Победитель

– Что это они? – удивился Голубков. – С головой не дружат?

– Да уж какая тут дружба, – пробормотал Плетнев.

Из танка выбрался маленький чумазый механик. Он раскрыл моторный отсек и некоторое время смотрел внутрь. Затем стянул шлем и в явном недоумении почесал затылок. После чего спрыгнул на землю и сел у гусеницы.

– Должно, сломался, – заметил Голубков.

Плетнев хмыкнул.

Из кузова грузовика уже летел шанцевый инструмент.

Лейтенант ударил каблуком прокаленную солнцем глину – от сих! Прошагал метров пятнадцать и снова ударил – до сих!

Солдаты лениво разобрали лопаты и принялись рыть окоп вдоль дувала.

Голубков повернул голову и посмотрел на Плетнева.

– Сань, они чего? Почему вдоль? Они куда стрелять будут? В наш забор?

– Это все понарошку, – пояснил Плетнев. – Ты не переживай.

– Во, бляха-муха, – пробормотал он, в состоянии некоторого потрясения возвращаясь к пулеметному прицелу. – Сдурели!

Офицер направился к танку. Механик уже успел задремать и, когда офицер пнул его, вскочил с заполошным видом. Офицер начал требовательно орать. Механик разводил руками, многословно отбрехивался и показывал на танк – видимо, как на пример никуда не годного механизма. А то еще тряс перед носом офицера вытянутым вверх указательным пальцем.

– Это не ишака водить, – рассудительно заметил Голубков. – Шайтан-арба, понимать надо. А что он ему все палец показывает?

– Может, у него снаряд всего один? – предположил Плетнев. – Или он сам один?

Офицер обозлился и принялся с размаху лупить механика по физиономии. Тот некоторое время закрывался и уворачивался, а потом завыл и сел возле гусеницы. Офицер еще пару раз его пнул, после чего потерял к нему всякий интерес.

– Так и есть. В одиночку приехал.

– Кто?

– Да вот этот, чумазый.

– По идее, в экипаже четыре человека, – заметил Голубков. – Командир, стрелок, радист и механик-водитель. Так?

– Так, – подтвердил Плетнев. – Но это по идее. Возможно, они этой идеи не знают. Сам видишь: чумазый един. В четырех лицах.

– Да-а-а… – неодобрительно протянул Голубков. – Во, бляха-муха, бардак! И технику довели. Да и техника-то, конечно…

И он пренебрежительно сплюнул.

Плетневу стало обидно. Он на таком весь первый курс ездил!

– Что – техника? – переспросил Плетнев.

– Да техника, говорю, допотопная, – разъяснил Голубков. – Т-55. Это ж курам на смех.

– Курам на смех, говоришь?

Похоже, в голосе Плетнева слышалась скрытая угроза.

– Ты чего? – спросил Голубков, снова отрываясь от прицела.

– Да ничего, – с сердцем сказал Плетнев. – Понимал бы чего в технике! Товарищ капитан!

– Ну? – отозвался Раздоров из своего гнезда.

– Разрешите разобраться! Я в секунду.

Раздоров повернул голову и задумчиво на него посмотрел. Потом сказал:

– Валяй. Только без членовредительства.

Плетнев спустился с крыши, миновал КПП и обогнул угол забора.

– Чего у тебя тут?

Механик воззрился на него в совершенном недоумении.

– Что ты вылупился, баран! Русского языка не понимаешь?

Чертыхнувшись, Плетнев влез в люк водителя. Первым делом следовало посмотреть, поступает ли топливо.

Топливо не поступало. Значит, либо его нет вовсе, либо неисправен топливопровод.

Для разрешения этого вопроса есть щуп… ага!.. В баках горючее было.

Он выбрался на волю.

– Слышь, ты, урюк! Где инструмент?

Урюк что-то радостно залопотал в ответ. Простодушное выражение его круглого лица неопровержимо доказывало, что говорить по-английски с ним тоже совершенно бесполезно.

Плетнев взобрался на броню и, огибая башню, направился к трансмиссии.

– Где инструмент, говорю!

И помахал рукой, имитируя движение гаечного ключа.

Афганец радостно рассмеялся.

– Ключи! – раздраженно крикнул Плетнев, поднимая решетку трансмиссии. – Не соображаешь?!

Механик снова просиял и что-то ответил, отрицательно помотав головой, – похоже, поклялся, что денег у него нет ни копейки!..

– Вот болван! Был бы я твоим командиром, я б тебе еще не так ввалил!..

Рожа у Плетнева все-таки была довольно грозная. Механик сжался, и его безмятежная улыбка потускнела и затуманилась.

Ключ нашелся прямо там, возле фильтра. Закрыв кран топливопровода, Плетнев отвернул фильтр и несколько раз мощно дунул. Потом поставил на место и снова открыл кран.

Пробираясь на водительское место, он представлял себе, о чем толкуют Голубков и Раздоров, наблюдая за ним с крыши. “Ишь, бляха-муха, неймется ему,” – бормочет небось Голубков. “Ну а что ж, активный боец…” – меланхолично отвечает Раздоров. “Не заведет он эту рухлядь, – вздыхает Голубков. – Не заведет. Вон, гляди-ка, у них и танкистов толком нет”. – “Может, и не заведет, – соглашается Раздоров. – А может, и заведет… А танкистов у них точно не хватает. Симонов говорил…” – “Вообще, бляха-муха, неубедительные вояки, – замечает Голубков. – Можно косой косить”. – “Да, – соглашается Раздоров. – Эти какие-то недоделанные. Похоже, из хозвзвода. Но вообще-то с афганцами на узкой дорожке лучше не встречаться. Они войну туго знают”. Некоторое время молчат. “Жрать хочется,” – вздыхает Голубков. “А ты вздремни, – с человеколюбивой начальственностью в голосе советует Раздоров. – Два часа сна заменяют один обед…”

Плетнев помедлил секунду.

– Ну, поехали!..

Нажал на кнопку.

Стартер заскрежетал, дизель дал несколько мощных выхлопов и тут же мощно и радостно взревел.

“Смотри-ка, бляха-муха, завелся! – удивленно сказал воображаемый им Голубков. – Плетнев-то у нас – от скуки на все руки!..”

Механик счастливо хлопал в ладоши. Плетнев дал ему легкого пинка. Тот рассмеялся и нырнул в люк.

Танк грозно заворочался, развернулся, выбрался назад на перекресток и занял наконец верную позицию.

* * *

Первым по неровной проселочной дороге шел афганский бронетранспортер, за ним – посольская “Волга”, следом – еще одна. Рулил капитан Архипов, рядом с ним сидел Валера Корытин, сзади – Плетнев и Пак.

Бронетранспортер волок за собой огромную тучу плотной желто-серой пыли, временами застилавшую солнце.

– Пылища-то, а! – недовольно сказал Архипов. – Ужас.

– Нет бы водичкой побрызгать, – отозвался Корытин. – Ленивый все-таки народ…

Архипов прокашлялся.