потолку и с чувством называла Дашу «сиротиной абсолютной и круглой». Дни потемнели и, казалось, стали короче. А бабушка вдруг погрузилась в воспоминания: то фотографии попросит, то звонить кому-то начнет, то письма перебирает. И главной темой разговоров стали Аля и ее отец.

Даша уже мечтала увидеть сестру, хотела заглянуть в ее глаза, найти общее и противоположное… Всплывали подробности, факты, детали, сердце стучало то ровно, то торопливо… Их судьбы – такие разные, практически параллельные, неожиданно стали совпадать и переплетаться…

А потом Даша осталась одна.

Вернее не одна, а с надеждой в обнимку.

– Все ждешь? – насмешливо спросила соседка Евдокия Егоровна и сузила глазки. – Жди– жди, только она не напишет тебе, не позвонит и не приедет. На фига ты ей сдалась, босота необразованная!

– Мне нужно было за бабушкой ухаживать и работать, поэтому я никуда и не поступала, – просто, без тени расстройства или раздражения ответила Даша и легко добавила: – А Аля объявится, я уверена, может, еще письмо не дошло.

– Дура! Ну, жди, жди своих алых парусов, до морщин у окна простоишь! – Евдокия Егоровна оттеснила Дашу от мусоропровода и громыхнула синим ведром. – Никому ты не нужна, понятно? Год еще пересиди как-нибудь, а потом мужа ищи – в этом твое спасение. Да не кобенься, позовут – иди.

– Вы, Евдокия Егоровна, – улыбнулась Даша, – мыслите, как первобытная женщина, которую мамонт не догнал… Ой, извините, – она вжала голову в плечи. – То есть любовь же на свете есть, счастье… Именно это я и хотела сказать.

– Дура! – повторно припечатала соседка, плюнула и вразвалочку устремилась к двери своей квартиры.

– А вы… не волшебница, – хитро улыбнулась Даша.

Евдокия Егоровна никогда бы не узнала о письме Глебу Сергеевичу Воробьеву, если бы не имела позорную привычку подслушивать и подглядывать. Стоило загреметь ключами, как она припадала к глазку или высовывала нос в дверную щелку. И Даша в один ненастный день попалась ей на пути с запечатанным конвертом в руках. И на вопрос: «Кому пишешь, горемыка?» честно и даже с гордостью ответила: «Отцу своей сестры!» У соседки от шока лицо побелело, а уши, наоборот, побагровели. До первого этажа она бежала следом, перепрыгивая через ступеньку, и сыпала вопросами, на которые получала ответы хоть и не подробные, но вдохновенные! Вот с тех пор и не могла Евдокия Егоровна найти покоя.

– И с работы тебя выгнали, непутевая! – напоследок махнув ведром, бросила соседка.

– Новую найду, – не сбиваясь с курса оптимизма, ответила Даша.

С работы ее действительно выгнали, но, несмотря на то что сбережений осталось мало, она не жалела об этом. Ничего страшного. В понедельник будут продавать газеты с новыми объявлениями, а значит, появится шанс устроиться лучше. И учеба никуда не денется, школу она закончила всего с тремя четверками, а остальные-то пятерки!

Последний год Даша работала на рынке в небольшом ярком магазинчике «Овощи-фрукты». Сначала отвечала за уборку, витрину и за эти самые овощи-фрукты, потом владелица, бойкая Раиса Максимовна, прикупила соседнее помещение и расширила бизнес. Даша пошла вверх по карьерной лестнице и стала помощником продавца, то есть уже не только летала по магазинчику и накладывала, что просили, но и взвешивала. Вот тут-то и пошла череда конфликтов. Молодое поколение выступало за честность, справедливость и мир во всем мире, а умудренные жизнью и опытом коллеги за кое-что другое… И три дня назад ранним зимним утром Даше всучили ее имущество, а именно кружку, и сказали: «Прощай, нам не по пути».

«Да, нам не по пути», – подумала она и зашагала обратно к дому.

И теперь она вдобавок к своим мечтам еще и безработная.

Но скоро Новый год, а значит, нужно ждать чуда!

* * *

– Я что, должен сам печатать письма и наливать кофе?! – рявкнул Воробьев в трубку. – Ко мне люди ходят! Нормальные люди! А у меня секретарши нет! Вы чем заняты? Вы отдел кадров или богадельня в дремучем лесу?! И вообще, я просил найти мне толковую помощницу – с мозгами и ногами… Тьфу! С мозгами и опытом работы! А вы ничего не можете! – Он бросил трубку и обматерил «каждую корову», которая переступает порог офиса, «приклеивается задом к стулу» и не желает выполнять свои обязанности. – А Натаха, зараза, не звонит…

Глеб Сергеевич отчаянно хлопнул ладонью по стопке бумаг и пригорюнился. Его пригласили на бесчисленное количество светских новогодних мероприятий, а ему не с кем пойти. Есть телефонный список давних подружек, есть список нынешних мимолетных увлечений, но никого звать с собой в рестораны не хочется.

– Птички-синички, но не Снегурочки! – прокомментировал свои сомнения Воробьев. – Да и надоели они хуже горькой редьки…

Нет праздничного настроения, и взять его неоткуда.

«А звонить Наташке я не стану, но если она все же сама… тогда да…»

Надежда еще оставалась, правда небольшая, и Глеб Сергеевич, цепляясь за соломинку, принялся мечтать. Значит, она ему звонит и говорит: «Лапусь, прости, я была неправа, жизнь без тебя невыносима! Давай я приеду прямо сейчас и заглажу свою вину… Лапусь, ты же знаешь, как я тебя люблю, и вчера я купила новое нижнее белье…» А он недовольно, ворчливо спросит: «А белье сексуальное? Или парашюты какие-нибудь?» А она: «Лапусь, ну конечно сексуальное, как ты можешь сомневаться?..» Тогда он поломается немного и скажет: «Ладно, приезжай, уж так и быть, прощаю тебя». Натаха примчится и они… наверстают упущенное.

Воробьев размяк, превратился в горячую вареную сгущенку и растекся по столу. Возможно, она еще позвонит… но тогда нужно подготовиться, чтоб уж наверняка… чтобы до Нового года ей уже никуда метаться не захотелось… А потом… а потом она будет у него как шелковая. Кто в доме хозяин?

– Куплю Наташке какую-нибудь фигню с брюликами, – решил Глеб Сергеевич, – и ей приятно, и мне спокойнее. Объявится – и подарю.

Молниеносно сорвавшись с места, он устремился в ЦУМ. Перекрестки, дома, светофоры мелькали, не задерживая внимания, – вперед, быстрее, быстрее. Точно от покупки зависел результат, точно Натаха уже сидела в приемной и ждала подарочка и его – воробьевского – мурлыканья.