По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

— А ты кто такой, чтобы меня спрашивать? — В своем голосе Бориска с удовлетворением услышал спокойную угрозу.

Они переглянулись.

— Мы вот сейчас тебе покажем, щенок боярский, кто мы такие, — проскрипел пожилой. Молодой, перехватывая палку поудобнее, шагнул в сторону и вперед. Охватывали, значит, с боков. Гнев, мягко и сладко поднявшись откуда-то из живота, ударил в голову. Бориска ловко выхватил саблю из ножен. Тяжесть клинка придала ему восхитительную силу и смелость. Старый как будто замешкался в нерешительности, но молодой не стал останавливаться, кинулся на Бориску, крутя колом над головой, Но в последний миг, спасаясь от рубящего удара сабли, присел и отпрыгнул в сторону, к мертвому мужику. А сзади уже набегал пожилой, и Бориска, не успевая размахнуться во второй раз, сунул клинок ему навстречу, одновременно почувствовав скользнувшим по плечу обжигающий удар твердого дерева и — правой рукой — наткнувшуюся на острие дернувшуюся живую плоть. Пожилой с криком отпрыгнул, выронил дубину. И теперь уже пришел Борискин черед отпрыгивать — он оглянулся и увидел молодого с поднятым над головой колом совсем близко. Бориска не попал по молодому, но отогнал его и сам наконец догадался попятиться назад, отступая. Пожилой сидел, прижав руку к груди. Молодой, видя, что Бориска отошел уже на порядочное расстояние, подбежал к пожилому и нагнулся над ним, пытаясь определить, насколько тяжело ранен его товарищ. Тут Бориска почувствовал, что ему надоела битва. Он увидел путь для отхода: вдоль огородов поворачивала вниз, к реке, и дальше скрывалась среди деревьев тропинка. Бориска что есть духу бросился по ней, оглядываясь. Погони за ним не было.

Очутившись под прикрытием листвы, он ощутил уверенность и даже заставил себя рассмеяться.

Стыдно было за свой страх, который он испытал сегодня несколько раз. Он, считавший себя уже настоящим воином, повидавшим за свою жизнь и убитых и умирающих, испугался каких-то смердов, которые сами должны были испугаться его.

Он долго сидел под раскидистым дубом, пытаясь погасить горевший в душе огонь стыда и найти оправдание своему бегству. Но оправдания не находилось. Одно жалко: не хотелось, чтоб забили кольями безвестно — мамка бы потом убивалась. От такого оправдания стало еще стыднее.

Он опять вспомнил Добрыню. Тот бы не стал убегать. Ну, Добрыне хорошо, он уже и поганого когда-то успел саблей порубать. Он спину никому не покажет, печально думал Бориска, ковыряя острием сабли росший рядом гриб.

Неизвестно, сколько надо тут сидеть, дожидаясь, чтобы стыд прошел. Бориска решительно поднялся на ноги. Единственно, чем можно успокоить душу, — это вернуться назад и поискать этих двоих. Взять их и доставить — хоть к тысяцкому, хоть куда. А не захотят подчиниться… Что ж, он не убежит во второй раз.

Бориска пошел обратно, очутился у огородов. Там уже бабы какие-то копались, пололи грядки, выставив зады. Завидев его, выпрямились, разглядывали, прикрываясь ладошками от солнца — оно уже начинало закатываться. Пройдя мимо огородов, немного попетлял между деревянными строениями и вышел опять к тому самому месту.

Там никого не было — ни мертвого мужика, ни тех двоих. Бориска даже подумал, что ошибся, но нет — на траве, возле стены, где раньше сидел мужик, виднелись следы крови, рядом валялись обе дубины. Он побегал по проходам между бретьяницами, но не обнаружил обидчиков, только напугал каких-то мужиков, сгружавших с телеги тяжелые бочки.

Торг уже заканчивался, лавки закрывались, и народ расходился. Покружив по площади, походив вдоль лавок, Бориска направился прочь, сам не зная куда. Возвращаться домой ему совсем не хотелось. Разговаривать со своими — с Юрятой, с Добрыней — даже подумать об этом было невозможно. Ему казалось, что как только они его увидят, так сразу все узнают.

