По своим следам

Услышав адрес здания на Краснохолмской набережной, в голове забрезжило. Опережая Олега, я присел напротив Зайцева.

— Назови имя. Кто руководит операцией?

— Питовранов — сплюнул майор. И я испытал мгновенное, но сильное облегчение. — ставил задачи Питовранов.

Я хотел сказать Косичке что все, можно сваливать. Но он спросил:

— И как же, милый друг, ты был намерен поступить с Петровым после беседы?

— Сдали бы в отдел на Соколе. С ампулами морфина.

Я не очень впечатлился. Чего пугаться, если пуля провистела. Хотя … какие все же пидоры!

— Ну что же — задумчиво сказал Косичка, — тогда не обижайся. Ничего личного.

— Олег — сказал я. — я их мочить не буду. И тебе не дам. Понял?

— Вот это да! — Косичка, кажется, был искренне изумлен — мочить говоришь? Неееееет, у нас есть способ получше.

Я полез в рюкзак и достал диктофон. Лишь бы не заело на морозе. Но вроде бы Филипс, батарейки свежие. Перемотал, включил. Дал послушать парням и Зайцеву.

— Ты все понял? — спросил я майора. Тот отвернулся.

Мы закурили и отошли в сторону.

— Ну что, поехали отсюда?

— Вот как тебя, Пит, такие девушки любят? Ни грамма ведь оперативного мышления!

Подошел Валя с матерчатой сумкой, в которой звякало стеклом. Испуганно юркнула мысль, что они сейчас сожгут ментов. Но все оказалось интересней. Валя достал из сумки бутылку водки. Сорвал пробку. Подошел к майору, зажал тому нос и стал лить в горло, приговаривая:

— Пей водочку майор, все лучше, чем на людей бросаться. Вот выпьешь, и не станешь никого по голове бить. Я понимаю, ты к коньячку привык…

Часть разлилась, но две трети Зайцев всосал. Но Валя не останавливался, и залил в него еще пол литра. А потом пошел ко второму.

— Не помрут с перепою?

— Это ты, Пит, о советских офицерах? Помрут? От водки?!

Через пятнадцать минут оба мента не стояли на ногах. Пробовали, но не получалось. Валя влил им еще бутылку на двоих. И мы, к моему удивлению, их опять загрузили в джип. Приехали к скверику на Расплетина. Расчистили от снега скамейку, и усадили. Между ними поставили полупустую бутылку водки, расстелили газетку. Очень натурально разложили надкусанные бутеры с колбасой. Проходя мимо урны на выходе, Косичка выкинул туда обе ксивы. Валя взял у меня две копейки и ушел звонить. Издали понаблюдали, как минут через десять подъехал луноход. И менты погрузили в него обоих.

— Старший экипажа — мой приятель. — пояснил Олег. — Я его попросил двух уродов, что к бабе пристают, упаковать. Он не против. Не любит бухариков.

После этого мы поехали к метро Щукинская и там встретились с пожилой женщиной. Одетой в шляпку и боты и вообще, какой то старорежимной. Ей Косичка отдал пакет, в котором лежали оба ствола в портупеях. Мы подвезли её до отдела милиции. И она пошла сдавать оружие, что нашла на помойке, когда выносила мусор.

— Моя учительница. — Пояснил Косичка. — ненавидит вертухайщину. С удовольствием согласилась помочь. Ну и денег я ей подкинул.

Решили не ждать. Да она вкурсе, что да как. Хорошая женщина. Поехали, отвезем тебя.

Пока ехали, просветил, что за они мной присматривали с воскресенья. И этих троих срисовали почти сразу. Они менялись, но были одни и те же. И сидят они в общаге на Соколе. Стало ясно, что это не операция спецуры. А какая-то левая история. А когда поняли, что меня решили брать, подготовили ответную операцию.

— Эти гандоны, Андрюха, хлебнут у меня по полной. Им теперь мало не покажется. Сдохнут оправдываться и объясняться. Как утеряли стволы, ксивы, пьянка. Им жопу то на барабан быстро спроворят. А потом отправят за полярный круг поддерживать порядок среди тюленей.

— Зверь ты, Олег. Может, вернемся, и грохнем из милосердия? Че же так над людьми то?

— А ты то каков? А? Мочииить.

— Ну, ты пойми, как их мочить, если никакого реквизита?

— Реквизита?!

— Это азбука спецопераций, Олег. Трупам нужно сунуть в руки осьминога и маракасы. Чтоб запутать следствие.

Сидящий за рулем Валя хрюкнул. Но потом спросил:

— А если балалайку вместо маракас?

— Не, мгновенно вычислят.

— Ты, Пит, как хочешь, а все что твоей теще пообещал — исполнил. Сначала в морду. А потом у них суд. И хорошо если офицерской чести. А то могут и по уголовке пустить.

Я засмеялся. А че скрывать, теща так теща, мне нравится.

Подъехав к дому, я не стал сразу вылезать а рассказал, что история обрела законченность. Дом на Краснохолмской, что снесут в нулевые, — хозяйственная администрация ТПП. Евгений Питовранов редкий мудак. Видимо, претендует на управление активами, что контролировал Мединский. Бывший гэбэшник, обхезавшийся множество раз. Последний оглушительный провал — попытка под маркой Торгово-Промышленной Палаты организовать разведывательную сеть за рубежом. Почти мгновенно раскрытый на западе план. Привел к тому, что всех, кто приезжает из СССР, считают агентами ГБ, Сейчас он работает в ТПП типа свадебным генералом. И страшно мечтает сотворить что-нибудь эдакое. Но в связи с полной бездарностью, всюду проваливается. Как сейчас. Нам можно выдохнуть. Наличие записи, забери, кстати, Косичка, немедленно сворачивает его активность. Ибо он еще и ссыклив.

Карченков достал из бордачка флягу, отхлебнул и передал мне:

— Водка, хлебни, а то подмораживает. Но присматривать за тобой мы не перестанем. Пока полностью не убедимся.

— Если увидите слежку — дайте знать. Я начну контригру.

— Ой! И как это выглядит?

— Находишь сидящего на лавочке совершенно незнакомого мужчину. Подсаживаешься. Как бы незаметно подвигаешь по лавочке ему конверт. Говоришь: «Все должно выглядеть как несчастный случай». Уходишь. А?!

Бурцев, по моему, заплакал. Косичка закашлял, оросив лобовуху водкой. Я хлопнул обоих по плечу и пошел домой.

Дома я, как и планировал залез в душ. Выпил полтиник, только водки. И подумал, что ничего не кончилось. Никуда она не денется.

Глава 46

Серега, доктор Слава, и самолет с экипажем, вернулись спустя сутки после попытки моего похищения. Я провел эти сутки в сумерках сознания. То ли продуло, то ли перенервничал, то ли все сразу. Утром проснулся с соплями и горлом, позволяющим говорить только шепотом. В остальном чувствовал себя вполне сносно. Хотя, какая разница? Все равно поехал на работу.

Там то и настал настоящий ад. Народ, сообразив что я не умираю, а всего лишь тихо говорю, исполнился сочувствия. И сочувственно говорил гадости, наслаждаясь моей безответностью. Потому что стоило мне повысить голос, как раздавалось сиплое шипение, вместо гневных слов.

— Наконец то! Пит умирает! Радость то какая! — заблажил Лёня как только убедился в моем бессилии достойно ответить. — Наташ! Не знаешь, где найти руководство по расчленению трупов?

— Отстань, Лёня. У тебя дел что ли нет?