Победитель остается один

Ну вот, все предельно ясно, все уложилось в схему и не оставляет места для сомнений.

В том-то и беда, что слишком хорошо все уложилось – так хорошо, что это теряет смысл. Не может быть, чтобы кокаиновый картель решил «разбираться» в городе, куда по случаю фестиваля со всей страны стянуты дополнительные силы полиции, присоединившиеся к целой армии телохранителей, «секьюрити», специально нанятых на это время, частных детективов, круглые сутки следящих за тем, чтобы баснословно дорогие драгоценности, которые сверкают на улицах и в салонах, не сменили ненароком владельца.

Но даже если это и так, то тоже на руку Савуа: мафиозные разборки привлекают не меньше внимания, чем серийные убийцы.

Можно расслабиться. Как бы то ни было, он в любом случае обретет славу, которой, по его убеждению, заслуживает.

Сирена выключена. За полчаса он пролетел по автостраде, пересек невидимую границу и оказался в другом государстве. До цели еще минут десять. Но в голове его ворочаются мысли, которые, в сущности говоря, должны быть под запретом.

Три убийства за день. Он, как выражаются политики, глубоко соболезнует семьям погибших. Разумеется, он отчетливо сознает, что государство платит ему за поддержание порядка, а не за то, чтобы радовался, когда порядок этот попирают с такой кровавой жестокостью. Комиссар сейчас, надо думать, землю носом роет, понимая, какая гигантская на нем ответственность: надо решать две задачи – изловить преступника (одного или целую шайку, что пока еще неясно) и отогнать прессу. Все уже подняты на ноги, все полицейские участки в округе оповещены, и патрульные автомобили получают по электронной почте словесный портрет злоумышленника. Не исключено, что какому-нибудь политику придется прервать свой заслуженный отпуск, ибо шеф полиции сочтет бремя такой ответственности чрезмерным и постарается переложить ее на плечи людей из верхних эшелонов.

Но политик этот не так-то прост, чтобы попасть в ловушку, и он скажет всего лишь, что в городе надо навести порядок в кратчайшие сроки, поскольку «на карту поставлены миллионы, если не сотни миллионов евро». Он не станет влезать в это дело, ибо есть у него и поважнее – вот, например, вино какой марки следует подавать сегодня вечером такой-то иностранной делегации.

«А я? Я на верном пути?»

Запретные мысли возвращаются: Савуа счастлив. Настает самый счастливый миг во всей его карьере, посвященной заполнению формуляров и разбору незначительных происшествий. Он и представить себе не мог, что подобная ситуация вызовет в его душе ликование, подобное тому, что испытывает сейчас, ведь он – настоящий сыщик, который строит версии, идущие вразрез с логикой, и непременно получит награду, потому что первым сумел различить недоступное взору остальных. Он никому не расскажет об этом – никому, даже своей жене, ибо та придет в ужас от такого признания, сочтет, что от постоянных опасностей и напряженной работы муж ее помешался.

«Да, я доволен. Я счастлив».

Он всей душой соболезнует семьям погибших, но сердце его, много лет кряду пребывавшее в инертном состоянии, сейчас возвращается к жизни.

Савуа ожидал увидеть полки, заставленные бесчисленными томами пыльных книг, груды журналов по углам, заваленный бумагами стол, но кабинет сияет незапятнанной белизной голых стен. Несколько изящных светильников, удобное кресло, а прозрачный стол пуст, если не считать гигантского монитора и беспроводной клавиатуры. Рядом лежат маленький блокнот и роскошная ручка «Montegrappa».

– Вы бы все-таки перестали улыбаться и приняли мало-мальски озабоченный вид, – говорит седобородый хозяин: несмотря на жару, на нем твидовый пиджак, сорочка с галстуком, хорошо сшитые брюки. Все это никак не вяжется ни с обстановкой кабинета, ни с темой разговора.

– Не понимаю, о чем вы…

– Все вы прекрасно понимаете. А я знаю, что вы сейчас чувствуете. Вам предстоит расследование небывалого, неслыханного в ваших краях дела. Я сам переживал подобный внутренний конфликт в ту пору, когда жил и работал в Вест-Гламоргане, это в Великобритании. И схожему делу я обязан тем, что меня перевели в Скотланд-Ярд.

