По законам Дикого поля

Из березы и лапти плели, но малопрочные.

А еще светлоликая береза душу радовала. Много песен о березе сложено.

И все же первым деревом в России оказалась кудрявая липа, главный друг и помощник крестьянина. Дерево-долгожитель. Наиболее старые деревья-патриархи почитались священными.

Во влажных местах липа достигала высоты пятнадцать-двадцать саженей, а толщина ствола в диаметре сажень и более.

Из гигантских лип древние русичи выдалбливали ладьи, на которых ходили по рекам и морям. Из липовых колод делали и более обыденные, но нужные предметы – корыта и чаны. В каждом дворе имелись.

Липа кормила славян, равно и другие соседние лесные племена. Пчелы брали лучший и самый изобильный взяток в цветущих липовых лесах.

Из древесины липы мастерили большую часть кухонной утвари – чашки, ложки… Липовые дрова согревали в стужу, к тому же хорошо пилились и кололись.

Липовый цвет собирали. Его заваривали и лечили им не одну болезнь.

Более всего липа славилась волокнистой внутренней частью коры, называемой лубом, а у молодой липы лыком.

Повозки переселенцев Дикого поля были крыты не только конопляным полотном и рогожей, плетенной из липового мочала, но нередко и гнутым лубом, укрывавшим от солнца и дождя.

Из лыка делали кули, циновки, банное мочало. Да еще знаменитые лапти – самую доступную обувь. Обувка аккуратная, легкая, мягкая. Мастера наловчились плести такие лапти, что даже воду и росную влагу не пропускали, держали ногу в сухости.

Обмотает крестьянин ногу тканью-портянкой, сунет в лапти и айда хоть на пятьдесят верст пешком. И мал и стар носили.

Плели лапти повсеместно. Ремесло простое, да без него никуда.

Липа кормила, одевала, обувала, согревала, постель давала, в бане мыла, лечила и даже транспортом служила.

Не случайно селение расположилось на опушке липового леса. И само селение починки назвали Липовка.

– Этих починков я сюда привел, – сказал Вожа. – Обжились уже. Здесь нам не откажут в передышке.

Еще на расстоянии виделось, что переселенцы улыбаются и рады гостям. В деревне всегда радовались гостю. Доброму знакомому и другу радовались вдвойне. До ближайшего селения несколько десятков верст по прямой. Гость в таком месте и развлечение, и рассказчик новостей.

В это время новости и указы из Москвы на почтовых лошадях шли до Волги несколько месяцев. Война могла начаться и кончиться, пока известие о ней дойдет до разных частей великого государства. До медвежьих углов новости государственные часто вообще не доходили, многие их и не ждали. Но если какое-то известие, даже местное, попадало в уединенное селение, то его долго вспоминали и обсуждали, а счисление дней и лет вели со дня появления и отъезда редкого гостя.

Звероловы еще не въехали во двор, а жены починков уже кинулись прибираться и стелить стол в самой большой избе. Эти люди сами создавали новые традиции и неписаные законы Дикого поля, по которым предстояло жить нескольким поколениям переселенцев. Радушие в отношении гостя – одна из их самых добрых черт.

Вместо приветствия Вожа взмахнул рукой и спросил:

– Как живете?

Коренастый бородач приветливо ответил:

– Как деды завещали: крепись, Богу молись и за соху держись. Звероловы и починки коротко обнялись и пошли в деревню. Коней у путников приняли, разнуздали, напоили и пустили на выгон пастись. Для собаки бросили требухи. Верблюда починки приняли в дар с благодарностью и недоумением. Этих животных они еще не знали…

Вожа попросил умыться. Скинул рубаху, обнажив мускулистые и неожиданно белые руки и широкую грудь. Только лицо, шея и кисти рук у него бронзовели, опаленные жарким солнцем, и оттеняли белизну кожи.

Бородатый мужик в белокипенной конопляной рубахе и черной поддевке тонкой струей поливал гостю на спину из деревянного ведра. Вожа с видимым удовольствием растирал лицо, плечи, грудь. Утереться подали льняное полотенце с узорами, вышитыми красной нитью.

Умылся и Васек, ежившийся от холодной колодезной воды.

Помогавшая ему пожилая женщина с добрыми материнскими глазами потрепала его рукой по голове и сказала:

– Полезай в бочку. Вода на солнышке прогрелась. Мы в ней в жару часто охлаждаемся. Для ребятни поставили.

Васек не заставил себя ждать. Вода в огромной сорокаведерной бочке приятно тепла и пахла древесиной дуба. Васек не удержался от радостного возгласа.

Пока жены починков стряпали и собирали на стол, звероловы решили передохнуть на завалинке, угощаясь пурей [37] .

37

Пуря – крепкий медовый квас.

Жители трех дворов собрались вокруг гостей. Только в одной избе оказались сдержаннее. Хозяин Андриян Воейков зазвал жену в избу.

– Христина, где простыги? [38]

– Наряжаются, – ответила жена. – Познакомь Вожу с нашими дочерьми. Парень видный, самостоятельный.

– Забыла поговорку переселенцев, – строгим голосом Андриян одернул жену.

– Про что толкуешь? Что вспомнил?

– А то. «Кто убился? – Бортник. А кто утонул? – Рыбак. А в поле убитый лежит? – Служивый человек». Так вот это все про него одного можно сказать.

38

Простыги – на промысловом языке девицы; в Диком поле и в Сибири звероловы и починки издавна говорили на двух языках: обычном и промысловом, к последнему прибегали из суеверия, опасаясь сглаза от лешего.

– В Поле все под Богом ходим, – стояла на своем Христина. – На самом краешке стоим. Что завтра будет, не ведаем. Что вечером будет, не ведаем. Поговорка и про нас сложена.

– Мы-то хоть стараемся хорониться от смерти, не обвыклись с ней. А он сам косую ищет, даже дразнит ее. Ты – мать, должна понимать. Хочешь быстро вдовую дочь получить? Казаки все одно что огонь, которым и обогреться можно, и обжечься, кашу сварить и город спалить. А звероловы в Поле часто идут впереди казачьих ватаг. Когда вожами, а чаще в одиночку. Их жизнь в Диком поле – непрерывная схватка, один большой бой.

– Вспомни-ка, кто нам помогал впервоначале обжиться в Поле, – не сдавалась Христина. – Вожа – человек с головой. И зверобой достаточный. На прокорм всегда имеет.

– Поживем – посмотрим. А счас гони простыг со двора. Запри в баньке. И вели носа не показывать. Чтоб на глаза не лезли, не тревожили. А то возжей моих попробуют. Ты вот уговори Вожу остаться у нас. Разве не найдется в избе места для него? И новую избу можем поставить на помочах. Никто не откажет.

На завалинке Вожа расспрашивал починков про житье-бытье:

– В Поле видел ваши стада. А хлеба сеете меньше московских пахарей.

– Скотинку развели, – простодушно сказал кряжистый могучий дед с седой бородой, видимо, старший в молодой деревне.

Старики среди починков встречались не часто. В переселение отделялись преимущественно молодые и зрелые, способные выдержать все тяготы. Потому здесь особенно почитали стариков, особенно столетних, много помнивших…

– Я почитай в деревне самый достаточный, – продолжил старик после паузы. – Два десятка лошадей, четыре коровы дойные. Овец не считаю. Сотни две будет. Можно и более развести. Да куда нам?