По ту сторону черной дыры
Шрифт:
– Чего тут дивиться? Это же здорово! Первый человечек родится здесь. Братья и сестры по разуму могут… – Константин Константинович в поисках подходящей метафоры зашевелил пальцами.
– Могут! – подтвердил сын, – еще как могут. Союз меча и орала на все сто, едри его копыта! Я вот опасаюсь, кабы накладочек никаких не случилось… Нестыковки гормонов, понимаешь!
Норвегов в это время прыгал по кабинету, как заяц по капустному полю. Волков глянул на шалившего отца и фыркнул.
– Это следовало бы отметить! – воскликнул наконец Константин Константинович.
– А
– Пивом не отмечают, пивом опохмеляются, – выдал дежурный афоризм отец, заглядывая в холодильник, – давай, тяпнем по сто! Чтобы все было хорошо.
– Против такого тоста не устоит даже чистокровный абстинент, – улыбнулся Андрей.
На командирском столе, огромном как подиум, нарисовалась главная героиня – блондинка сантиметров тридцати с длинным горлышком. Через мгновение рядом обнаружилась салатница с грибками прошлогоднего засола и десятка три пикулей на фарфоровом блюдце. Прежде чем снова открыть холодильник, полковник испытующе поглядел на сына.
– Как ты думаешь, что предпочитаю я к этому делу?
Андрей, знающий точно, что батяня даже шампанское закусывает салом, ответил уклончиво:
– Бекон, господин полковник!
– Какой, понимаешь, шаман выискался! – обиженно засопел тот и заподлянски достал «задний мост» от курицы.
– Кого ты, отец, обмануть хочешь, – подмигнул лейтенант, – сам себя?
Норвегов швырнул на стол блюдо с курицей и достал тарелку с нашинкованной грудинкой.
– Жри куриные педали, а я – сам знаешь!
Выпили по первой, затем по второй, а после четвертой в мозгу Норвегова стрельнула малая реактивная установка. Он поперхнулся недопитой водкой и, достав из носу грибок, брезгливо бросил его в урну.
– Андрей, твое участие в операции отменяется! – заявил он удивленному сыну. Сын в свою очередь поперхнулся и спросил:
– Ты чего, батя?
– Ты что, не понимаешь?!? Если, не дай бог, с тобой что-нибудь случиться, как я твоему карапузу в глаза смотреть буду?
– Это ты не понимаешь! – завопил Андрей, – как я сегодня вечером Насте в глаза смотреть буду, когда заявлю, что папуля меня бережет и не пущает на врага!
– Да откуда она узнает-то?
– Да я уже сказал ей!
– А ты откуда узнал?
– Догадался!
– Не понял! – протянул полковник, – изволь объяснить!
– Чего тут объяснять. Как только пришел вестовой с приказом явиться к тебе, так я сразу и сказал Насте: «Старый перец хочет сообщить, что назначает меня ответственным за проведение оборонительной операции!»
– Ох! Ох! – заухал отец, – так она и поняла – «Ответственный за проведение оборонительной операции».
– Ладно! Сказал, что буду командовать защитой нашего города. Съел?
– Съел! Как ты меня там назвал?
– Извини, пап. Мы, то есть молодые офицеры, так называем старший офицерский контингент.
– Ух! А мы в свое время называли их «засранцами», – Волков улыбнулся.
– Ну, молодежь становится интеллигентнее. Вот, например…
– Да иди ты в баню со своими примерами! Зубы мне заговаривать ни к чему! Я их проел на подобных хитрецах! Говори, откуда
узнал, что тебя назначили старшим группы?– Цверда трымауся юнак на дапросе… – издалека начал Андрей, но видя недовольное лицо отца, сдался:
– Пап, да в самом деле, больше-то и некого!
– Ишь, какой скромный!
– Ну-ну. Вот кого бы ты назначил? Только откровенно, если бы меня не было.
– Да хотя бы… Нет, он ни разу в бою не был… Ну, хотя бы… Нет, этот тупорыл, как топор… А вот если… Да пошел ты! В крайнем случае, можно было Семенова поставить, но никто больше тебя в рейдах участия не принимал. Как это я не понял сразу – тут и гадать нечего!
Сын облегченно вздохнул.
– Я пойду тогда, папа? Нужно помочь тестю навоз выкинуть. Окунемся в рутину по самое это самое…
– Иди, колхозник, что с тебя взять!
Андрей демонически заржал и удалился с чувством глубокого пофигизма. Оставшись один, Норвегов принялся размышлять, как скрасить вечер стареющему полковнику. Поразмышляв так секунд пятнадцать, он нажал кнопку селектора.
– Петрович, ты у себя?
– У себя я – дома, а здесь – на работе, – донесся голос начальника штаба.
– Хорош ваньку валять, дуй ко мне – дело есть.
Кабинет Семиверстова располагался напротив. Через полминуты он заявился к начальнику и, увидев натюрморт на столе, грустно спросил:
– Встать и позвать лень. А, командир?
Норвегов прокряхтел из своего угла:
– Не могу. Чегой-то задницу заклинило! – начштаба глянул на пустую бутылку.
– Смазать нечем?
– Есть. Одному неохота. У тебя ничего не болит?
– В горле першит слегка.
Вспомнив, как утром его зам орал на дневального по штабу, Норвегов кисло улыбнулся.
– Слышь, старый перец, я тебе не дохтур. Слыхал, как нас «соловьи» называют?
– Слыхал. Мы своих когда-то «засранцами» звали.
Полковник захохотал, пугая окрестных ворон через раскрытую форточку. Перестав смеяться, он снова спросил:
– Может ты мне объяснишь, откуда мой Андрюха узнал стратегический секрет?
– Объясняю. У тебя, командир, смена хорошая растет. Стратегия, тактика, логическое мышление… Боевая подготовка, наконец.
– Ну, насчет боевой подготовки мы еще посмотрим. Тревожно мне, Петрович!
– Обойдется, Константиныч. Парень с головой. Не чета моей старшей!
Младший сын Норвегова в свое время весьма интересовался старшей дочкой Семиверстова, но та вышла замуж за франка Шарля.
– Что, гуляет? – поинтересовался полковник преувеличенно безразличным тоном.
– Да ну ее! – отозвался зам, – давай лучше выпьем!
– Давай! – согласился Константин Константинович. Поняв намек, начальник штаба извинился и достал из внутреннего кармана бутылку «Перцовой крепкой».
От руки сделанная надпись была тем не менее, весьма актуальна. Только они удобно расселись, в дверь просунулась физиогномия Рябинушкина.
– Еще один «стручок» пожаловал. Виват, Витек!
Зам по тылу смотрел на них, как баран на новый лиловый передник своей хозяйки – недоуменно и выжидающе. Наконец он спросил: