Победа мальчика с лесного берега

Через секунду он уже с невинным видом сидел на своем месте.

В это время в дверях показался мистер Смелл.

Все нормальные проявления жизни так или иначе сопровождаются шумом, и в тишине всегда есть что-то противоестественное. Именно такой и была тишина, вдруг оборвавшая кутерьму в классе.

— Встаньте! — отрывисто и сурово приказал мистер Смелл. Он даже не смотрел на мисс Хармсворт, которая еще не совсем оправилась. — Ну! В чем дело? Что здесь происходит? Что за шум? Отвечайте.

Ох, эта тишина!

— Я предупреждал вас! — сердито закричал мистер Смелл. — Из-за чего весь этот беспорядок? Если вы будете молчать, каждый получит по шесть ударов ремнем. Весь класс. Ну?

— Это все ящерица… — нерешительно сказала Мэри Такери, крупная, рано созревшая девочка, любимица учителей, всегда трепетавшая перед наказанием.

— Ящерица? Кто принес ее сюда?

Молчание.

— Мэри Такери, — сказал мистер Смелл. — Кто принес ящерицу?

— Не знаю, сэр…

— Пусть тот, кто сделал это, встанет, не то я на всю неделю оставлю вас без спортивных игр.

Эдгар понял, что дело его плохо. Неписаный закон требовал, чтобы он сознался; но мальчик не мог заставить себя сделать это под пристальным взглядом мистера Смелла.

— Все, кто живет в лесу, встаньте: Уайт, Аллан, Кэмпбелл, Дигби. Кто из вас принес ящерицу?

Молчание.

— Ты, Кэмпбелл?

— Нет, сэр, — дерзко и вызывающе ответил Скотти.

— Уайт?

— Не я, сэр.

— Аллан?

Эдгар промолчал.

— А! Значит ты! Ступай за мной в кабинет. Остальные садитесь и запомните мое предупреждение. В следующий раз весь класс будет наказан.

По его свирепому тону все поняли, что он не задумываясь приведет угрозу в исполнение. Он повернулся и вышел, Эдгар последовал за ним.

Босые пятки мальчика гулко стучали по коридору, но ему казалось, что сердце его стучит еще громче. Он засунул дрожащие руки в карманы, безуспешно пытаясь храбриться; он не чувствовал озлобления, но сознание вины внезапно исчезло. Он думал только о несправедливости того, что должно сейчас произойти. Ему казалось, что он не сделал ничего дурного, а его хотят наказать. На беду, чувство оскорбленной невинности едва ли могло утешить его, так же как и философская мысль, что все скоро кончится и будет не очень больно. Сама расправа — ничто в сравнении с ожиданием ее; и, не сводя глаз с аккуратной складки на брюках мистера Смелла, мальчик чувствовал, что во рту у него пересохло, а все тело точно налилось свинцом. Мистер Смелл был жестоким и несправедливым человеком, так по крайней мере казалось Эдгару. Если бы не страх, он ударил бы мистера Смелла из одного лишь чувства протеста. Но страх был настолько силен, что даже мысль о бегстве не пришла Эдгару в голову.

Он остановился перед столом мистера Смелла, сам протянул руку и только сморщился, когда толстый кожаный ремень стегнул его пониже локтя.

— Еще! — сказал мистер Смелл, когда Эдгар опустил руку.

Он ударил Эдгара по правой руке шесть раз.

— Теперь другую!

Мистер Смелл держал ремень крепко и уверенно, и когда Эдгар протянул левую руку, ударил со всего размаха, движимый не гневом, но справедливостью, не жестокостью, но чувством долга; не глядя на мальчика, он снова заносил ремень, это воплощение печальной необходимости, и снова хлестал, думая лишь о пользе, которую принесет ребенку суровый урок.

Обычно он ограничивался десятью ударами, но на этот раз какое-то внутреннее побуждение заставило его добавить еще два. После этого он взглянул на мальчика и увидел две прозрачные слезы на его грязных щеках. Грязь — вот что огорчило его; впрочем, сейчас он готов был простить Эдгару грязь и ничего не сказал; Эдгар повернулся и вышел из кабинета. Закрывая дверь, он слышал, как мистер Смелл вздохнул.

