По темной стороне

Я почувствовала, как сердце в истерике пакует чемоданы, мечась по грудной клетке и расталкивая лёгкие, отдавив почки и чуть не завязав морским узлом кишки, оно ринулось вниз. В гости к пяткам.

Мочалки, конечно, тоже на котяток похожи не были, но такого страха, как это желтоглазое чудовище, не вселяли. Это был чистый, незамутненный животный ужас.

Огромное двухметровое нечто замерло на пересечении коридоров, стоя по колено в шевелящейся тьме.

Кристалл над ним мигнул и погас.

Мои нервы просто не смогли этого выдержать. Я побежала, забыв о том, что знающие люди советуют не убегать от диких, опасных зверей, что это их только спровоцирует.

Передо мной был не медведь и не волк, и совсем не пума, передо мной было что-то принципиально другое. Страшнее, смертоносные и голоднее.

Я неслась по коридору, потеряв где-то сапоги. Камзол скинула сама, когда почувствовала, как чёрные щупальца ухватились за его полу, и теперь белым, отлично различимым в царящем здесь полумраке призраком неслась вперёд, не разбирая дороги и не слыша даже звука собственного сбившегося дыхания.

Уши заложило, я чувствовала, как что-то пульсирует в голове, как страх взрывается миллиардами острых осколков, заставляя тело дрожать, потом собирается в один большой ком и снова взрывается.

Выскочив в незнакомый зал, я на мгновение застыла, ощущая, как тьма наплывает сзади, как тянется к моим босым ногам.

Дверь в противоположном конце зала была закрыта. Заперта или нет я не знала, но других дверей тут не было, а тьма наступала на пятки.

Рискнуть или не стоит?

Метров сто пятьдесят, не больше, отделяло меня от желтоглазого.

Я не азартная и не рисковая, я трусливая.

Оттолкнувшись от косяка, бросилась по коридору дальше, перепрыгнув через метнувшуюся ко мне чёрную ленту. Ну его к черту этот зал и риск нарваться на закрытую дверь.

Со мной играли, в этом не было сомнений. Желай это создание меня убить, я была бы уже мертва. А пока у меня был шанс. Призрачный шанс на спасение.

Добежав до лестницы, я, не раздумывая, бросилась вниз.

Где-то там должны быть двери на свободу. В крайнем случае, всегда можно выбить витражное окно нижней галереи и вывалиться в кусты чёрных роз, цветущих под стенами замка.

Я достаточно хорошо успела исследовать первый этаж, чтобы не заблудиться там.

Желтоглазый чуть отстал, и это вселяло надежду.

Большие, тяжелые двустворчатые двери были заперты наглухо. Я толкала их, пинала, пыталась даже уговорить открыться, все безрезультатно.

Оставалось красивое витражное окно, изображавшие сцену охоты. И если на дверь я не особо рассчитывала, то уж в том, что смогу выбраться через окно, даже не сомневалась.

Когда витраж не разбился вдребезги после первого удара стулом, притащенным из соседней комнаты, я ещё не отчаялась, после четвёртого запаниковала, после пятого осознала, что эта ночь может стать последней ночью в моей жизни.

Каждый раз, когда стул соприкасался со стеклом, по окну проходила полупрозрачная волна, и стул отскакивал в меня. Я уворачивалась и повторяла попытку.

Шестой попытки не было. Я умела учиться на своих ошибках, не сразу, конечно, но даже до меня дошла вся бессмысленность продолжать это. Стёкла в замке не бились.

Желтоглазый появился в галерее как раз в тот момент, когда я, пнув на прощание стул, вновь побежала.

Теперь уже наверх.

Лестница, после преодоления которой дрожат ноги, узкий полутемный переход, ещё одна лестница поменьше, коридор, ещё коридор, мрачная анфилада — открытые двери меня очень обрадовали — потом ещё один коридор, и я оказалась в заброшенной части замка.

Нет, выглядела она совсем так же, как и та, в которой жила я, но интерьер был присыпан пылью, а кристаллы, казалось, горели не от того, что тут кто-то ходит, но лишь потому, что их забыли выключить.

И даже пахло здесь забвением. Холодный, сырой воздух, полный запаха земли и пыли.

Ноги уже давно замерзли до состояния нечувствительных ходилок. Я просто передвигала их, не ощущая ни колющей крошки осыпавшегося камня, ни холода старого, кое-где треснувшего мрамора.

Большинство комнат были закрыты, а те, что оказывались открыты — пусты и не запирались изнутри. Голые стены, чёрные провалы окон. Жуть жуткая.

Перебегая от одной двери к другой, я металась по коридору в безумной надежде найти укрытие.

И не находила.

Жёлтые глаза ещё не видели меня, но я чувствовала, как тьма приближается, как она стелется по моим остывающим следам, безошибочно отыскивая дорогу.

Можно ли спрятаться от того, что видит тебя даже через камень?

Я оптимистично верила, что можно.

Ещё одна дверь, после ряда разгромным неудач, поддалась и неохотно, с возмущенным скрипом, открылась.

Свет не горел, но я быстро нашла чёрный камень и осторожно прокрутила его.

Это был кабинет. Оставленный не запертым, полностью обставленный кабинет с проходом, ведущим в спальню. А там ещё одна дверь в коридор. Запертая, но легко открывающаяся изнутри.

Путь отхода есть.

Заперев кабинет изнутри, я осмотрелась.

Пыльно, печально и очень… безысходности что ли.

Книжный стеллаж, занимающий всю правую стену, угнетал пыльными, забытыми книгами. На столе лежали бумаги, чернильница, перьевая ручка с засохшими чернилами. Кожаная папка и огромный чёрный череп. Потрогав выкрашенные чёрным зубы пальцем, я невольно вытерла его о ночнушку.

Все ящички в столе были заперты.

Осторожно присев в пыльное кресло, я осмотрелась и только сейчас заметила большую картину в красивой раме, висевшую на противоположной от книжного шкафа стене.

Семейный портрет. Он, она и ребёнок.

На тёмном фоне неровных мазков выделялось золото резного стула, на котором, выпрямив спину, сидела красивая, темноволосая, но холодная женщина с равнодушным синим взглядом фарфоровой куклы. За её спиной, положив руку на спинку стула, стоял мужчина. Массивный и хмурый, он был так же черноволос. Тёмные глаза с сурового лица смотрели тяжело и пристально. Как бы я не встала, с какой бы стороны от картины не замерла, казалось, он смотрит именно на меня.

Перед мужчиной, в шаге от женщины, сидящей в пол оборота от него, застыл мальчик. Лет восьми, быть может десяти.

Бледный и напряженный, он решительно смотрел прямо перед собой. От моего хищника в этом ребенке были только глаза. Жёлтые, светящиеся даже на картине. Уже тогда белок его глаз был чёрным, а взгляд серьёзным.

Красивый портрет счастливой семьи, ничего не скажешь…

— Нравится? — вкрадчивый тихий голос, раздавшийся за спиной, чуть не остановил моё сердце.

Тьма нежно льнула к босым ногам, не спеша их есть.