По звёздам Пса
Шрифт:
Я вытащил чехол с удочкой из саней и он сразу понял что работа официально на сегодня закончена.
Неглубокая впадина после небольших камней, навроде рифов. Упавшее дерево поверх течения. Еще не каньон, но с живыми деревьями, голубая пихта и норвежская, дугласия, стройные вблизи, на ветвях натянуты ветви испанского мха раскачиваются под ветром. Сколько лет мху спрашиваю я себя. Он сухой и легкий при касании, почти рассыпается, но на деревьях он раскачивается словно печальное ожерелье.
Я собираю и натягиваю удочку а Джаспер лежит на плоском камне и наблюдает за мной. Только он загорает на солнце и он наблюдает за мной с пятна теплого света, его тень падает на булыжники и округляется в гальку словно прозрачная вода. Стебли прошлогоднего коровяка качаются
Я снимаю ботинки и штаны, надеваю легкую, с липкой подошвой обувь которая у меня уже много лет. Когда стирается резиновая подошва у меня есть еще такая же обувь. В последний полет на парковку у обувного магазина я взял пять пар моего размера. Не такие легкие, но пойдет. Где-то три года длятся и должно хватить надолго-надолго. Что не представишь. Такая картина не помещается в мою голову. Умножить года и разделить на желание жить довольно фальшивая бухгалтерия. Пока будем держаться за этот ручеек. Привяжем новый шнур и пушистую мушку, и подуем на удачу. Забросим и еще раз и если нам повезет то ночь от этого станет еще лучше.
И поужинаем. Я хотел прокричать об этом Джасперу но он спал и он знает это слово и сразу заведется поэтому я не закричу ему пока не поймаю рыбу. Первая всегда достается ему.
Я рыбачил несколько часов. Забрасывал и забрасывал снова и снова. Я прошел к началу изгиба и попытался там в мелкой воде которая стала серебряной от солнца ушедшего к началу ручья. Течение было серебряным с черными прядями, как ртуть и нефть. Затем солнце перешло за хребет и поместило нас в холодную тень и вода отражала только чистое небо и я снова мог видеть камни в мелководье. Зеленые камни и вода голубые там где пробегали морщины у рифов. Каким-то образом Джаспер знает даже в своем сне когда я прохожу больше чем нужно шагов и тогда он встает и следует за мной и сворачивается клубком на песке между камнями в пятидесяти ярдах впереди меня. Я добавил шнура с крючком и подвесил к нему фазанье перо с бусинками и поймал четырех больших карпов за несколько минут. Я прошелся по воде нахлыстом, верхние прилипалы проплывали мимо, и вдруг удочка встала, едва вздрогнула, едва-едва, даже не тычок, и тут я понял карп ощупывал губами мою нимфу и я дернул и зацепил его. Они сражались не так доблестно как форель а с угрюмым упорством словно мул упершись всеми копытами. Они не уходили вверх по течению или забирались под ветки упавшего дерева, они просто отказывались поддаваться и надо было попотеть что никак не назовешь весельем, но теперь трудно было найти где-нибудь веселье и я стал уважать их за их стоицизм. Бесстрастное сопротивление перед поглощаемой их вселенной.
Как мы.
И когда я взял толстяка двумя руками и треснул его головой о камень я сказал Спасибо приятель зная как должно быть чувствуется когда совсем не готов к такому.
Я свистнул. Джаспер может почти глухой но что-то в свисте щекочет его голову глубже чем просто звук и он выпрямился и встал слегка качаясь и встряхнулся и побежал довольный вверх по течению и я дал ему первую рыбу которая весила почти семь фунтов. Я отделил филе, дал ему две полосы серого мяса, голову и хвост, и выбросил кости назад в ручей. Следующую пойманную мной я разделал и промыл и в желудке ее было полно мух и парочка мелких рачков.
Уже поздно. Я рыбачил весь полдень и течение было холодным где оно толкалось о мои колени и бедра да только мои ноги давно стали бесчувственными от такого вида мертвенной теплоты. Начинало холодать. Я поймал пятую рыбу, поменьше, вычистил ее и провел палку с крюком сквозь живот и прицепил ее вместе с остальными на бечевку. Повесить их потом в сарае. Размял мои ноги чтобы разогналась в них кровь. Солнце ушло, ручей начал светиться в ранних сумерках. Каким я почувствовал себя? Счастливым. Мы не думали ни о чем да только о ручье, да только об ужине, да только о лагере на ночь чуть повыше по ручью у песчаной отмели где мне нравилось останавливаться. Я натянул мои штаны, сел на камень и одел ботинки. Джаспер ожил после рыбы, следил за мной с открытой пастью, улыбаясь потому что он знал мы не шли никуда далеко и будет еще парочка рыб, в этот раз сваренные и посоленные.