Но зверский голод, поднявшийся в нем, понемногу все же примирил Бориску с возвращением домой. Хорошо было бы поспеть к самому закрытию ворот — когда солнце совсем сядет. Чтобы, оказавшись дома, наесться и сразу залечь спать. А завтра снова вернуться сюда, походить, поискать. Бориска даже немного повеселел.

До закрытия ворот, однако, было еще далеко. Он решил искупаться и еще больше ободрился. Казалось, вместе с потом и пылью сегодняшнего дня он смоет большую часть той скверны, что мучила его. Ощутил вдруг себя липким. Надо было опять спускаться к Клязьме.

Теперь он шагал уверенно, вызывающе поглядывая по сторонам. Его даже немного обижало, что никто не обращает на него внимания. Впрочем, люди на улицах, попадавшиеся ему, имели вид степенный, а многие и одеты были не хуже Бориски. Он проходил по Заболонью, а здесь народ жил богатый.

Найдя спуск к реке, Бориска долго бродил по берегу, выбирая место для купания. То дно ему казалось илистым, то коряга торчала из воды, отбивая всякую охоту купаться. В конце концов он наткнулся на хорошее место — тихую заводь с травянистым берегом. В заводи играла рыба — слышались всплески, расходились круги. Бориска прислушался: никого вокруг, значит, никто и не помешает. Он быстро разделся и бултыхнулся в воду.

Блаженство охватило его. Прохладная вода охладила тело, умыла свежестью лицо, приласкала волосы. Расходившиеся от него волны уносили все плохое, каждой частичкой он словно впитывал новую радость и молодую уверенность в себе.

Плечо, по которому вскользь прошелся удар колом, слегка побаливало. Бориска оглядел: ничего, посинело немного, а кожа цела. Надо будет Добрыню попросить, чтобы поучил мечом махать, как это он делает. Бориске стало казаться, что с сегодняшнего дня все изменится, жизнь пойдет по-другому, лучше, чем до этого дня. Наполоскавшись вдоволь, он вылез на берег, постоял немного, обсыхая, попрыгал, выливая воду из ушей. Оделся. Взялся за пояс с саблей, чтобы подпоясаться. И тут услышал приближающиеся шага.

Кто-то направлялся сюда, и в Бориске мгновенно проснулись все его страхи и вся решимость их перебороть. Пятясь, он спрятался за кусты, присел, скрывшись в густой высокой траве. Ему вдруг захотелось, чтобы это были те двое. Посмотрел бы он на их морды, когда он выскочит из кустов с обнаженной саблей, неотвратимый, как сама смерть. Бухнутся в ноги, конечно. Бориска подался чуть вперед, наполовину вытащив клинок из ножен.

На полянку вышла женщина. И как только Бориска увидел ее, он понял, что все сегодняшние волнения и потрясения выпали ему только для того, чтобы после всего он получил вознаграждение — оказался именно в этот миг именно в этом месте. Может, она, колдунья, сама это ему наколдовала. Потому что женщина была Потвора.

Даже не оглянувшись туда, откуда пришла, Потвора стала снимать одежду.

Бориске уже доводилось подглядывать за купающимися девками. Но здесь все было не так. Он знал, какой она окажется. Она такой и оказалась. Потвора немного постояла, поглаживая себя по грудям и животу — как только что он стоял на этом же самом месте. Потом, улыбаясь, медленно вошла в воду. Поплыла. Бориске сразу стало скучно, и он принялся разглядывать свою ладонь, ожидая, когда Потвора закончит купаться и вылезет на берёг. Очень скоро он этого дождался. И снова глядел на нее — как стекают капли по коже, как отжимает она слегка намокшую косу, как, будто нехотя, одевается и, вздохнув, собирается уходить. Тогда он встал, спокойно шагнул ей вслед и тихо позвал:

— Потвора.

— Она всем телом обернулась к нему. Попятилась. Он стоял, уперев руки в бока, и улыбался.

— Ты кто? — спросила она. — Чего тебе?

Но не убегала. Остановилась даже, видя, что и он не трогается с места.

— Подглядывал, что ли? — спросила она. — Бесстыдник! Уходи отсюда!

Он молчал, раздумывая: кинется ли она бежать, если он попробует подойти.

— А я ведь знаю тебя, — сказала Потвора. — Такой хорошенький и такой безобразник. Ну, уходи! — Она махнула на него рукой, повернулась и спокойно пошла прочь.