Победить любой ценой

В эту минуту Рита Аржанникова высадила ветхую решетку вентиляционного окошка и метнула шумовую петарду в самую гущу рабочих наркопредприятия.

– Это вам для ускорения, – произнесла она.

И в самом деле, не прошло и минуты, как внизу не осталось ни одного рабочего.

– Ну вот, господин Стекольщик, – произнес я. – Каким будет ваше слово теперь?

Игнатьев оглядел нас. Мы расположились в кабинете покойного генерала Ушкова. Рядом была радиорубка, и вообще место было весьма уютным. Казаки и гастарбайтеры на удивление быстро покинули территорию. Навряд ли кто из них побежал в милицию. Сидеть дома, ничего не предпринимать и ждать особого распоряжения – самое милое дело. Стекольщик остановил свой взгляд на Чабане. Яков Максимович, Кентавр и Тоня были сейчас с нами. Включенный телевизор сообщил по местному каналу, что в городе два крупных пожара. Один в ремонтной мастерской, другой на складе автозапчастей.

– Хорошая штука – труба, – произнес Кентавр, поглаживая огнемет «Шмель», лежащий у него на коленях.

– Мы доставим вас в ведомство Сладкова, – произнес Чабан. – Базу же и завод взрывать не будем. Оставим как доказательство вашей преступной деятельности.

– Как вы выберетесь отсюда? С базы? – спросил Стекольщик.

– Очень просто. По воздуху, – пояснил Чабан. – По счастью, здесь полно техники.

– Кто-то из вас водит самолет? – осведомился Павел Робертович.

– Я в юности готовился в летчики, в аэроклубе летал как раз на такой технике, – ответил Чабан. – Вот на медкомиссии срезался. В летчики не годен, а в спецназ – пожалуйста.

Это была правда. Вид у плененного Стекольщика становился все более подавленный. Его взгляд сейчас был направлен мимо нас, он смотрел на дверь персонального туалета генерала Ушкова. Туалет располагался рядом с входом в кабинет, и сейчас его дверь была чуть приоткрыта.

– Ну и что дальше? – спросил Стекольщик. – Да поймите вы, Чабан и отара… Жить вам можно только до тех пор, пока вы исполняете мою волю.

Даже сейчас, со связанными руками, с окровавленным лицом, Стекольщик держался так, точно мы находимся у него в плену.

– Скажи мне, Чабан, что, по-твоему, означает пословица: «И волки сыты, и овцы целы»? – спросил Стекольщик.

Как известно, шизофреников выявляют, прося их объяснить значение той или иной пословицы. Похоже, Чабана решили подвергнуть такому тесту.

– Ответ короток и ясен. – Я решил прийти на помощь не торопившемуся с ответом командиру. – Это значит, что волки сожрали и пастуха, и собаку…

– Вот именно, – кивнул Стекольщик, – сожрали Чабана и всех его собак… Что же, пословицы ты, Вечер, толковать умеешь. Неужели вы не понимаете, что все ваши усилия тщетны? За мной стоят серьезные покровители. Они никому не позволят уничтожить меня и картель. Булышев сложил голову, и вы сложите.

– Один склад и фабрику мы сожгли, – произнес Чабан. – Судя по всему, придется взорвать и твой аэроклуб.

– Ничего ты не взорвешь, Яков Максимович, – неожиданно усмехнулся Стекольщик. – Более того, не пройдет и часа, как вы будете тяжко каяться и сами станете упрашивать меня помочь загладить свою вину.