Эдгар всхлипнул, проглотил слюну, сплюнул и вошел в класс, встреченный благоговейным молчанием тех, кому удалось избежать кары. Он остановился у дверей, ожидая разрешения сесть; мисс Хармсворт, казалось, сама была готова расплакаться. Однако никто из детей не заметил ее минутной слабости, а Эдгар, разумеется, видел в ней только виновницу беды.

— Садись, Эдгар, — сказала мисс Хармсворт, и мальчик пошел на место. — Я… — начала она и тут же осеклась. — Я не люблю, когда детей бьют…

— Это не больно, мисс, — заверил Скотти Кэмпбелл. Скотти попадало чаще других, но чем больше его били, тем пренебрежительней он к этому относился.

— Если все вы станете хорошо вести себя, наказаний не будет, — в отчаянии проговорила мисс Хармсворт, но ей не удалось выразить свое глубокое отвращение к насилию, и собственные слова показались ей лишь повторением надоевшей учительской морали. — А теперь продолжим.

Урок пошел своим чередом, и Пэтчи Уайт, открывая учебник Эдгара, шепотом спросил: «Больно было?» — а Эдгар мотнул головой и ответил: «Нет!» — после чего товарищи по безмолвному уговору оставили его в покое, и он просидел до конца урока, уткнувшись в книгу, в то время как мысли его разбегались. Он остро ощущал свое одиночество, чувствуя, хотя и бессознательно, что обижен судьбой, наградившей его отцом, над которым смеется весь город, и заброшенным домом у реки, где никто не позаботится накормить его, когда он вернется. Эдгар впервые заглянул в собственную душу, ему было жалко себя, и он обрадовался, когда прозвенел звонок и урок мисс Хармсворт кончился.

— Так вот… — попыталась она снова заговорить с классом. — Надеюсь, больше это не повторится.

Ее слова заглушили крик и суматоха, поднятые юными разбойниками. Шумный поток плескался у самых ее ног; она поспешила выйти и с облегчением затворила за собой дверь.

3

Эдгар досидел до конца уроков и с вызывающим видом прошел через весь город, словно нарочно напрашиваясь на новые насмешки. Но большинство не обратило на него внимания, не находя ничего забавного в том, что по улице идет маленький мальчик, хотя бы даже и в рубахе, выбившейся из штанов. Эдгар был разочарован: от этого равнодушия вчерашние насмешки казались еще более обидными, а наказание, полученное в школе, как ни странно, еще более несправедливым.

Тем не менее он забыл обо всем, очутившись у реки, и весь вечер посвятил поискам первых за эту весну сетей Пита Поттера, но Пит был ловкий браконьер, и, чтобы разгадать все его хитрости, Эдгару пришлось бы искать до самой осени. Потерпев неудачу и тут, он пошел домой.

Эдгар напился чаю и сидел в темноте, прислушиваясь к доносившимся из-за реки звукам городской жизни. Эта близость города, раскинувшегося на другом берегу, нестерпимо угнетала его. Он встал, натянул свитер и, взяв лодку, переправился через реку.

— Это ты, Эдгар? — окликнул его кто-то.

Мальчик узнал старого Боба, бывшего капитана, который жил на берегу в старом пароходном котле. Эдгар охотно поболтал бы с ним. Но на Боба никак нельзя было положиться. Своенравный старик мог вдруг встретить его самым недружелюбным образом, хотя по натуре был добр и великодушен.

— Да, это я! — ответил Эдгар и скрылся в темноте, зная склонность Боба к злым шуткам и не желая испытывать их на себе.

Секунду он простоял в нерешительности; не хотелось ни возвращаться домой, ни видеть кого-либо из горожан. И все-таки нужно было как-то закончить этот день, чтобы успокоиться. Будь Спит Макфи дома, Эдгар бы пошел к нему; но Спит уехал к дяде на ферму, а больше, Эдгар знал, идти некуда.