По ступеням «Божьего трона»

Отсюда местность стала довольно заметно возвышаться, а горы Ю-хан-лу принимать более дикий, скалистый характер. Граниты сменились столь распространенными в Бэй-Шане кремнистыми сланцами с жилами кремня, очень скоро выклинивавшимися вглубь, а затем – красными гранититами, мощные выходы которых заставляли дорогу не раз давать большие излучины. Граниты, сложив гребень хребта, который возвышался над дорогой метров на триста, вскоре понизились, образовали седловину и, выступив еще раз в южных боках последней, скрылись под круто приподнятыми толщами кремнистого сланца, который, переслаиваясь далее с известняками, образовал новый горный подъем OSO [восточно-юго-восточного] простирания. В то же время на востоке километрах в пятнадцати от дороги, ясно обозначились высоты, имевшие NNW [северо-северо-западное] направление, которое они сохраняли и в течение всего последующего дня до встречи с западным продолжением гор Бэй-сянь-цзы.

Еще далее на юг кремнистые сланцы исчезают; их окончательно сменяют известняки, которые, чередуясь с песчаниками, и обрываются в всхолмленную невысокими грядками котловину Хун-лю-юань, по которой протекал небольшой ключик. Здесь выстроено четыре просторных таня; в одном из них мы застали в числе других постояльцев и несколько ишакчей из Хами, которые везли на родину сырые кожи яков и гаотайский рис. Абсолютная высота этой станции оказалась еще большей, чем высота Да-цюана, и равнялась 5975 футам (1821 м).

Выступив на следующий день из Хун-лю-юаня, мы сразу же стали втягиваться в невысокие горы Ша-цюань, сложенные на северных своих склонах главным образом из песчаников и известняков. Эта свита пород налегала на несогласно с ними пластующиеся глинистые сланцы, которые далее выходили на дневную поверхность и образовывали наивысшие части сильно разрушенного хребта, подымающегося в среднем метров на 150 над полотном дороги. Пройдя эти горы, мы вступили в местность, представляющую почти выровненную поверхность гнейсов и слюдяных сланцев, переходящих в гнейс, прикрытых кое-где дресвой и щебнем, среди коего в изобилии попадалась кварцевая галька; кварц, впрочем, выклинивался на поверхность довольно часто, в особенности в области простирания гнейсов, резко выделяясь на их темном фоне в виде ярко-белых пятен.

Такою местностью, обнаруживавшей заметное склонение к югу, мы шли километров десять, когда неожиданно очутились на берегу сухого русла реки, которое скалой слюдяного сланца разбивалось на два рукава, из коих южный был глубже северного, менее занесен глиной и галькой и хранил ясные следы временами текущих здесь вод. Вершина этой реки терялась вдали, но в принятом ею направлении мы заметили значительные высоты (вероятно, продолжение хребта Ю-хан-лу), позади которых подымался огромный голец, известный у монголов под именем Баин-ула.

По южную сторону сухого русла снова выступил слюдяной сланец, а дальше, на протяжении 8 км, дорога пересекала невысокие гривы чередующихся между собою глинистых сланцев и гнейсов. Наконец, мы вышли в солончаковую котловину Бай-дунь-цзы, отовсюду замкнутую горами, в которой протекал ручей, составлявшийся из ключиков и наполнявший затем два обросших камышом пруда. Расположенная здесь станция представляла уже настоящее поселение: один казенный, два частных таня, пикет, кумирня, две-три лавочки и, наконец, еще какие-то постройки в развалинах.

На станции съезд проезжающих был настолько велик, что мы едва могли разместиться, да и то только по отбытии какого-то мандарина, который совершал свой переезд на место нового служении в сопровождении немалого числа слуг. От него мы узнали чрезвычайно встревожившее нас известие: на р. Су-лай-хэ показались полыньи, делающие переход через нее если еще и возможным, то далеко не безопасным. Как нарочно, день 22 февраля был необычайно теплым: около полудня термометр в тени поднимался до 14°, а к 9 часам вечера спустился всего лишь до –0,5. Итак, следовало торопиться перешагнуть это последнее препятствие, отделявшее нас от полосы культурных земель вдоль северных склонов Нань-Шаня.

К Су-лай-хэ мы выступили ночью. Горы, окаймляющие котловину Бай-дунь-цзы с юга, а за ними и последующие возвышенности. оказались сложенными из переслаивающихся между собою гнейсов и кристаллических (глинистых) сланцев, которые, как мы это видели выше, выступали и в горах между сухим руслом и станцией. Эта огромная свита кристаллических сланцев заканчивалась выходами песчаников, которые и служат в этом месте южной гранью Бэй-Шаня.

К югу отсюда потянулась галечная пустыня, над которой, в фиолетовой мгле, уже ясно рисовался снеговой гребень Нань-Шаня – обиталище духа земли (лин-цзы) Ло-ву, или Гянь-ву, которого китайцы изображают чудовищем, имеющим лицо человека и тело тигра, с ожерельем из девяти человеческих голов.

Глава двадцать вторая. Долиной реки Су-лай-хэ

Последние скалистые высоты встречены были нами на девятом километре от станции Бай-дунь-цзы; отсюда же, на протяжении целых двадцати километров, потянулась равнина, представлявшая характер типичнейшей, почти вовсе лишенной растительности, каменистой пустыни. Галька только в непосредственной близости от реки сменилась глиной, поверхность коей была изрыта старицами и еще заливаемыми в половодье рукавами реки. Здесь [встречались] кое-где камыш, чий (Lasiagrostis splendens), гребенщик и другие растения пустыни, а также небольшими площадками виднелись и так называемые в Туркестане «сазовые», т. е. преимущественно осоковые травы.

В сотне шагов от р. Су-лай-хэ высилась большая кумирня Лун-хуан, вход в которую стерегли два безобразных с отбитыми конечностями идола; впрочем, она производила впечатление поддерживаемого здания.

Плёс Су-лай-хэ, разбившийся на два протока, имел здесь в общей сложности до 53 м ширины, но река, судя по характеру ее весьма отлогих берегов, не могла быть особенно глубока. Китайцы нас не обманули: лед, действительно, местами отстал от берегов и кое-где дал значительные пересекающиеся между собою трещины.

Так как подо мною была самая сильная из лошадей каравана, то я и решился прежде, чем допустить переправу, лично испробовать крепость ледяного покрова. Рискованнее всего был первый прыжок через небольшой ручеек, который стремительно несся по льду у самого берега, но затем все пошло гладко, и я почти рысью выбрался на травянистую площадку левого берега Су-лай-хэ, куда вскоре собрался и весь остальной караван. Так как площадка эта была сырая, то мы поднялись выше, на следующую речную террасу, где и остановились, не доходя метров 640 до городка Ань-си.

Едва мы разбили свой лагерь, как к нам явились китайцы с предложением купить у них пару фазанов. Это были великолепные экземпляры самцов Phasianus satscheuensis Plsk.

Николай явился тотчас же на сцену.

– Спроси у них, где добыли они этих птиц.

– Да тут вот, в полукилометре отсюда, в кустарниках, около фанз, их сколько угодно.

– Ну, ребята, завтра охота!

Радости нашей не было конца. Но радость эта была преждевременной.

В 7 часов вечера подул западный ветер, принесший тучи и холод. Погода вдруг изменилась до неузнаваемости. Еще накануне мы радовались наступлению тепла и весны, а теперь мы принуждены были вновь вынуть запрятанные уже валенки, фуфайки и другие теплые вещи. В течение последующих четырех дней, проведенных нами на стоянке у г. Ань-си, ветер менял несколько раз направления, будучи то западным, то северо-западным, то, наконец, северо-восточным. Ночью с 24 на 25 февраля дул сильнейший северо-восточный ветер, который нагнал тучи темно-свинцового цвета. В час пополудни повалил снег при температуре -2,5° С; в 6 часов вечера к снегу присоединился сильный ветер, который свирепствовал часа три и чуть не причинил нам порядочной беды. Он застиг возвращавшихся с охоты на джейранов (Gazella subgutturosa) казаков Глаголева и Колотовкина, которые вскоре потеряли дорогу и, изнемогая от усталости, брели уже наудачу, когда вдруг заслышали сигнальные выстрелы. На радостях они выпустили в ответ последний патрон, после чего без дальнейших злоключений добрались до нашего лагеря. Пурга окончилась, но снег продолжал валить в течение всей почти ночи, так что утром нам пришлось отгребаться, точно мы находились не на краю Гобийской пустыни, а у себя на родине. Замечательно, что и в последующие дни небо оставалось пасмурным; оно несколько расчистилось только вечером 26 февраля, да и то ненадолго; вместе же с сим холод усилился, и в ночь на 27 февраля мороз достиг -24°.