Чтение онлайн

ЖАНРЫ

По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Шрифт:

То, что этот Бандюк оказался в войске Глебовичей, не было удивительным. Мало ли людей, желающих добывать себе пропитание мечом, приходит в княжескую дружину. Будь только свободным человеком, имей коня, доспехи и оружие да покажи, как умеешь им владеть. Бориску удивляло то, что, упрашивая Юряту взять его с собой в этот поход, он не понимал, что именно его толкает на эту просьбу. Почему ему так захотелось пойти с отцом — после полуторамесячной походной жизни снова к ночевкам на снегу, от теплого родного дома, от ласк любовницы. А ведь это было так ясно! Ведь он знал, Что встретит своего врага. Сердце подсказывало, а ум не понимал. Какая удача, что Юрята согласился взять его с собой!

Бандюк приехал вскоре, один. Без предисловий обнажили оружие. Бандюк вынул меч, а у Бориски была сабля —

та самая, что и тогда. Съехались, стали кружить по поляне друг против друга, выбирая удобный миг для нападения. Бандюку не молчалось.

— Ах, щенок, щенок, — приговаривал он. — Ну, сейчас я тебя половинить буду.

Бориска не отвечал, присматривался. Тогда, в тот день, в руках у Бандюка была всего лишь дубина, и орудовал он ею умело. Мечом, кажется, тоже пользоваться умел. Локоть правой руки только держал близко к телу. Наверное, сначала ткнет, ударит острием. А рубить уж потом будет. Понятно.

— Ишь как ты улепетывал, — продолжал Бандюк. — Жаль, не догнал я тебя. Убежал как заяц.

Ага, дразнит. Хочет выманить на себя, щитом закроется и снизу ткнет. Понятно.

— Родителя-то помнишь моего? — говорил Бандюк. — Убил ведь ты родителя моего.

Бориска хоть и был нацелен на схватку, но отметил про себя, как потеплело на душе. Эх, знать бы раньше? Не так бы переживал из-за своего позорного бегства. Убил родителя. Ну и этого сейчас убью.

Бандюк вдруг поглядел куда-то вбок, словно увидел там что-то. Бориска в свой счастливый миг, перед тем как повернуться в ту же сторону, всем телом догадался: это обман. И в следующий миг успел отбить щитом удар. Сразу же, с навеса, рубанул по руке, держащей меч. Не отрубил, но рука повисла, раскачиваясь. На конский бок полилась кровь.

Изменившимся лицом Бандюк уставился на Бориску. Потом глянул на разрубленный рукав, вниз — на воткнувшийся острием в снег свой меч. Задергался вдруг в седле, забил пятками в конские бока. Конь трусцой побежал прочь.

Бориска посмотрел вслед. Потом тронул своего коня, быстро нагнал мотающегося в седле Бандюка и с наслаждением несколько раз рубанул сверху — по спине, по шее, по руке, которой тот пытался закрыться. Тело врага перевалилось на бок и мешком упало на снег, одной ногой оставшись в стремени. Конь его сразу остановился и глядел на Бориску, словно хотел сказать: хватит, все уже. Бориска и сам видел, что все закончено.

Изрубленное тело валялось на снегу, который быстро напитывался кровью. Но даже и к мертвому этому телу Бориска продолжал испытывать ненависть. Смотрел, раздумывая: не рубануть ли напоследок? Потом вздохнул, передернул плечами и сунул саблю в ножны. Пора было ехать, догонять своих. Посмотрел на Бандюкова коня: не забрать ли с собой? Все же хоть и небольшая, но добыча. Плюнул, махнул рукой и поехал.

Поединок отнял мало времени, и вскоре Бориска нагнал владимирское войско. Юрята, ехавший сзади, с огромным облегчением посмотрел на сына. Спрашивать ни о чем не стал: Бориска не был ранен, лицо спокойное, довольное. Слава Богу.

Добрыня тоже ни о чем не стал спрашивать брата. Захочет — сам расскажет. Бориска ехал рядом с ним, молчал. О чем-то своем думал. Потом вдруг засмеялся, повернулся к брату:

— Добрыня! Про гривну-то не забыл? Смотри не забудь.

— Не забыл, — улыбнулся в ответ Добрыня. — Домой приедем — отдам.

И дальше Бориска уже ехал в совсем хорошем настроении. Вообще поход выдался удачный. Великий князь будет доволен. Вот только, вспомнил Бориска, жаль — шутку свою, которую придумал, не успел никому рассказать.

Ну, это ничего. Надо ее хорошенько запомнить, а случай, верно, еще представится.

