По ту сторону Венского леса

Марин включил аппарат. Сильная огненная струя вырвалась из шланга. Нагнувшись над орудием, как хирург над операционным столом, и надвинув на глаза темные очки, он сшивал трещину на шасси нитью из расплавленного металла. Через несколько минут на месте сварки осталась только красная полоска, как рубец после раны.

Не успела погаснуть последняя искра, как в воздухе послышалось продолжительное гудение.

— Воздух! В укрытие! — крикнул кто-то у ворот ангара. Все кинулись к убежищам.

Наста вышел из ангара. Со стороны Тырнавы, из-за холма, покрытого виноградником, появились три серых «мессера».

Они пролетели на большой скорости над Блажем, сделали круг над беззащитным городом и затем на бреющем полете стали поливать из пулеметов дома и улицы. Было обеденное время, и перепуганные жители, бросив начатый обед, бежали на окраину города, ища укрытия в садах и виноградниках. Женщины с криком бежали по улицам, таща за собой плачущих детей. Некоторых настигала пулеметная очередь, и они, взмахнув руками, падали в дорожную пыль.

Повернув на юг, фашистские самолеты обнаружили аэродром и, как голодные стервятники, обрушились на стоявшие там машины. Старые беспомощные самолеты были легкой добычей для «мессеров». Несколько самолетов загорелось. Крылья самолетов трещали, охваченные играющими языками пламени. Солдаты из пожарной команды тушили огонь, но «мессеры» вновь возвращались, и пламя охватывало все новые и новые самолеты.

Фашистские пираты совсем обнаглели, они перешли на бреющий полет и летали над самой землей, осыпая аэродром градом зажигательных пуль.

Вдруг Тудор вспомнил, что у них в грузовике есть ящик со снарядами; он подбежал к грузовику, снял ящик и поднес его к воротам ангара.

Наста моментально зарядил обойму. Тудор в это время вместе с солдатами осторожно вытащил орудие из ангара. Он глянул в прицел как раз в тот момент, когда головной самолет делал новый заход над аэродромом.

— Пусть долетит до ангара, — крикнул Наста. На лбу у него блестящими крупинками выступил пот. — Даю голову на отсечение, что мы общипаем хоть одного из них. Положись на меня. Следи за приборами!

— Господин старший сержант, первый самолет уже в прицеле…

— Держи его так! И когда скажу — бей прямо в клюв, слышишь? Ишь ты, как разошелся, сукин сын! Думает, здесь нет ни одной зенитки! Ну и повезло же нам, Тудор, что твое орудие стало на ремонт!

«Мессеры» снова открыли огонь и безнаказанно подожгли еще две или три машины. Головной самолет опустился так низко, что, казалось, в него можно было попасть камнем. Он летел на высоте 50… 40… 30 метров… Вот пепельно-серое брюхо попало в прицел.

— Бей его, Тудорикэ. Бей!

Наста впервые отдавал неуставную команду. Слыхали? Бей его, Тудорикэ!…

Первый снаряд прошел возле пропеллера, остальные прорешетили фюзеляж фашистского стервятника.

— Целься во второй самолет! — радостно закричал Наста.

Но второй самолет трусливо свернул с курса и повернул назад; за ним пошел и последний самолет звена.

Тем временем головная машина, завывая, как смертельно раненный зверь, падала. Охваченная пламенем, она врезалась в землю возле Сона.

— Ура! Ура! — раздалось со всех концов. Это кричали жители Блажа, рабочие, летчики, наблюдавшие за боем из укрытия. С трудом пробираясь сквозь толпу, начальник аэродрома спешил к артиллеристам.

— Молодцы ребята! Поздравляю! Вы настоящие герои! Не будь вас, фашисты сожгли бы весь аэродром. Я немедленно доложу о вас командованию армии. Никогда не думал, что эта тридцатисемимиллиметровая пушечка может так хорошо бить!

— Ну, это зависит от того, кто из нее стреляет, господин командир, — улыбаясь, сказал Марин.

— В самом деле, кто же из вас стрелял?

— Ефрейтор Тудор Улмяну, — ответил, вытянувшись, наводчик.

— Это мой сын, господин командир, — произнес с гордостью Марин. — Я думал, он прихвастнул, когда рассказывал о боях под Бухарестом, а теперь вижу, что нет.

В тот же день командованию румынской армии сообщили об отваге зенитчиков. Ефрейтора Улмяну представили к награде.

Под вечер, когда Наста с товарищами прибыл в район Четатя де Балтэ в расположение своей батареи и хотел доложить о происшедшем, младший лейтенант Арсу, не дав ему произнести ни слова, крепко обнял его. Он уже знал о подвиге артиллеристов.

На стволе второго орудия появился еще один кружок. Теперь оно заняло первое место в батарее, имея на счету три сбитых самолета.

После ужина быстро стемнело. Серые тучи, как фантастические горы, вырастали то на одной, то на другой стороне неба.

… Бронеотряд расположился на шоссе, ведущем в Тырнэвени. Его задачей было вести наблюдение в секторе между селами Жидвей и Четатя де Балтэ.

Установка батареи закончилась поздно вечером. Солдаты устраивались на ночлег в стогах сена. Крестьяне, покинувшие село, через которое проходила линия фронта, оставили сено прямо на поле.

Река Тырнава гнала в долину свои воды, спокойное течение которых иногда прерывалось небольшими порогами.

Проверив посты, младший лейтенант Арсу вошел в укрытие, где находился сержант Илиуц. С некоторых пор Арсу стал приглядываться к Илиуцу, старался чаще бывать с ним. Ему нравился этот смелый, умный и решительный человек, нравилось его на редкость добросовестное отношение к своим обязанностям. Илиуц, например, никогда не допускал, чтобы кто-нибудь другой нес или чистил его прибор. Дальномер — это глаза батареи, без него она сразу ослепнет. Если в показаниях дальномера будет допущена погрешность хотя на одну тысячную, то, как бы верно ни была определена скорость самолета, как бы мастерски ни были произведены расчеты, как бы хорошо ни велась стрельба, все пойдет насмарку.

Да и в любом деле, если допустишь ошибку в самом начале, все потом пойдет прахом.

Арсу хорошо знает об этом из опыта своей учительской жизни. В первом классе ребенок очень живой и любознательный, а когда через несколько лет ему вручают аттестат об окончании школы, он мало что знает и ничем не интересуется. Почему? Потому что систему обучения нужно изменить. Но об этом никто не думает — ни министр, ни инспектор, ни учителя. Никому нет дела до того, что большинство детей не ходит в школу. Зимой им не в чем: нечего одеть и обуть, а летом им нужно пасти коров. Но директор школы всегда готов выдать аттестат то за овцу, то за поросенка, то за пять мерок кукурузы. Чем больше он выдаст аттестатов, тем больше будет у него доход. А от него что-то перепадет ревизору, от ревизора — инспектору. Да и сам министр не останется в обиде. А если же совесть не позволяет тебе делать подобные вещи, то все они непременно нагрянут к тебе с проверкой. «Хочешь, чтобы за границей над нами смеялись? Плюнь ты на этих мужиков, выдай им аттестаты. Ведь одно или два добавочных жалованья тебе не помешают. Если никто не будет брать взяток, то как же мы будет жить?»