По ту сторону решетки

22. Счастье

Вечером, вместо того, чтобы снова валяться в ванной, читать или бессмысленно пялиться в окно, я, одевшись потеплее, вышла на улицу.

Снегоуборочная техника за день успела расчистить дороги почти до самого асфальта. Изо рта при дыхании вырывались клубы белого пара. На небе цвета темно-синих чернил ярко сияли звезды. А моя машина терпеливо дожидалась меня у подъезда.

— Ну привет, Леечка, — с улыбкой поприветствовала я автомобиль, по которому тоже успела соскучиться, а он в ответ мигнул фарами и радостно пиликнул сигнализацией.

Обошла Лексус вокруг. Он сверкал под светом фонарей свежей полировкой, да и новую иссиня-черную зимнюю резину нельзя было не заметить. Лазарев позаботился. Ёшкин кодекс, вот лучше бы позвонил.

Усевшись, любовно погладила кожаную оплетку руля и нажала кнопку старта, а после позволила колесам машины осторожно покатиться по успевшей немного обледенеть дороге.

Специально не рисковала садиться за руль днем, посчитав, что вечером город будет пустым и я сумею снова привыкнуть к вождению после долгого перерыва. Большинство водителей действительно к этому времени успели разъехаться по домам, и никто не мешал мне наслаждаться поездкой, у которой была конкретная цель.

Вспомнив о прошлогоднем опыте езды по льду, я направлялась к Третьему озеру в надежде, что оно уже успело застыть. Мороз, стоящий на улице довольно долго, должен был позволить ему промерзнуть полностью, до самого неглубокого дна, и стать импровизированным автодромом.

Так оно и было. А судя по выставленным на поворотах пирамидам из шин, на льду даже успели провести первые в этом году гонки. Несколько запоздалых гонщиков еще скользили по проторенным трассам, высвечивая фарами дорогу перед собой, и я тоже осторожно спустилась на ледовую гладь, стараясь не черпануть о неудобный съезд низким передним бампером.

Постояла какое-то время, понаблюдала за остальными, и вскоре вклинилась в поток скользящих кругами автомобилей так, чтобы иметь достаточную дистанцию от остальных и никому не мешать.

В следующее мгновение с удивлением отметила, что внутри появилось позабытое ощущение восторга, плещущееся пенистыми волнами и искрящееся золотистыми пузырьками. С каждым новым кругом, с каждым поворотом, когда Лексус становился почти неуправляемым и уходил в занос, это чувство все больше и больше разрасталось внутри.

Я погромче включила альбом Линдси Стирлинг, позволив чарующему тембру скрипки слиться воедино с ритмом струн моей собственной души. Мне хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и я наконец почувствовала себя по-настоящему свободной. Даже улыбнулась счастливо, по-детски, на мгновение забыв обо всех проблемах. До того момента, пока не увидела на берегу знакомый черный Лэнд Дэна.

А он что здесь делает? Подтверждает то, что звонить мне у него нет не времени, а желания?

Вопреки подозрениям о том, что у него здесь назначено свидание с какой-нибудь более удачливой и менее проблемной девушкой, чем я, он был один. Стоял у машины и, задумчиво глядя в мою сторону, курил. Ёшкин кодекс! Правильный Лазарев, от которого всегда принципиальным ЗОЖем веяло за версту — курил. Кажется, мы и правда оба изменились.

Дэн не спешил подходить ко мне, хотя я, честно говоря, ждала. Каталась, еще пол часа, иногда из-под ресниц поглядывая в сторону берега, однако вскоре заметила, что Лэнд и его хозяин исчезли с прежнего места. После этого счастливые пузырьки внутри лопнули, улыбка исчезла с моих губ, катание по льду перестало доставлять прежнее удовольствие, и я отправилась домой.

А утро следующего дня началось с приема у акушера-гинеколога, сдачи нужных анализов и УЗИ.

— Все в порядке, — уверенно заявила врач с первого взгляда на плод, на экране монитора.

Тем не менее, для меня непонятная черно-серая картинка не являлась успокоением. Маленький комочек, у которого, при сильно развитой фантазии можно было отличить голову от туловища и, возможно, даже разглядеть на ней носик никак не развеивал чувства неуверенности и тревоги.

Ощущения от того, как врач водила холодным прибором по намазанной специальным гелем коже на животе было не из приятных, но я стоически терпела все нужные манипуляции, хотя с утра чуть не потеряла сознание при заборе крови из вены.

— Вы уверены? — спросила я настороженно, не желая так просто расставаться со всеми фобиями, которыми успела обзавестись за последний месяц.

— Абсолютно. Ну и через полчасика лаборант точнее скажет. Но я бы на вашем месте и без этого не переживала. Размер плода — семь с половиной сантиметров, сердечко бьется и пульс хороший. Вам бы питаться получше, а то одна кожа да кости. Все эти модные увлечения диетами до добра не доведут, — беззлобно проворчала женщина, выводя три картинки с экрана на продолговатую полосочку фото-бумаги.

Однако, я не сдавалась:

— А если у плода какие-нибудь отклонения или еще что-то не так?

Гинеколог лишь покачала головой, вручая мне листочек с распечатанными картинками:

— Ох, Ева, спишу ваш вопрос на буйство гормонов. Вы думаете не о том. Гуляйте больше, смотрите хорошие фильмы или читайте. Откажитесь от кофе, больше отдыхайте и избегайте стрессов.

Вздохнула, сжимая в руке листочек с результатами УЗИ. Легко сказать. Самым большим моим стрессом сейчас было разрываться между желанием рассказать о ребенке Лазареву и невозможностью это сделать. И я осторожно положила листочек во внутренний карман сумки.

Анализы тоже не выявили никаких проблем, но тревожность от этого никуда не делась.

А когда стемнело, я снова, не выдержав, поехала на Третье озеро, кружась по нему в потоке разноцветных машин и пересекающихся отсветов фар. Снова Лазарев смотрел на меня с берега, выдыхая изо рта клубы сигаретного дыма. И опять уехал, так и не посчитав нужным со мной поговорить.

— Детский сад, — резюмировала Аллочка, когда на следующий день я рассказала ей о наших с Лазаревым ежедневных встречах.

Мы вместе лежали на моем диване и доедали остатки фигурных шоколадок с разными начинками из наполовину опустевшей корзинки. Я заметила, что она точно так же как я, кладет руку на то место, где, как ей казалось, располагался её еще не рождений сын. И наши ладони аккуратно лежали, каждая на своем животе: её — на большом, а моя — на едва — заметном.

— Почему? — спросила я с набитым шоколадом ртом.

Сравнение моих «глобальных проблем мирового масштаба» с детским садом меня расстроило и почему-то даже немного разозлило.