Глава 27

Вслед за теми тремя сотнями дружинников, которым великий князь велел войти в Пронск на подмогу Святославу, он отправил еще войско, придав ему свояка — князя Ярослава Владимировича, несостоявшегося новгородского посадника. Судя по своему неумению и всегдашнему нежеланию вести боевые действия, Ярослав Владимирович мог способствовать скорейшему окончанию усобицы между братьями Глебовичами. Излишнее, проистекавшее из особых свойств ума князя миролюбие, которое так повредило ему в Новгороде, под стенами Пронска могло

оказать решающее воздействие на Романа с братьями. Великий князь рассчитывал, что Ярослав Владимирович сразу приступит к ним с увещеваниями и, может, смягчит их сердца. То, что Глебовичи сделали — развязали войну против ни в чем не повинных младших братьев, войну, которая заведомо, при любом исходе не могла им принести ни славы, ни чести, ни богатства, — все это заставляло великого князя порой думать, что Бог лишил Глебовичей ума. А если так, то чем более скромным умом будет обладать человек, ведущий с ними переговоры, тем скорее он сможет с ними договориться.

Но князь Ярослав Владимирович вскоре вернулся обратно ни с чем. Он не стал подходить к Пронску, когда дозорные донесли ему, что город, судя по всему, взят: дружинники Глебовичей сворачивают стан, беспрепятственно входят в город и выходят из него через ворота. Опасаясь своим появлением растревожить рязанцев и вызвать битву, насчет которой он не получил от великого князя никаких указаний, Ярослав Владимирович велел войску идти назад. Более подробно рассказать великому князю о взятии Пронска он не сумел.

Потом выяснились подробности. Оказалось, что князь Святослав распорядился связать владимирскую дружину и открыть ворота. В плену у старших Глебовичей также оказались жена, дети и верные бояре Всеволода Глебовича. Таким образом, взятие Пронска становилось для великого князя вдвойне обидным: Роман не послушался его, а Святослав предал. Необъяснимый поступок Святослава, который предпочел дружбе и покровительству великого князя Владимирского краткое — до следующего раза — замирение с братьями, только что чуть не убившими его, заставляло подумывать о том, не смести ли с лица земли эту породу. Чего можно ожидать от таких людей в дальнейшем? Ни верности клятвам, ни хотя бы просто благоразумия от них не дождешься. Стоит ли терпеть их рядом с собой, постоянно готовых нанести удар в спину? Стоит ли верить их обещаниям, которые они дают с такой легкостью, словно для того лишь, чтобы немедленно их нарушить?

Великий князь решил действовать. Для начала он вооружил Всеволода Глебовича и послал его в Коломну, чтобы он там обосновался и ждал прихода основного войска. На этот раз великий князь собирался лично возглавить поход против старших Глебовичей. Одновременно с этим Святославу в Пронск было послано письмо, в котором приказывалось немедленно возвратить свободу тремстам пленным владимирцам. Это письмо было необходимо, чтобы братья знали: великий князь помнит о своих людях. Безумные Глебовичи, узнав о приближении возмездия, могли истребить пленных. Письмо составлялось долго: Всеволоду Юрьевичу хотелось подобрать особенно простые и доходчивые слова, в которых самый предубежденный чтец не смог бы углядеть для себя обид и, значит, ответить на письмо каким-нибудь непредвиденным зверством. «Люди, которых ты захватил, — писалось в послании Святославу, — это мои люди. Отпусти их, не задерживай. Они люди мирные, когда с ними поступают мирно». Неизвестно, что произвело на Глебовичей большее впечатление — это письмо или слухи о готовящемся на них нападении, но все триста человек с оружием и конями были незамедлительно отпущены и прибыли во Владимир. Пока великий князь вызволял пленников, Всеволод Глебович сел в Коломне и внезапными стремительными набегами опустошал окрестности Пронска.

Вскоре старшие Глебовичи стали осыпать брата Всеволода уверениями в своей вечной братской любви. Теперь, словно пьяницы, протрезвевшие после крепкой попойки и ужаснувшиеся тому, что они успели спьяну натворить, старшие Глебовичи готовы были назвать Всеволода Глебовича не только братом, но и отцом своим и покровителем. Жена и дети были доставлены Всеволоду Глебовичу в Коломну. Точно такие же уверения летели во Владимир, и великий князь также — в который раз — назывался отцом. После всего, что случилось, очередные клятвы Глебовичей вызывали у Всеволода лишь омерзение. Однако напряжение спало, и великий князь медлил со вступлением в Рязанскую землю. Тем более что наступала весна, дороги становились непроходимыми. Но это не означало для Глебовичей спасения. Они должны быть наказаны, должны почувствовать на себе тяжелую руку великого князя, и он собирался начать войну, как только спадет вода в реках.

Поделиться с друзьями: