По светлому следу (сб.)

– А кого? – перебивает его Огинский. – Партизан, которые сразу же начали устраивать диверсия.

– Какие же диверсии, господин штурмбанфюрер? Не помню что-то…

– А вот я буду вам сейчас припоминать. Кто поезд подорвал на перегон Горелое – Мохово?

– Партизаны, господин штурмбанфюрер…

– И я говорю то же самое. Партизаны, которых вы набрал в дорожный рабочий. Ну, а ваше какое есть мнение, господин начальник полиция?

– Это очень даже возможно, господин штурмбанфюрер, – угодливо кивает рыжей головой Дыбин. – Они могли специально завербоваться, чтобы потом нам напакостить…

– Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер, не дорожные рабочие это, а партизаны. Я ведь лично каждого подбирал из самых надежных, хорошо мне известных. Да ведь я… да ведь мне… -Тут Куличев бросает тревожный взгляд на Огинского и просит: – Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, господин штурмбанфюрер. Пусть господин начальник полиции меня извинит, но я не имею права рассказать всего при нем.

Дыбин порывисто встал и вопросительно посмотрел на «штурмбанфюрера».

– Идите тоже погуляйт, – говорит ему Огинский. – Вам полезно немножко проветриваться. Ну-с, – поворачивается он к Куличеву, – мы теперь есть одни. Я слушаю вас.

– Вы знаете господина майора Вейцзеккера? – почти шепотом спрашивает бургомистр. – Это доверенное лицо господина рейхскомиссара и начальника тылового района группы армий «Центр»…

– А какой это имейт значение, знаю я или не знаю Вейцзеккера? – резко прерывает Куличева Огинский. – Я есть личный представитель гаулейтер Заукель, назначенного на пост главного уполномоченного по использованию рабочая сила самим фюрером. И вы не задавайт мне больше никаких вопросов, а извольте отвечайт на мои.

– Умоляю вас, господин штурмбанфюрер, выслушать меня до конца. Я тут, в Овражкове, доверенное лицо господина майора Вейцзеккера… Я бы мог позвонить ему, и он подтвердил бы все это, но господин майор Вейцзеккер категорически запретил мне связываться с ним по телефону. Я езжу к нему с устными докладами тайно не только от моих коллег и начальника местной полиции, но и от немецкой гражданской администрации нашего областного комиссара.

– Ну и что же у вас за секрет с этот Вейцзеккер? – иронически усмехаясь, спрашивает Огинский.

Невольно осмотревшись по сторонам и понизив голос до шепота, Куличев сообщает:

– Господин майор Вейцзеккер поручил мне создать тут, в Овражкове, школу опытных железнодорожных диверсантов.

– Вам? – смеется Огинский. – Ну, знаете!…

– Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер! Везите меня в таком случае к господину Вейцзеккеру, он сам вам это подтвердит.

– Ну что ж, – после некоторого раздумья произносит Огинский, – это можно, пожалуй. Уж очень это есть неправдоподобство… Но если только…

– Нет, нет, господин штурмбанфюрер, все точно, как я говорю! Бог свидетель!

– А еще лучше, если вместо бог сам майор Вейцзеккер, – усмехается Огинский.

– Так давайте тогда поедем!…

– Да, придется. Собирайтесь.

– А чего мне собираться? Я готов!

– Ну, тогда пошли в машина. Господин Дыбин! – повышает голос Огинский.

Начальник полиции, видимо подслушивавший под дверью, торопливо входит в комнату.

– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер, – замирает он перед Огинским по стойке «смирно».

– Вот что, господин Дыбин: мы сейчас будем поехать с господином Куличев к ваш окружной комиссар, а вы тут останетесь за господин бургомистр.

– Яволь! – ретиво восклицает Дыбин. – И не извольте беспокоиться, всё будет в полном порядке.

– Включай мотор, Ганс! – выйдя на улицу, по-немецки командует Азарову Огинский. – Прошу вас, господин бургомистр! – распахивает он заднюю дверцу машины перед Куличевым и садится с ним рядом.

– Счастливого пути, господин штурмбанфюрер! – приложив руку к козырьку фуражки, восклицает Дыбин, как только машина трогается.

– Лебэн зи воль, господин начальник полиция! – отвечает ему Огинский.

ИСПОВЕДЬ КУЛИЧЕВА

Некоторое время они едут молча. А когда машина выезжает за пределы Овражкова, Огинский спрашивает:

– Вейцзеккер, как я понимайт, доверил вам свой план, конечно, по секрет?

– Под строжайшим секретом, господин штурмбанфюрер, – признается Куличев.

– Почему же вы тогда их выбалтывайт?

– Так ведь вам…

– Нет, не только один мне. Не знайт вы разве, что господин Дыбин не будет упустить случай подслушать под дверь?

– Ваша правда… Виноват, господин штурмбанфюрер! Разволновался и совсем забыл об этой привычке начальника полиции. Уж очень обидно было, что вы мне не доверяете. Но это хорошо, что мы едем к господину майору Вейцзеккеру. Уж они-то знают, чего я стою, ибо доверили бы мне разве такое дело? И не только организацию диверсионной школы. Для этого нужно было еще одну операцию провернуть.

– Какую же?

– Поручили мне заслать провокатора в местный партизанский отряд. А я послал туда двух…

– Зачем же двух? Я это не понимайт.

– Первого на явный провал, ибо второй должен был разоблачить его как провокатора, чтобы ему самому потом больше веры было. Это уже я сам, без их, господина Вейцзеккера, подсказки…

«Ну и иезуит!» – с отвращением думает Огинский и, с трудом сдерживая негодование, спрашивает:

– А что было поручено первому?

– Первый должен был сообщить о готовящейся против партизан большой карательной экспедиции.

– А второй?

– Второму, для разоблачения первого, поручалось поведать партизанам, что тот ложными сведениями хотел вынудить их уйти из этих мест. И это для того вроде немцам требуется, чтобы партизаны не заинтересовались Пеньками, в которых замышляются будто бы медицинские эксперименты над военнопленными…

– Будто бы?…

– Да не на самом деле. На самом-то деле там, наверно, вообще ничего не будет или для отвода глаз что-нибудь… Зато тут, в Овражкове, начнет создаваться школа железнодорожных диверсантов.