По ту сторону решетки

Вместо этого я уткнулась лицом в грудь Дэна, а мои ладони пробрались под его пальто и пиджак, сомкнувшись за спиной, чувствуя через тонкую ткань тепло его кожи. А он крепко обвил руками мои плечи и зарылся носом в волосы, щекоча горячим дыханием. Так герои не обнимаю героинь в кино. Так обычные люди обнимают тех, кого больше всего на свете боятся потерять.

— Прости меня, — выдохнул Лазарев мне в волосы, заставляя немного отстраниться, чтобы поднять голову и утонуть во взгляде темно-свинцовых глаз. — Я привык, что у меня всегда всё идет по плану. А с тобой всё не так. С тобой всё идет… — он откашлялся, подбирая нужное цензурное слово. — Не так, как задумано. Твои действия невозможно просчитать наперед. Я не всегда понимаю, чего от тебя ожидать.

Это вызвало у меня улыбку.

— Мне не нужно тебя прощать, Дэн. Я же говорила, что ни в чем тебя не виню. А тебе не нужно меня понимать. Просто любить вполне достаточно.

— Я и люблю, — приглушенно выдохнул он и, чуть ослабив объятия, прижался губами к моим губам, не позволяя сказать ни единого слова в ответ.

А я отдалась потоку нежности, чувственности и доверия, хлынувшему на меня с этим поцелуем, без слов говорившем обо всем, что нас связывало и отметавшем все мои сомнения о том, что мы перестали быть идеально совпадающими частичками чего-то целого и настоящего.

С каждым трепетным прикосновением его губ к моим, я чувствовала, как по телу разбегаются покалывающие искорки удовольствия и того самого безграничного счастья, которое мог подарить мне лишь один человек. Тот, что сейчас, тяжело дыша, продолжает сжимать меня в объятьях.

— Ты дрожишь, — пробормотал Дэн, нехотя отстраняясь. — Пойдем в машину.

Но холода я не чувствовала, хотя легкая дрожь действительно сотрясала все тело изнутри.

Проблема была в том, что машины было две, а расставаться, после того как мы снова, наконец, обрели друг друга, категорически не хотелось, даже на минуту. И я растерянно оглянулась на свою машину, всё еще бьющую в мою спину ярким светом фар.

— Давай ключи и иди в Лэнд греться, — без лишних слов понял меня Дэн. — Оставим Лексус на берегу, а утром его водитель отгонит на стоянку.

Но я не пошевелилась, сомневаясь в том, стоит ли оставлять свой автомобиль на произвол судьбы. Лазарев усмехнулся:

— Клубничка, не мерзни, — произнес он строго и, подмигнув, добавил аргумент, обычно решающий подобные проблемы в его пользу: — Там в левом подстаканнике твой любимый кофе.

Горячо обожаемый мною раф я раньше могла пить практически круглосуточно, не испытывая после этого никаких проблем со сном. И я послушно отдала Дэну ключи от Лексуса, но, сделав несколько шагов, с печальным вздохом бросила ненароком:

— Кофе мне больше нельзя.

В Лэнде уселась на водительское кресло с включенным подогревом и следом за Лазаревым, выехала на берег. Припарковалась возле Лексуса, а потом, не выходя из салона, перебралась на пассажирское сиденье, с грустью глянув на свой стакан клубничного рафа.

— Почему тебе кофе нельзя? — усаживаясь рядом, полюбопытствовал Лазарев, после того, как поставил мою машину на сигнализацию.

Услышал, значит. А я успела пожалеть, что высказала вслух эту, неожиданно пришедшую на ум мысль. Но не придумала для ответа на этот вопрос ничего лучше, чем:

— Врач не разрешает.

И эти слова ожидаемо заставили Дэна нахмуриться.

— Ты чем-то больна?

Мда. Тот случай, когда сказала «а» и теперь обязательно нужно говорить «б», чтобы не показаться в глазах собеседника идиоткой.

Наверное, о беременности принято сообщать какими-то более изощренными и красивыми способами. Но пока Дэн не успел приписать мне какой-нибудь туберкулез или еще чего похуже, поскольку в изоляторе можно подцепить и не такое, пожав плечами, отозвалась:

— Скорее, чем-то беременна.

И, судя по всему, эта фраза вогнала Лазарева в ступор. Когда я ее произнесла, он как раз успел сдвинуть рычаг переключения передач на «D», потом вернул на «Р» и задумчиво повторил этот ритуал еще раз, а потом, прикрыв веки, откинул голову на сиденье.

Ёшкин кодекс! Если даже у меня в своё время мысли о беременности вызвали целый ряд вопросов и противоречивых мыслей, то у Дэна их теоретически должно было быть еще больше. И я, нарушив затянувшееся молчание, быстро произнесла:

— Срок около семнадцати-восемнадцати недель. Это наш ребенок, Дэн. И с ним всё хорошо.

В подтверждение собственных слов, достала из сумочки листочек с результатами УЗИ и протянула ему. Я и сама иногда не верила, а эта маленькая бумажка доказывала, что беременность — не плод моей фантазии, а свершившийся юридический факт.

Дэн глянул на листок, как и я, вряд ли что-то поняв, и перевел на меня ошарашенный взгляд, по которому я никак не могла уяснить его отношение к случившемуся. На его обычно бледном лице появился румянец, а глаза странно заблестели.

— Почему ты не сказала мне раньше? — наконец, тихо спросил Лазарев.

«Ага, как же. Чтобы ты изгрыз себя виной или от бессильной злости разобрал изолятор на мелкие кирпичики?» — подумала я, но вслух сказала другое:

— Можешь считать это расплатой за отмену свадьбы. Теперь мы квиты.

— Я думал, мы квиты после того, как ты от меня отказалась, — покачал головой Дэн. — Считал, что это было способом упрекнуть меня и отомстить за всю боль, что я тебе причинил.

Удивленно подняла брови, осознав, насколько по-разному мы тогда восприняли одну и ту же ситуацию. То, что он вообще так обо мне подумал, вызвало прилив возмущения:

— Отказавшись, я хотела тебя защитить. Серегин рассказал мне о жалобе в адвокатскую палату, и я видела, что тебе плохо. Переживала о том, что каждая наша встреча только усугубляет ситуацию.

Теперь настал через Дэна искренне удивиться:

— Ты правда подумала, что сломанный нос Прокопьева мне чем-то грозил? В палате меня, конечно, сначала демонстративно пожурили, а потом неофициально сказали, что будут не против, если я сломаю ему что-нибудь еще. Я ведь не единственный, кто терпеть Прокопьева не может.

— Да уж, благими намерениями вымощена дорога в ад. Видишь, как получается, когда каждый из нас строит планы отдельно от другого? — вздохнула я, понимая, что, как и Дэн когда-то, оказалась неправа, когда решила действовать сама, не обсуждая с ним причины собственных действий.

— Вижу, — отозвался он с улыбкой и нежно коснулся пальцами моей скулы. — И обещаю, что больше никогда так не поступлю.

Прильнула к его руке, прикрыв веки и потерлась щекой о грубоватую кожу его ладони. Выдохнула: