«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны
Шрифт:
4. Отсутствие у начальствующего состава инициативы и самостоятельности, медлительность и неуверенность в принятии решений, «расплывчатость» в постановке боевых задач, ступорная реакция на незначительные изменения обстановки.
5. Малоподвижность всех родов войск, отсутствие взаимодействия между пехотой, артиллерией и авиацией.
Заместитель начальника Штаба РККА С.А. Пугачев 23 сентября 1925 года докладывал Реввоенсовету о результатах масштабных маневров в Ленинградском, Западном и Украинском военных округах:
« Проведенные в этом году маневры страдают отсутствием поучительности. Задания, поставленные округам Штабом РККА в отношении проверки различных видов боевой деятельности войск в определенных условиях обстановки местности, в значительной своей части не выполнены. Руководство
… расценивая маневры, как поверку подготовки командного состава, войсковых штабов и войск и имея в виду, что переход армии на боевое положение с объявлением войны будет также кратковременным, опыт маневров говорит за нашу неготовность и заставляет опасаться крупных организационных недочетов в боевых операциях первого периода войны…
… недочеты снабжения войск вызывают опасения, насколько они будут способны к продолжительному ведению войны. Если снабжение так слабо поставлено в мирное время, то надо полагать, что в военное время дело будет обстоять еще хуже».
Подводя итоги первых двух лет, М.Н. Тухачевский в ноябре 1926 года отмечал: « Почти все время расходовалось на марши, «маневрирование», а самое важное — бой — протекал скомканно, быстротечно, создавая в войсках неправильное представление о процессе современного боя. Известен случай, когда обе стороны до того «заманеврировались», что друг друга не встретили и бой вовсе не состоялся. Этот маневр, имевший место в прошлом году, продолжался шесть дней и, не дав никакой общевойсковой выучки, обошелся нам в 30 тысяч рублей. Почти не лучше проходили маневры и во всей Красной Армии».
Михаилу Николаевичу было с чем сравнивать: он только что вернулся из Германии, где наблюдал за осенними маневрами рейхсвера. Начальник Штаба РККА предложил не замахиваться на постановку войскам оперативно-стратегических задач, а сосредоточиться для начала на изучении процесса боя и отработке тактических навыков.
В 1927 году, согласно постановлению РВС СССР, учебные цели наконец были «в основном достигнуты», хотя еще имели место «крупные недочеты», как то: отсутствие правильной организации работы в аппаратах полевого управления, приверженность штабов к бумаготворчеству, неудовлетворительная работа тыла, недостаточный уровень смелости, решительности и активности командного состава, слабое взаимодействие родов войск, медлительность действий и малая мобильность артиллерии, проблемы с разведкой и связью. Бюрократический совстиль подобных документов уже вполне сложился: с одной стороны, мы имеем грандиозные достижения, с другой — наблюдаются отдельные недостатки. К примеру, артиллерийские разведчики умеют смотреть в бинокль и даже в нужном направлении, но не способны «докладывать о результатах наблюдения»; связисты удовлетворительно(!) пользуются телефоном, но «не знают прочих средств связи», взаимодействие с пехотой улучшилось, но «еще не достигло требуемого уровня». В следующем году от войск требовалось изжить недочеты и перейти «к высшим формам боевой работы, требующим самодеятельности, инициативы и тактического искусства».
Средств для практического обучения выделялось недостаточно, что неизбежно влекло за собой понижение искусства стрельбы. Согласно докладу ВРИО инспектора артиллерии Д.Д. Тризны о результатах боевой подготовки в 1926/27 учебном году:
« Ограниченный отпуск снарядов пришлось восполнить путем подготовительных занятий, из которых наиболее широко использованы были и принесли наибольшую пользу имитационные (подражательные) стрельбы и корректировочные площадки для стрельб с авиацией.
Все же недостаток снарядов сказался отрицательно: а) на практике в самостоятельной стрельбе командиров взводов, которые на 50 % ее не имели; б) на практике всего командного состава в наблюдении разрывов; в) на практике в стрельбе на поражение, которая за редким исключением почти не производилась…
Командиры дивизионов в большинстве еще плохо справляются с управлением батареями, слабо владеют техникой целеуказания, не умеют организовать огневое взаимодействие батарей и запаздывают с распоряжениями о выдвижении или перемещении батарей на поле боя».