«Париж. Вот моя мечта», – проносится в голове Савуа, но вслух он не произносит ни слова. Хозяин предлагает ему присесть.

– Надеюсь, ваша мечта исполнится. Приятно познакомиться. Стенли Моррис.

– Комиссар обеспокоен тем, что пресса начнет муссировать слухи о серийном убийце, – говорит Савуа.

– Да пусть муссируют что хотят, мы живем в свободной стране. Такие дела повышают тиражи и превращают пресное бытие какого-нибудь пенсионера в захватывающее и увлекательное приключение: он будет следить за перипетиями дела по всем СМИ, испытывая разом и сладкий ужас, и уверенность, что с ним-то уж такого произойти не может.

– Вы, вероятно, получили результаты судебно-медицинской экспертизы? Как по-вашему, с чем нам предстоит столкнуться? Действует маньяк или это разборки криминальных структур? Месть одного наркокартеля другому.

– Получил. Отправили почему-то по факсу, а эта машинка в наши дни стала совершенно бесполезной. Я просил выслать данные по электронной почте, и знаете, что мне ответили? Что еще не вполне освоились с этим. В голове не укладывается! Ваша полиция оснащена по последнему слову техники – и до сих пор пользуется факсом!

Савуа беспокойно ерзает в кресле, давая понять, что теряет терпение. Он здесь не затем, чтобы обсуждать передовые технологии.

– Ну, хорошо, давайте к делу, – говорит доктор Моррис, бывшая звезда британского сыска, по выходе на пенсию решивший обосноваться на юге Франции. Надо полагать, британец доволен не меньше, чем он, Савуа, ибо визитер внес приятное разнообразие в его угнетающе-монотонное бытие, заполненное чтением, концертами, чаепитиями и благотворительными ужинами.

– Поскольку прежде я ни с чем подобным не сталкивался, хотелось бы узнать – вы согласны с моей версией о том, что действует маньяк-одиночка?

Доктор Моррис согласен, что трех преступлений, совершенных одним «почерком», достаточно, чтобы сделать этот вывод. Тем более когда они происходят в одной географической точке (в данном случае – в Каннах) и…

– Стало быть, это массовый убийца.

Моррис прерывает его просьбой не употреблять неправильных терминов. Массовые убийцы – это либо террористы, либо незрелые подростки, которые врываются в школу или кафе и открывают огонь по всему, что видят, а потом погибают от пули полицейского или успевают застрелиться. Они предпочитают действовать с помощью огнестрельного оружия или бомб, способных нанести максимальный ущерб за минимальное время – в среднем минуты за три. Последствия таких людей не интересуют, ибо финал истории известен им заранее.

«Коллективное бессознательное» легче мирится с существованием таких людей, поскольку их воспринимают как психически неуравновешенных, что позволяет прочертить четкую грань между «ними» и «нами». Серийный же убийца ассоциируется с чем-то значительно более сложным, а именно – с инстинктом разрушения, изначально присущим каждому человеку.

Повисает пауза.

– Вам не приходилось читать роман Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»?

Савуа объясняет, что читать-то ему особенно некогда: работа отнимает все время. Взгляд Морриса леденеет:

– А я, вы полагаете, бездельничаю?

– Простите, я неудачно выразился, мсье Моррис. Но у меня к вам очень срочное дело. Давайте оставим литературу в покое… Хотелось бы знать ваше мнение о том, что мы вам прислали…

– Сожалею, но без литературы нам не обойтись. Роман Стивенсона повествует об одном совершенно нормальном человеке, докторе Джекилле, который время от времени, испытывая неудержимое побуждение убивать, превращается в иное существо по имени мистер Хайд. Разрушительные инстинкты свойственны всем нам, инспектор. И действия серийного убийцы угрожают не только нашей безопасности, но и нашему душевному здоровью. Ибо внутри каждого человека, сколько ни есть их на свете, заключена колоссальная разрушительная сила, и всем нам иногда случается испытывать желание, сильнее всего подавляемое обществом, – желание отнять чужую жизнь. Причины этого разнообразны: кто-то желает сделать мир более совершенным, кто-то – отомстить за какую-то давнюю детскую обиду, в ком-то проснулась задавленная ненависть к обществу и прочее… Но сознательно или нет, каждый из нас думал об этом – пусть даже когда-то в детстве.