По ту сторону волков (полная версия)
Шрифт:
– Вот-вот. С волками жить - по-волчьи выть.
– А если люди не хотят выть по-волчьи?
– Да у них вой в душе стоит хуже волчьего. Неужели не слышите? Отними! Ограбь! Прикармань! Зарежь! Изгадь! Изуродуй! А вы мне о волках... Вы на волков не смотрите, вы дальше взгляните, по ту сторону волков...
– По ту сторону волков?
– Да, чтобы видеть, что за каждым волком есть человек. Есть такая гадина, которой мы должны интересоваться. А с волками пусть егеря разбираются.
– Не то вы что-то говорите, - кисло возразил врач.
– Вам так кажется, потому что вы в смысл слов моих не вникаете.
– Вы не верите, что воет всамделишный волк? Вы полагаете, кто-то подражает волчьему вою?
– А разве это так трудно? Сами попробуйте.
Врач пожал плечами, запрокинул голову - совсем как в моем сне - и завыл точно так же, как во сне, тонко и жалобно, похоже на юродивого, находящегося на его попечении.
– Недурно получается, - одобрил я.
– Вам бы еще чуток практики, и вас от волка не отличить. А наш оборотень, наверное, еще и тренируется...
– Если тренируется, то где?
– спросил врач.
Я взглянул на него недопонимающе.
– Ведь во время репетиций его воя не должно быть слышно, - пояснил он.
– Иначе бы его сразу раскусили.
– Не слышно и не видно...
– протянул я; хотел еще кое-что добавить, но тут под окнами конский топот послышался.
– Совсем стыд потеряли - посреди бела дня на ворованных лошадях разъезжают, - обронил врач.
– А кого им бояться...
– начал я, но тут знакомый мой конокрад ворвался в помещение весь запыхавшийся.
– Поймали, начальник!
– торжественно заорал он.
– По вашей примете поймали, по боку его, пулей задетому! Народ его сейчас кончать собирается!
Мы с врачом так и подскочили.
– Не сметь самосуда!
– воскликнул я.
– Остановить их надо. Где убивают? Кого?
– В Митрохине, Колю инвалида, - объяснил конокрад, явно несколько разочарованный моей реакцией.
– А ведь как маскировался, гад! Несчастненький такой, по нему и не подумаешь! Его уже повязали, теперь осиновый кол вытесывают.
– Ну и дикость!..
– вырвалось у врача, но я жестом остановил его, прежде чем он успел что-то еще сказать.
– Вот что, - обратился я к конокраду, - скачи назад и останови их. Вы что, не понимаете, что мне он живьем нужен? Скажи - если прикончат его до моего прибытия, я шкуру со всех живьем сдеру. Лети во всю прыть, а мы с врачом немедля выходим в Митрохино.
Парень нехотя и разочарованно вышел на улицу, и мы услышали удаляющийся топот копыт.
– На то смахивает, что вы их за один день к рукам прибрали, - удивленно заметил врач.
– Никакой вам оборотень в помощники не нужен.
– Пойдем, - проговорил я, быстро накидывая шинель.
– По пути договорим... Уполномоченный НКВД приедет, скажи ему, что по срочному делу пришлось отбыть в Митрохино и что дело серьезное, - распорядился я дежурному, и мы с врачом отбыли в путь.
– Так вот, насчет того, что я их к рукам прибрал, - заговорил я, пока мы шли к железнодорожному переезду.
– Так вот... Мысль мне в голову пришла, понимаете? Заблудившиеся ребята. Что они видели, кроме голода, холода и озверелости? Толком и не учились, небось. Сбились в стаю - такую, что волчьей стае сто очков вперед даст, тоже по ту сторону волков оказались, если хотите. И все равно - неизвестно,
– Трудодни-то отрабатывают, - сказал врач.
– Наверно, и отрабатывают. Но тоже, знаете... От этих галочек много проку не видели. И усвоили черти, что хоть от зари до зари работай, хоть спустя рукава - из нищеты не выбьешься, но и с голоду совсем пропасть не дадут. Тусклая, в общем, жизнь, без изюминки, без света в окошке. А тут - красавиц-лошадей привезли. И вот видят они этих лошадей, и глазенки у них загораются, и тут они выясняют, что лошади практически без охраны и что угнать их ничего не стоит. Так для них это - прик-лю-че-ние, такое же осуществление мечты, как для нас с вами, к примеру, оказаться вдруг наяву на одной шхуне с детьми капитана Гранта.
– Романтика, хотите сказать?
– Да, романтика. В том преломлении, какое нашла она в их темных, искореженных, остервенелых мозгах. Что они могут придумать, кроме того, чтоб на этих лошадях запугивать других, а порой и получать благодаря лошадям преимущество в драке? Да, «конный пешего всегда забьет». Иного им просто и не дано выдумать, иное - вне пределов их мира, вне пределов того, что они с молоком матери впитывали, чему на примере взрослых учились, видя суму да тюрьму... Но если отбросить темноту и искореженность, их романтика - точно такая же, как наша.
Врач взвесил это в уме.
– Понимаю... Но если продолжать эту линию, то и фабричные с ремесленными такие же романтики: то, что раньше было балами и дуэлями, у них стало танцульками и драками-поножовщинами, но суть, если копнуть поглубже, одна и та же? Так?
– Так. Ведь все эти балы и дуэли лишь издали красивыми кажутся. Что дуэль, что свалка с ножами, напильниками или отвертками - один хрен. Смертоубийство поганое. Вон, со школы помню, что Пушкин в живот был ранен. Вы – врач, я – фронтовик, мы оба представляем, что такое ранение в живот. Худшую мерзость трудно представить, верно?
– Верно, - кивнул врач. – Трудные и мерзкие ранения. Кишки развороченные, и вообще... Кал и смрад. И умирает человек мучительно, если рана смертельная.
– Вот, вот. А мы твердим: «Невольник чести!» И ладно бы какой благородной... Но невольниками стадной чести я им быть не позволю. Насколько от меня зависит... Ну, так вот, в какой-то момент, когда я уже думал, как их получше и побыстрее свалить с плеч и сплавить на лесоповалы, вдруг увидел я в них просто порченых пацанов с разгоревшимися глазенками. И стал я, видно, невольно разговаривать с ними, как с пацанами, простые «нельзя» объяснять и даже, что ли, цацкаться с ними. То есть со всей суровостью и без поблажек, конечно, но, знаете, с этакими особенными интонациями... Вот они, видно, и прониклись. И приняли мое правило: что по серьезному делу я спуску никому не дам.
– Странно...
– проговорил врач, размышляя над моими словами.
– С одной стороны, вы вроде за каждого человека вполне душой болеете, а с другой... Готовы пожертвовать теми, кого оборотень погрызет, ради целесообразности, ради того, что общий процент преступности будет ниже. Неужели вам страх нужен? Нужно, чтобы над всей округой вечный ужас висел? Страх - он на том порядок наводит, что всю мерзость вглубь загоняет. А стоит ему исчезнуть - и вся она с еще большей силой наружу попрет. Не вяжется все это. Сложный вы человек.