Окей,
тронулись.Мы обошли заросли ивы и ольхи еще не покрывшиеся листвой и нашли тропу сквозь зеленые живые почтенного возраста ели, кора почти становится оранжевого цвета когда они стареют, и мы нашли наше кострище в песке в нескольких ярдах от воды и ровное место для сна под одним из старых деревьев.
Я принес несколько сухих сучьев из леса поблизости за нашим лагерем и разбил их и положил на постель сухого испанского мха и быстро зажег костер. Чтобы мы согрелись. Сучья были сухими и полными смолы и начали шипеть и стрелять искрами похоже на местную песню подпевая ровному бормотанию ручья и ветру в высоких кронах. Темнота уже пришла в лес, она заполнила маленький каньон словно медленный прилив, и языки пламени делали ее глубже а небо все еще было светлым от прозрачной синевы и я увидел две звезды.
Джаспер был тоже счастлив. Он свернулся поближе к огню против ветра и против дыма и положил свою голову на лапы и смотрел как готовилась наша рыба на легкой с длинной ручкой сковородке которая похоже была сделана сотню лет тому назад. Ручка была обернута в слой блестящей жести чтобы распределять жар и на ней стоял штамп Симпсон и Сыновья Полевая Утварь. Сто лет тому назад когда пастухи гнали свои стада вверх в горы на лето покупая у Лесной Службы сезонный пропуск и обустраивали свои походные лагеря, возвращаясь назад под осень как поется в ковбойских песнях. Те обветренные всадники так же проводили свое время у таких же костров. Чего они никак не могли представить себе. Нас, как мы жарим нашу рыбу здесь с карпом и разбрызгивая во все стороны масло. Брызги и шипение, треск сучьев, языки пламени в колеблющемся ветре, тот же самый ветер несет холод с высоких склонов и проскальзывает сквозь ветки деревьев будто привидение давних спусков серферов.
Джаспер садится в позу сфинкса и смотрит на меня очень близко. Его момент. Я солю самую большую рыбу, кладу ее на гладкий камень и выдергиваю скелет с хвоста, открываю застежкой костей.
Provecho.
Он вскакивает, виляет хвостом, впервые за весь день, и поглощает свой ужин издавая тихий рокот.
Я протягиваю шнур от большого дерева стоящего на страже нашего лагеря к молодой ольхе и вывешиваю поверх нейлоновое покрывало чтобы укрыться от росы.
Я готовлю рыбу для себя и потом наклоняюсь к воде у камней и пью воду и обмываю мое лицо. В гладкой темноте между камнями с еле заметным течением пробегает водомерка и дрожат несколько звезд.
Я раскладываю нашу постель под деревом и ложусь. Вновь встаю, развязываю два угла покрывала и закладываю их под дерево. Нас немного оросит росой да только мне все равно, мы можем высушить что-угодно утром у костра. Сегодня ночью я хочу видеть небо. Вновь ложусь и Джаспер шатаясь подходит ко мне словно на ходулях, как во время похода днем, и вылизывает все мое лицо пока я не начинаю смеяться и отворачиваюсь от него. Затем он устраивается у моей спины в его любимую позу и вздыхает. Мы слушаем ветер в вышине, воду в низине. Я кладу руки под голову и смотрю как наливается светом Ковш. Я чувствую себя чище. Чище и лучше.
Наутро я просыпаюсь замерзшим. Спальный мешок и Джаспер покрыты инеем. И моя шерстяная шапка. Может и не самая лучшая идея была спать без покрывала. Ничего, мы зажжем огонь через минуту.
Ты должно быть совсем состарился, парень. Иди-ка. Я взялся за конец его одеяла чтобы окутать его поплотнее. Он тяжелый, недвижный. Застывает, с каждым утром.
Давай, приятель, так лучше. Пока не зажгу костер. Давай.
Он игнорирует меня. Я натягиваю на него одеяло глажу его ухо. Рука останавливается. Его ухо холодно. Я провожу рукой по его морде, тру его глаза.
Джаспер, что с тобой? Тру и тру. Тру и тяну за загривок.
Эй, эй.
Тяну за шерсть на шее. Эй, проснись.
Я толкаю его чтобы сел и накрываю его, грудью на его спину, и покрываю собой.
Эй, он в порядке. Просто еще спит.
Спит.
Я прижал его, замершего в спящей позе, поближе к себе и положил одеяло на него и сам лег на спину. Я дышу. Я должен был заметить. Как тяжело было ему когда он шел. Слезы которых не было вчера полилилсь. Прорвали дамбу и полились.