Победитель остается один

Только одному.

Моррис возвращается к компьютеру, снова включает его и посылает комиссару успокоительный мейл:

«Не беспокойтесь. Убийства внезапно прекратятся еще до закрытия фестиваля».

И просто так, исключительно удовольствия ради, посылает копию приятелю в Скотланд-Ярд – пусть знают, что во Франции отдают должное его профессионализму, просят его о помощи и получают ее. Он не утратил прежней хватки, он способен делать умозаключения, правота которых в самое ближайшее время подтвердится. Пусть не думают, что вышел в тираж.

И хотя на кону стоит его репутация, он совершенно уверен в том, что только что написал.

10:19 PM

Хамид отключает свой сотовый телефон – его ни в малейшей мере не интересует, что происходит во всем остальном мире. За последние полчаса пришло дикое множество неприятных сообщений.

Все это – внятный сигнал, предупреждающий: бросай эту нелепую идею снимать фильм. Вместо того чтобы внять разумным советам шейха и жены, он дал тщеславию себя увлечь. Как видно, он начинает утрачивать контакт с самим собой: мир роскоши и гламура оказывает свое отравляющее действие даже на него, всегда считавшего, что обладает к этому могучим иммунитетом.

Ну и хватит. Завтра, когда все немного успокоится, он созовет пресс-конференцию, благо в Канны съехались журналисты со всего света, и объявит, что хотя уже вложил в проект немалые средства, он прерывает работу над ним, ибо «это было мечтой, общей для всех, кто был вовлечен в эту затею, а теперь одного из участников уже нет среди нас». Обязательно найдется репортер, который спросит, имеются ли другие планы и замыслы. А он ответит, что пока еще рано говорить об этом, нужно «воздать дань благодарной памяти ушедшему».

Да, разумеется, он, как и всякий человек, имеющий хоть каплю приличия, сожалеет о том, что актер, с которым заключил контракт, отравлен, а режиссер, выбранный для реализации этого проекта, лежит в клинике – по счастью, сейчас его жизни уже ничто не угрожает. Но оба эти происшествия ясно дали понять: с кино у него ничего не получится, пустая затея. Не его это дело, напрасно он в это ввязался, только потеряет деньги, ничего не приобретя взамен.

Кино пусть занимаются кинематографисты, музыкой – музыканты, литературой – писатели. С тех пор как два месяца назад он встрял в эту авантюру, она не приносит ему ничего, кроме все новых проблем. Приходится иметь дело с людьми, обладающими гигантским самомнением, урезать раздутые сметы, править и редактировать сценарий, каждая последующая версия которого оказывается хуже предыдущей, терпеть продюсеров, всем своим снисходительным видом дающих понять, что он решительно ничего не понимает в процессе.

А ведь намерения у него были самые лучшие – показать быт, культуру и уклад своей отчизны, красоту пустыни, взлелеянную столетиями мудрость бедуинов и их понятия о чести. Он собирался вернуть долг людям своего племени, хоть шейх и доказывал ему весьма настойчиво, что не следует отклоняться от однажды избранной стези.

«В пустыне люди сбиваются с пути и гибнут оттого, что позволяют себе увлечься миражом. Ты хорошо справляешься со своим делом, сосредоточь же на нем все свои силы».

Однако Хамиду этого было мало – он хотел показать, что способен удивить еще сильнее, подняться еще выше, явить еще большую отвагу… Да, он впал тогда в грех гордыни, и это не должно больше повториться.

Журналисты засыпали его вопросами – новость распространилась с неслыханной быстротой. Хамид отвечает, что детали трагедии пока ему неизвестны, но в ближайшие дни он сделает по этому поводу заявление. Десятки раз он повторяет одно и то же до тех пор, пока один из его телохранителей не обращается к репортерам с просьбой оставить супругов в покое.

