По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

Корнилова передернуло от этих слов. Хорошенькое дело — брать! Кассирша все еще лежит без сознания! Может остаться инвалидом на всю жизнь. А она — отговаривала «брать эти деньги»!

— Я знала, что так получится! Вот… И говорю ему: да тебя же с этим чемоданчиком сразу сцапают, пока по городу пойдешь среди бела дня. Тут Олег засмеялся, сказал: «А я без чемоданчика пойду. Я для него в том доме надежное местечко приготовил. Перед отъездом заберу».

— Так и сказал: «В том доме надежное местечко приготовил»?

Прошина кивнула.

— А почему вы думаете, что он спрятал деньги во дворе?

— Ну а где же? Олег собирался уходить через двор.

— У Самарцева в этом доме знакомых нет?

— Нет. Он мне никогда об этом не говорил.

«Олег твой, милочка, судя по всему, продувная бестия. Так он тебе и выложил бы все планы. И уехать-то наверняка без тебя собирается, да и не в Одессу, наверное».

— С кассиром Любовью Андреевной вы давно знакомы?

— Года три.

— Подруги?

— Да нет, познакомились на танцах во Дворце культуры Гааза. Я тогда еще в Доме книги работала. Несколько раз в кино вместе ходили.

Игорь Васильевич посмотрел на часы: «Пять. Если Самарцев еще не улизнул из города с деньгами, он может это сделать сегодня. Пора заканчивать разговоры… А с Прошиной я еще побеседую…» Он выключил магнитофон.

— На сегодня хватит. Мы вынуждены задержать вас на некоторое время…

Прошина больше не слушала его, сидела, повернув голову к окну.

— Валентина Васильевна, ну зачем, зачем вы связались с этим человеком? Чего вам не хватало в жизни? — спросил Корнилов с неожиданной для него самого горячностью.

— Чего мне не хватало? — Она повернула к нему заплаканное, потускневшее, но все еще очень привлекательное лицо.

— Да, да. Я вас спрашиваю не как работник милиции, как человек, который мог бы быть вашим отцом. Ведь этот Самарцев наверняка и раньше воровал!

— Раньше?! — удивилась она. — Кажется, нет. Да откуда же я знаю. Деньги у него всегда были. И мне хотелось… Знаете, мне было интересно. Придешь в общежитие с новым колечком — на несколько дней разговоров. Все девчонки перемеряют. Охают. Или новое платье… Особенное. Такого ни у кого нет. Девчонкам очень нравилось. Я им говорила, что он артист, что мы скоро поженимся и тогда они узнают его.

— Они вам верили?

— Не знаю, — ответила Прошина. — Может быть, и нет. А все равно завидовали.

4

Некоторое время Корнилов сидел молча, не в состоянии отделаться от какого-то противного, угнетающего чувства бессилия. Как мало потребовалось для того, чтобы эта красивая, неглупая девушка оказалась замешанной в преступлении! Новое колечко, модное платье…

Он вдруг подумал о том, как воспримут арест Прошиной ее подруги по работе, как будут они сидеть, перешептываясь, в суде, удивляясь, что дружок, которого она выдавала за артиста, оказался матерым преступником.

«Стоп, спокойно! — остановил Корнилов сам себя. — Эдак можно далеко зайти… Дело, дело не ждет!»

Он позвонил следователю, рассказал о признании Валентины Прошиной.

— Надо просить у прокурора ордер на арест. Как минимум, пахнет укрывательством. А может быть, и соучастие, — сказал Аверин и поинтересовался: — Кто Самарцевым занялся?

— Бугаев. Жду его с минуты на минуту.

— А потерпевшая до сих пор без сознания. И на ближайшие день-два врачи улучшения не ожидают. — Голос у Аверина был озабоченный. — Так что я на ваших сотрудников, товарищ подполковник, очень рассчитываю. Они уже много сделали.

— Ну-ну… неопределенно протянул Корнилов и усмехнулся.

Аверин слыл в управлении человеком очень самолюбивым и педантичным, и инспекторам уголовного розыска, которые попадали к нему в группу, редко удавалось услышать от него похвальное слово.

Вскоре приехал Бугаев.

— Ну и дела, Игорь Васильевич! — возбужденно закричал он с порога, еще не успев затворить за собой дверь. — Я как в воду глядел! Слушал тут девчонку, а сам думал — дура ты, дура, обманывает тебя твой хахаль…

— Семен! Нельзя ли без этого… — Корнилов предостерегающе поднял руку и покрутил пальцами. Он ужасно не любил, когда сотрудники щеголяли жаргонными словечками.

— Да это ж… — начал было Бугаев, но Корнилов перебил его:

— Садись, дело говори!

Бугаев уселся в кресло и протянул руку к пачке сигарет:

— Можно? Унять душевное волнение…

— Кури. Только не тяни. Любишь ты напряжение создавать.

— Так вот, товарищ подполковник, — начал Бугаев, закурив. — Как я и предполагал, выслушав молодую гражданку Прошину, гражданин Самарцев в доме сто девятнадцать по улице Димитрова не проживает и вообще в городе Ленинграде не прописан. Квартиру он снимал, презрев все формальности, а на асфальтобетонном заводе номер три никогда не работал…

— Адресное бюро ты запрашивал?

— Товарищ подполковник…

— Ох, и самомнение у вас, товарищ старший инспектор. Как у следователя Андрея Ивановича.

Бугаев засмеялся.

— Вы меня все критикуете, товарищ подполковник. А я бы на вашем месте выдал мне премию за оперативность.

— С Одессой связался?

— Конечно.

— Фото передал?

Капитан кивнул.

— Ладно, Семен, премии ты не дождешься, но отгул я тебе, наверное, на будущей неделе дам.

Бугаев молча поднял растопыренную пятерню.

— Что? — не понял Корнилов.

— Уже пять отгулов вы мне обещали, товарищ подполковник. А Белянчикову — шесть.

— Значит, вы с Белянчиковым у себя в кабинете обсуждаете действия начальства, — вздохнув, сказал Корнилов. — Ну-ну. — И без всякого перехода добавил: — Непростая птичка этот Самарцев. Да и Самарцев ли?

Он посмотрел на фотографию. Альбом, принесенный Костей Горюновым, так и лежал у него на столе. Раскрытый в том месте, где была фотография книжного лотка на Невском. Отрешенное лицо скромного паренька среди толпы у Дома книги постоянно напоминало подполковнику о том, что по городу бродит опасный преступник.

Бугаев подумал: «Хорошо было бы все-таки показать этого типа по телевидению. Почему подполковник не хочет?» Но Корнилову ничего не сказал. Только вздохнул.

— Ты, Семен, не вздыхай! У вас с Алабиным надежные ребята в Тучковом дежурят?

— Надежные.

— У вас все надежные… — с сомнением сказал Корнилов. — Серьезные ли? Ведь если этот Олежек почувствует неладное — ищи ветра в поле!

Зазвонил телефон. Корнилов поднял трубку. Это была мать.

— Игорь, ты не забыл, какой сегодня день?