Среди причин, отрицательно влиявших на результаты боевой подготовки, назывались: некомплект командного и рядового состава во время лагерных сборов, квалифицированных работников штабов артиллерии, некомплект конского состава, некомплект приборов для стрельбы, телефонного, метеорологического и топографического имущества и строевых седел, перегруженность артиллерийских штабов административно-канцелярской работой, а командиров батарей — хозяйственными мелочами.
На 1928 год на проведение артиллерийских стрельб было отпущено по 21 выстрелу на одну «трехдюймовку», 13–16 выстрелов на другие калибры и по 8 мин на миномет. В связи с этим все шире практиковались так называемые имитационные стрельбы. Для сравнения: в царской армии каждая артиллерийская часть, согласно «Инструкции для подготовки полевой артиллерии» 1910 года, должна была отработать стрельбу с «позиций закрытых, полузакрытых (маскированных) и открытых, упражняясь в стрельбе как по войскам, так и по местным предметам различной степени видимости, укрытия и сопротивления», для чего ежегодно на легкую батарею отпускалось по 600 снарядов, в том числе 240 шрапнелей и 360 практических чугунных снарядов. И это считалось недостаточным для приобретения хорошей практики. А ведь в ходе войны появились новые цели, виды огня, способы пристрелки и корректировки.
Реальная жизнь в СССР кардинально отличалась от той, которую «показывали по телевизору». В передовицах «Правды» и сводках ОГПУ описывались параллельные миры, связь между которыми осуществлял химерический «чекист с человеческим лицом». Культивировавшееся на государственном уровне тотальное вранье породило приспособленчество и новое общественное явление — повальное очковтирательство. Этот феномен в Красной Армии впервые был зафиксирован в 1928 году: «Во время производства инспекторских стрельб почти во всех округах (нет данных из МВО и СКВО) были обнаружены случаи самого грубого очковтирательства, которые выражались в переодевании комсостава рядовыми красноармейцами, в составлении смен из хороших стрелков, гастролерства лучших стрелков из полка в полк и т. п.». Невозможно представить, чтобы в прежние времена «их благородия» принимали участие в подобных маскарадах.
«Военная тревога», кризис хлебозаготовок, решения партии об усилении «нажима» на деревню с целью изъятия хлеба привели к заметному росту в крестьянской по своему составу армии «крестьянских настроений». Сводка Политуправления РККА от 14 февраля 1928 года предупреждала, что «деревня через свои письма усиленно втягивает красноармейцев в деревенские дела и даже требует от своих сыновей в армии помощи и противодействия хлебозаготовительному нажиму», а иногда «даже пытается восстановить красноармейцев против службы в армии — предлагает бежать из армии, а в отдельных случаях просит вооруженной поддержки».
В казармы хлынул поток писем от родственников о начале нового похода большевиков против деревни:
«Это не жизнь пошла, а погибель всему миру. По всему видно, что придется пропадать, хоть бы вы там говорили. Вам вольнее говорить, чем нам. Говорите своему начальству, почему это делается. Поднимайте вопрос, иначе мы все до единого человека погибнем…
Советская власть есть бич народа, я бы предложил вам, красноармейцам, поднять вопрос на собрании о том, чтобы не морили людей голодом и не издевались над народом. Вам непременно нужно поднимать вопрос на собраниях, потому что вы из деревни и знаете нужды деревни…
Пусть она провалится, такая власть, долго ли еще придется терпеть, когда же всему придет конец, а вы еще служите и защищаете эту власть. Как получишь письмо, всем товарищам расскажи, какое обращение с нами, и вы там подумайте, можно ли жить так дальше…»
Политорганы и особые отделы с беспокойством отмечали «разговоры о возвращении времен военного коммунизма», расслоение среди военнослужащих, в том числе и среди командного состава, на кулаков, середняков и бедняков, обострение «антагонизма между крестьянами и рабочими слоями». Отдельные несознательные бойцы демонстрировали «нездоровые настроения» и даже делали «политические выводы», скатываясь на кривую дорожку контрреволюции.