По ту сторону черной дыры

Монахи убежали. Мурашевич самодовольно повернулся к приятелю – тот катался по земле беззвучно хохоча. Владимир удивленно уставился на него:

– Тебя что, гадюка укусила?

– Ой, не могу! – прохрипел посиневший Андрей, – тебе нужно дать игумену пару показательных уроков по управлению монастырем, чтобы все в нем блестело, как у кота… саксофон! Ой, не могу! Старший инок Вовка Мурашевич дрочит вверенное ему подразделение!

Мурашевич обхватил руками сосну и сполз рядом. Два друга кудахтали и закатывались со смеху минут пятнадцать, затем обессилевший Волков встал и поднес к глазам бинокль.

– Ну, чего? – спросил тяжело дышавший Володя.

– Чего-чего! Потерпи чуток! Пусть супостат расслабится.

По лугу растекались и вставали биваком все новые сотни и тысячи. Тут и там вырастали шатры, начинали крутиться дымки. Вскоре ветер донес запах готовящейся пищи.

– Вкусно пахнет, черт побери! – облизываясь, пробурчал Мурашевич.

– Гля! – перебил его Андрей, – шатер для хана ставят!

В самом центре луга несколько десятков басурман ставили огромный шатер с позолоченной окантовкой. Чем дальше, тем труднее было наблюдать за людским муравейником – постепенно свободное пространство исчезало, заполняясь телами людей и лошадей, а также арбами, предназначенными для награбленного и, следовательно, пока пустыми. Яблоко, вздумай оно вдруг упасть, на сыру землю не приземлилось бы точно.

– Вроде и пора… – с сомнением сказал Володя, опуская бинокль.

– Что, дерьмо кончилось? – злорадно сказал Волков, когда кочевники по несколько человек стали просачиваться в лес на поиски хвороста.

– Кизяк каюк! – подтвердил приятель.

– Давай, Вовка, готовь группу перехвата, – сказал Андрей, – я ожидаю в спецмашине. Сдюжишь?

– Не дрейфь! – ответил Мурашевич, – помнишь основной вопрос философии?

– «Что первично, материя или сознание»? Помню. Ответа только не знаю.

– Ответ знал один лишь Мухин. Но он в Париже, – Володя сладко потянулся, – хотя его ответ ты должен знать.

– «Смотря сколько выпьешь!» – усмехнулся Андрей, – так у него на десять бед один ответ. Держись, дружище! Для нас с тобой материя всегда на первом месте.

– А для них? – Володя кивнул в сторону располагавшейся на отдых орды.

– А для них, даже еще больше, чем для нас. Сознание для них – пока не открытая категория.

Андрей шел к усилительной установке, расположенной в зарослях волчьего лыка и скрытой от посторонних глаз. Рядом с ней кучковались монахи и яростно чистили свою амуницию. Улыбнувшись, лейтенант залез в кунг и связался с Серегиным.

– Согласовываем время начала операции, – произнес он в микрофон.

– Время «Ч», – поправили на том конце.

– Ну, хоть и «Ч», – согласился Волков, – предлагаю 22.40 по ямало-ненецкому.

– По какому?

– А как это время еще назвать?

– Убедил. 22.40, принято. До связи!

– Роджер! – вспомнил Андрей какой-то боевик. Отключив микрофон, он откинулся на спинку стула.

– Колдун! – позвал он, – ты свои ящики проверил?

Оператор, Коля Повшебный, бодро кивнул головой, едва не задев своим шнобелем за настольную лампу.

– Все в порядке, командир! Как часики.

Дверь распахнулась и ввалился Мурашевич, волоча за собой связанного человека.

– Так скоро? – удивился Андрей.

– А чего нам! – победно усмехнулся Володя, – знакомься: Кунгуз!

– Кунгуз-Чамар! – отозвался пленный.

– Ну, то что ты «чамар» видно и так, – почесал ухо младший лейтенант, – а теперь слушай сюда: этот дядя тебе поручит выполнить одно задание. Если ты не захочешь его выполнить, то я засуну тебя в задницу твоего боевого «горбунка». Уяснил?

– Короче, – сказал Волков, – «кунгуз» ты, или «чамар», или сам дедушка Пак – это не имеет значения. Ты громко, держа перед собой вот эту штуку, скажешь следующее: «Братья! Если не хотите завтра гнить здесь в виде трупов, то немедленно убирайтесь с белоросской земли!» Если они не начнут убираться, то через час мы атакуем.

– Вам нас не одолеть! – убежденно сказал обрин, – у нас есть горящие опилки и черный огонь.

– Чего? – не понял Мурашевич.

– Порох и нефть, – пояснил Андрей, – секрет, очевидно, сперт у китайцев.

– Ага! – улыбался Кунгуз, – теперь вы, сыновья шакала, поняли, что мы сильнее?

– Сильнее мы! – выпятил челюсть колесом Мурашевич, – у нас есть палки грома, железные повозки, стальные птицы, резиновые дубинки и огненная вода! Понял, ирокез хренов! Говори, что велено!

– Коля, врубай! – приказал Володя.

Повшебный включил рубильник и нажал клавишу «Готовность». Послышался тоненький свист конвертеров.

– Когда махну рукой, можешь говорить, – предупредил «Колдун».

– Сначала я, – сказал Волков, забирая к себе микрофон. Николай дал отмашку.

– От Советского Информбюро! – загремел вверху полуторакиловаттный голос, – нашим узкоглазым и кривоногим друзьям! Сейчас перед вами выступит Заслуженный артист республики Кунгуз Чмо! Ему слово.

– Колись, гнида! – зашипел Мурашевич, взял «языка» за ухо и покрутил против часовой стрелки.

– Бля-а! – раздалось в лесу по-аварски. Далее Кунгуз ровным тоном поведал соплеменникам об ультиматуме противника. Закончив свою речь, он повернулся к Андрею.

– Все. Теперь, росичи, они придут и убьют вас.

– Не крякай! – оборвал его лейтенант, – Вовка, одень ему наручники.

Мурашевич уронил пленного на пол и замкнул ему наручниками ногу с рукой, так что тот при всем желании убежать не смог бы, но в носу поковыряться – запросто.

– Вези его, Коля, на базу, – приказал Волков Повшебному. «Колдун», долго не думая, запустил двигатель и, врубив передачу, умчался прочь.

Оглядев притихших монахов, лейтенант задумался.

– Вовка, – с расстановкой произнес он, – возьмешь четверых бойцов и будешь с ними охранять братьев наших меньших. Они – самое ценное, что есть у нас.

– О’кей, босс! – молодцевато гаркнул Мурашевич, – а кто тебя прикрывать будет?

– Крыша у меня что надо, – сказал Андрей и побрел к командирскому БТРу с номером 010 и закрыл за собой люк. Отсюда он, по сценарию, должен был управлять сражением.

Мурашевич же подозвал к себе Шарля де Лавинье, Федорчука, Басова и Демидова и, как мог, разъяснил им суть приказа старшего по званию. Судя по вздыбленным в локтях кулакам, такое поручение мало пришлось по вкусу жаждущим крови воинам, но чуток повозмущавшись, они уселись на траву возле иноков.