О, как он сейчас был уверен в себе. Я невольно позавидовал его выдержке. Хотя уверен он не в себе, а в деньгах и власти. Пожалуй, если даже мы доставим его Сладкову… Додумать я не успел. Стекольщик расслабленно опустился в кресло и вдруг перевернулся вместе с ним. Таким вот кувырком он в считаные мгновения оказался в распахнутой двери. Кентавр, сидевший ближе всех к выходу, рванулся к Стекольщику, но на пути его встало перевернутое кресло. Стекольщик же скрылся за дверью туалета, которая автоматически захлопнулась на шпингалет. Я одним прыжком оказался рядом с дверью и попытался высадить ее ударом ноги. Дверь устояла, и мне на помощь пришел Кентавр. Между тем послышался голос Стекольщика. Он будто с кем-то разговаривал:

– План «Ливень», но зонтики детские. Группа Солнцедарского края, объекты – «Кох» и «Верещагин». Все!

При слове «все» нам с Кентавром удалось-таки высадить дверь. Стекольщик полулежал между унитазом и раковиной, а перед ним оказался невесть откуда взявшийся мобильник. Руки были по-прежнему связаны за спиной, тем не менее он исхитрился выйти на связь. На все про все ушло не больше минуты – все-таки Павел Робертович был профессионалом высокого уровня!

– Я всего лишь позвонил в диспетчерскую, – произнес почти извиняющимся тоном Стекольщик.

– И что теперь? – спросил Чабан.

«Ливень», детские зонтики, объекты «Кох» и «Верещагин»… Я, кажется, начинал догадываться, о чем шла речь.

– Вы спровоцировали меня, – говорил между тем поднявшийся на ноги Стекольщик. – Вся последующая кровь на вашей совести, гвардейцы! Вы можете пытать меня, жечь раскаленным железом. Запущенную машину уже не остановить. План «Ливень» не имеет обратного хода.

– Стоп! – оборвал его я. – «Ливень» – это террористическая акция? Детские зонтики – это… школа или детский сад?!

– Как ты быстро соображаешь, Вечер, – покачал головой Стекольщик. – Вы спровоцировали новый «Норд-Ост», гвардейцы… Акция «Ливень» остановится, как только вы покинете мой «аэроклуб» и сдадитесь. Я никому не отдам картель… Если хотите, можете позвонить в местную милицию. Между прочим, в город террористы войдут именно под милицейским прикрытием… Люди почему-то предпочитают служить мне, а не вам и генералу Сладкову.

Павел Робертович позволил себе снисходительную, но при этом злую усмешку.

– Два или три грузовика с красным крестом, впереди милиция? – уточнил Чабан.

– Именно так, – кивнул Стекольщик. – Два грузовика, впереди милиция. Через час об этом будут говорить все телеканалы.

Да, последнее время террористы придерживались именно такой тактики. Обычно маскировались под международные врачебно-гуманитарные миссии.

– В любом случае вы ничего не успеете… Мне же более не о чем с вами говорить. – В голосе Стекольщика появилась брезгливость. – Продолжим нашу беседу через час.

Объекты «Кох» и «Верещагин». Где это? Ясно, что в Солнцедарском крае. Эта гнида говорит, что пройдет не более часа. Значит, террористические группы совсем близко. Они были созданы и натасканы Стекольщиком именно на такой вот случай захвата наркопредприятия…

Между тем Чабан поднял пистолет и направил его на Стекольщика.

Гвардии майор Сергеев Яков Максимович. Позывной – Чабан

– Стекольщик, или как там тебя. Я не буду считать до трех, – проговорил Яков Максимович. – Ты понял меня?

И тут я впервые увидел, что невозмутимое лицо Игнатьева-Стекольщика дрогнуло. Он столкнулся со взглядом огромных безжалостных глаз Чабана. И тут, не говоря ни слова, Яков Максимович выстрелил в Стекольщика. Тот по-заячьи вскрикнул, упал на колени. На животе стало быстро расползаться бурое пятно.

– Считай, что по приговору военного трибунала, – произнес Чабан и направил пистолет в голову Павла Робертовича.

– Нет, н-е-еет! – застонал Стекольщик. – Ты пожалеешь…

Договорить он не успел, так как вторая пуля, выпущенная из пистолета Чабана, вошла точно в лоб.