По воле судьбы

— Но, Цезарь, это абсолютная правда. Казна набита слитками доверху.

— Надеюсь, что и деньгами.

— Ты наложишь арест на казну? — спросил Гай Матий.

— Лишь при необходимости, мой старый друг. Войны стоят дорого, но потом окупаются, а гражданские войны не приносят трофеев.

— Однако, — нахмурился Бальб-младший, — как ты потащишь все это за собой? Столько повозок? С монетами, с золотом, с серебром?

— Ты полагаешь, я не осмелюсь оставить деньги в Риме? — спросил задумчиво Цезарь. — Но именно так я и поступлю. А что мне мешает? Помпей, добираясь до Рима, не перескочит через меня. Я возьму ровно столько, сколько мне нужно, — около тысячи талантов монетами. Впереди у меня три кампании: на Сицилии, в Африке и на Востоке. Но финансы Италии не должны пострадать. Казна останется под контролем законно организованного правительства, в которое войду я и те сенаторы, что сейчас в Риме.

— Думаешь, тебе это удастся? — спросил Аттик.

— Очень на это надеюсь, — был ответ.

Но когда Сенат собрался первого апреля в храме Аполлона, людей было так мало, что кворума не набралось. Ужасный удар для Цезаря. Из консуляров пришли только Луций Вулкаций Тулл и Сервий Сульпиций Руф, причем последний был настроен враждебно. К тому же выяснилось еще одно непредвиденное обстоятельство: кроме Марка Антония и Квинта Кассия на скамье плебейских трибунов сидел Луций Цецилий Метелл — ярый boni, готовый заблокировать любое вынесенное на обсуждение предложение. И Цезарь теперь ничего не мог с этим поделать. Ведь именно для защиты прав народных избранников его тринадцатый легион пересек Рубикон.

Несмотря на отсутствие кворума, что не позволяло провести какой-нибудь закон, Цезарь наконец заговорил о вероломстве boni и о своем совершенно законном марше в Италию. Он подробно остановился на отсутствии кровопролития, а также на милосердии, оказанном в Корфинии.

— А теперь о том, что надо сделать немедленно, — сказал он в заключение. — Палата должна послать делегацию к Гнею Помпею в Эпир. Делегаты будут официально уполномочены вести переговоры о мире. Я не хочу гражданской войны, будь это в Италии или в другом месте.

Присутствующие — их набралось не более сотни — зашевелились. Вид у всех был разнесчастный.

— Очень хорошо, Цезарь, — сказал Сервий Сульпиций. — Если ты думаешь, что делегация чему-то поможет, мы ее, безусловно, пошлем.

— Могу я узнать имена десяти желающих ехать?

Но все промолчали.

Сжав губы, Цезарь посмотрел на городского претора Марка Эмилия Лепида. Младший сын человека, покусившегося в свое время на римскую государственность и умершего то ли от сердечного приступа, то ли от пневмонии, патриций Лепид всемерно пытался восстановить в правах свой некогда очень влиятельный род. Этот видный мужчина с перерубленной мечом переносицей лишь недавно сообразил, что ему никогда не снискать доверия boni из-за своего брата — Марка Эмилия Лепида Павла. Приход Цезаря был настоящим спасением для него.

Он встал, готовый сделать то, о чем с ним чуть раньше приватно поговорили.

— Почтенные отцы, проконсул Гай Цезарь просит, чтобы ему предоставили свободный доступ к фондам римской казны. Я предлагаю разрешить ему это. Естественно, не без выгоды для казны. Гай Цезарь хочет взять ссуду под десять обычных процентов.

— Я налагаю вето на твое предложение, Марк Лепид, — объявил Луций Метелл.

— Луций Метелл, это же выгодно Риму! — воскликнул Лепид.

— Ерунда! — презрительно фыркнул Луций Метелл. — Во-первых, твое предложение при отсутствии кворума так и так не пройдет. Во-вторых, что гораздо важнее, приняв его, мы фактически узаконим все действия Цезаря при существующих разногласиях между ним и настоящим правительством Рима. Если у Цезаря нет своих средств, пусть прекратит агрессию. Я налагаю вето.

Лепид, обладающий быстрым умом, возразил:

— Сейчас действует senatus consultum ultimum, во время которого вето не принимаются во внимание, Луций Метелл.

— Ах, — широко улыбнулся Луций Метелл, — но это положение ввел прежний Сенат! Цезарь пришел, чтобы защитить права и личности плебейских трибунов, и это его Сенат, его правительство. Следует полагать, что краеугольным камнем его правительства является право плебейских трибунов налагать вето.

— Благодарю за то, что освежил мою память, Луций Метелл, — сказал Цезарь.

Отпустив сенаторов, он созвал в цирке Фламиния Трибутное собрание. Там собралось больше народа, к тому же не испытывавшего любви к boni. Толпа внимательно выслушала речь Цезаря и выказала готовность во всем его поддержать. Особенно после того, как Цезарь пообещал продолжить бесплатную раздачу зерна, как это делал Клодий, и выдать каждому римлянину по триста сестерциев.

— Но, — сказал Цезарь, — я не хочу поступать как диктатор. И продолжу переговоры с Сенатом, пока не добьюсь положительных результатов. А потому прошу вас не принимать в настоящее время никаких радикальных решений.

Это оказалось ошибкой. Ситуация зашла в тупик. Сервий Сульпиций ратовал за мирное разрешение кризиса, но никто из сенаторов не изъявлял желания ехать к Помпею, а Луций Метелл налагал вето каждый раз, когда Цезарь требовал денег.

На рассвете четвертого апрельского дня Цезарь пересек римский померий и вошел в город в сопровождении двенадцати ликторов (одетых в малиновые туники, с топориками в фасциях — только диктатору разрешалось такое внутри священных границ города). С ним шли два плебейских трибуна и городской претор Лепид. Марк Антоний и Квинт Кассий были в полном боевом облачении и с мечами.

Цезарь шел прямо к храму Сатурна, в чьих подвалах хранилось основное финансовое достояние Рима.

— Начинайте, — прозвучал короткий приказ.

Лепид кулаком ударил по бронзе.

— Откройте городскому претору! — крикнул он. Правая створка дверей приотворилась, наружу высунулась голова.

— Да? — произнесла она с тихим ужасом.

— Впусти нас, tribunus aerarius.

Из ничего вдруг возник Луций Метелл, загородивший дверной проем.

— Гай Цезарь, ты пересек померий и лишился всех своих полномочий.

Собралась небольшая толпа, она все росла.

— Гай Цезарь, ты не имеешь права ни на единый сестерций из храма! — громко крикнул Луций Метелл. — Я наложил вето на твой доступ к государственной казне Рима и вновь его подтверждаю — здесь и сейчас! Возвращайся на Марсово поле, или ступай в официальную резиденцию великих понтификов, или вообще иди, куда хочешь. Я не стану против этого возражать. Но я не дам тебе войти в это здание!

— Отойди, Метелл, — сказал Марк Антоний.

— Не отойду!

— Отойди, Метелл, — повторил Марк Антоний.

Но Метелл смотрел только на Цезаря.

— Твое присутствие здесь — прямое нарушение всех законов Рима, записанных на таблицах! Ты не диктатор! Ты даже не проконсул! В лучшем случае ты — частное лицо, а в худшем — враг Рима! Если ты не прислушаешься ко мне и войдешь в эти двери, все, кто это видит, будут знать, что на самом деле ты — враг народа Рима!

Цезарь слушал с равнодушным видом. Марк Антоний схватился за меч.