Подозвав помощника, он распоряжается найти Жасмин, которая где-то здесь разгуливает по садам, и привести ее сюда. Да, надо несколько раз сфотографироваться вместе, выпустить новый пресс-релиз, подтверждающий подписание ими контракта… Понадобится хороший пиар-менеджер, который сумеет подогревать интерес до октября, когда в Париже пройдет Неделя высокой моды… Потом он сам возьмется уговаривать бельгийского модельера, скажет ей, что чрезвычайно оценил ее работу и уверен, что сумеет обеспечить ее группе и финансирование, и нужную раскрутку – кстати, это чистая правда. Он может с высокой точностью предугадать ход ее мыслей: он хочет купить ее, чтобы заполучить главную модель. И торопить бельгийку с решением сейчас было бы не только неэлегантно, но и невыгодно – это увеличило бы цену. Всему свое время, и лучше уж дождаться подходящего момента.

– Я считаю, что мы должны уйти отсюда.

Еве, судя по всему, сильно докучают вопросы журналистов.

– Забудь об этом. Ты знаешь – сердце у меня не из камня, но я не стану страдать из-за того, что на самом деле всего лишь подтверждает слова, которые ты говорила мне раньше: брось кино. Мы с тобой пришли на прием и должны оставаться здесь до конца.

Эта фраза, прозвучавшая жестче, чем ему хотелось бы, на Еву не произвела никакого впечатления – как если бы и любовь его, и ненависть были ей совершенно безразличны. Хамид продолжает уже совсем иным тоном:

– Это грандиозный праздник. Наш хозяин потратил, должно быть, неимоверные деньги на свое присутствие в Каннах, на то, чтобы доставить и разместить звезд, приглашенных на исключительных условиях участвовать в этом баснословно дорогом гала-ужине. Впрочем, можно не сомневаться: благодаря бесплатной рекламе всего этого – на страницах газет, на журнальных полосах, в программах национального и кабельного телевидения, которому нечего показывать, кроме таких вот грандиозных светских мероприятий, – он получит прибыль раз в 10–12 больше. Для женщин его драгоценности будут ассоциироваться с гламуром и блеском, мужчины начнут носить его часы в доказательство своего могущества и богатства, юнцы – листать эти страницы и думать: «И я хочу когда-нибудь оказаться там и одеваться точно так же…»

– Пойдем отсюда. У меня какое-то нехорошее предчувствие.

Это – последняя капля. Целый день он безропотно сносил дурное настроение жены, которая постоянно проверяла, нет ли нового сообщения в ее телефоне. Теперь он всерьез начинает подозревать – творится нечто странное. Появился другой мужчина? Бывший супруг заметил ее в баре и теперь во что бы то ни стало желает добиться встречи? Но если так, отчего бы не сказать все прямо вместо того, чтобы замыкаться в неприязненном молчании?

– Я не верю в предчувствия. И пытаюсь ласково и спокойно объяснить тебе, чего ради устраиваются подобные празднества. Если думаешь вновь заняться бизнесом – ты ведь говорила как-то, что всегда об этом мечтала, если хочешь с успехом покупать и продавать изделия высокой моды, – постарайся вникнуть в мои слова. Кстати, когда я сказал, что вчера ночью видел твоего бывшего мужа в баре, ты ответила, что это невозможно. Ты поэтому ни на миг не выпускаешь из рук свой телефон?!

– Ему здесь нечего делать.

На самом деле Еве хочется сказать: «Я знаю, кто попытался уничтожить твой кинопроект – и преуспел в этом. Я знаю, что он способен еще и не на такое. Постарайся понять, что нам грозит опасность, и уведи меня отсюда».

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Отвечаю: да, поэтому. Потому что знаю его, чувствую, что он где-то рядом, и боюсь.

– Я ведь тоже рядом, – с усмешкой отвечает Хамид.

Ева берет бокал с шампанским и залпом выпивает. Он ничего не говорит ей по этому поводу, понимая, что она только того и ждет.

Хамид оглядывается вокруг, стараясь выбросить из головы сообщения, которые недавно одно за другим высвечивались на дисплее его телефона. Ищет возможность сфотографироваться с Жасмин, прежде чем всех пригласят в зал, где сервирован ужин и куда не пускают репортеров. Гибель знаменитого киноактера случилась как нельзя более некстати: никто даже не спросил о сенсационном контракте, который он, Хамид, подписал с никому не известной манекенщицей. Еще полчаса назад эта новость была у всех на устах – сейчас до нее никому нет дела.