Побег из волчьей пасти
Шрифт:
Меня представили. Оказалось, что передо мной тот самый Сефер-бей Зан или Заноко, о котором я так много слышал. В жизни бы не поверил, что передо мной черкес. Его аккуратная бородка с усами и явное знакомство с европейским этикетом путали картину. Я не удержался и сказал об этом вслух.
Он ухмыльнулся:
— Мальчиком я воспитывался в Ришельевском лицее в Одессе. Потом служил в полку под Анапой. Мой командир был воплощением зла. Все мерзкое и гадкое, что есть в русской натуре, соединилось для меня в этом человеке. Я бежал от него в горы и с тех пор не перестаю бороться с русскими.
Он внимательно в меня вгляделся.
— В тебе есть что-то от горца. Лысая голова и
На груде наших вещей, в которых я безошибочно признал, набор, выкупленный по совету стамбульских друзей Тиграна, лежали две белые черкески, красные чувяки, ноговицы и прочие детали кавказского костюма[1].
— Этот наряд похож на военную польскую тунику, только без воротника, — восхитился Спенсер. — Его, как я понимаю, следует перехватывать этим великолепным поясом, отделанным серебром?
— Именно так, мистер Спенсер, — согласился Сефер-бей. — Обычный наряд горца, будь он князь или простой уорк[2]. К этому поясу подвешивается кинжал, который есть все для черкеса — и щит, и оружие нападения. Но не столовый прибор! Этой цели служит вот этот маленький острый нож, если не считать ваших пальцев.
Он рассмеялся, представив картину нашего будущего недоумения за обеденным столом в гостях у своих соплеменников.
— Им же можно побриться, — кивнул он на мою лысую голову. — Так же на пояс вешается пара пороховниц и маленькая коробочка с салом, чтобы смазывать пули, с кремнями и прокладками из кожи. Нередко на пояс вешается и маленький топорик…
Черкесский вождь погладил пальцами сафьяновые газыри на черкеске.
— Наряды юности моей… В деревянных патронах на груди найдете много полезного. Свинцовые пули, куски смолистого дерева и серные нити, чтобы быстро развести огонь. Рукоятки ваших плетей обернуты бумагой, пропитанной воском. Из нее быстро скрутите свечу на привале…
— Почему белые? — спросил я, имея в виду цвет наших черкесок[3]. — Разве воины не должны маскироваться в лесу, когда выслеживают врага?
— Хочешь красные, как положено князьям и знатным родам? — усмехнулся Сефер-бей, нахлобучивая мне на голову пышную папаху из овечьей шерсти. Я ее терпеть не мог с детства. Башка потела! — Ты воин? Знаешь с какого конца за шашку браться?
Я отрицательно покачал головой, не решаясь снять папаху.
— То-то и оно! Вы — иностранцы! И должны своим видом об этом сказать каждому встречному, чтобы не возникло недоразумения. Поэтому ваши красные накидки для ночевки в горах, которые вы приобрели в Константинополе, будут весьма кстати. И никаких сабель на шелковом шнуре через плечо, если не хотите проблем! Только пистолеты, винтовки и кинжалы. Какая шашка у доктора-хаккима и у его слуги?!
— Я не слуга! — я гордо выпятил подбородок.
— Это — хорошо! Я в тебе не ошибся, маленький грек, — уже бесила эта его постоянная ухмылка. — Таким и будь среди адыхов! Гордость и честь — главное оружие кавказского мужчины! Веди себя, как князь — будешь князем! По крайней мере, любой русский солдат называет таковым всякую шваль!
Он засмеялся неприятным каркающим смехом. Я чувствовал, что завожусь. И Спенсер поспешил вмешаться, гася конфликт в зародыше.
— Воу-воу! Полегче, храбрые воины! Мы среди друзей, а не врагов. Достопочтимый Сефер-бей, лучше, чем насмехаться над человеком, не раз доказавшим свою храбрость, расскажите нам о политической обстановке.
— Ну, что вам сказать про закубанских черкесов? Сам я княжеского рода из племени хегайк[4] из
окрестностей Анапы. Мой отец был богатейшим человеком, его знали и уважали все, кто жил пред Кавказским хребтом. Народ адыхов, издревле населявший кубанские земли, лет сорок назад сошел с ума. Всех князей и благородных мужей стал убивать, как шакалов. Абадзехи — самый подлый народ. Они не только изгнали князей, но и преследовали их на землях племен, принявших несчастных.В тоне полковника звучала нескрываемая ярость. Его княжеское достоинство оскорбляли события недавнего прошлого. И боль от Гражданской войны среди черкесов в его сердце не утихла. Как и от нанесенных обид.
— Ныне правят старейшины из уорков, хотя князья у шапсугов и натухайцев еще сохраняют влияние. Конечно, когда в Турцию прибывают их посланцы, я оказываю им должные знаки внимания. Но для меня они все — пыль под ногами…
— Уважаемый Заноко! Есть ли какие-то политические партии, на которые делятся вожди? Как вообще они объединяются, чтобы бороться с общим врагом? — задал Спенсер очень важный вопрос.
— Благодаря моим усилиям и помощи нашего общего друга, Дауд-бея Уркварта, ныне сложилась конфедерация князей и вождей. Свободный народ Черкесии не готов мириться с тиранией Белого Царя. Старая вражда забыта. Воинственный убых готов прийти на помощь шапсугу, чтобы смести крепости русских. Но единства, как не было, так и нет. Анапские и черноморские племена готовы идти в бой. Но закубанцы — те, кто живут у великой реки Пшизэ — колеблются. Их главный лидер — это Джамбулат Болотоко, великий воин, повесивший свои сверкающие доспехи на стену своего дворца. Он призывает черкесов не нападать, но обороняться. И сегодня — это главная проблема.
— Можно как-то повлиять на его решение? — заинтересовался Эдмонд.
— Повлиять на Джамбулата? Хо-хо, вы не видели этого человека, выкованного из дамаска. Его называют последним рыцарем Кавказа. Я дам вам с собой письма к вождям. И Дауд-бей написал очередное воззвание. Все это вам следует донести до военного совета конфедерации, если до него доберётесь.
Не сказал бы, что последнее замечание обнадеживало. Казалось, что Сефер-бей смотрел на нашу поездку, как на авантюру. Но и не отговаривал. Наоборот, дал последнее наставление — весьма важное, несмотря на его прозаичность.
— У каждого вождя есть жены и дети. Запаситесь подарками. Различные безделушки, скорее яркие, чем дорогие, будут весьма кстати. Разноцветные и белые муслиновые шали, булавки, иголки, немецкие серебряные табакерки… Эти уорки падки на подношения!
Сказал так, будто отправлял нас к команчам или ирокезам в леса Северной Америки. Как истинный вождь и потомственный князь, он глядел на своих будущих подданных с царственным презрением. Но я хорошо знал кавказцев. Их внутренняя гордость не позволит никому смотреть на них сверху вниз. Голову снимут, не задумываясь. Тем более, когда на поясе висит шашка!
[1] Чувяки — кожаная обувь, часто из красной сафьяновой кожи, ноговицы — род высоких чулок или гетр из фетра или шерсти.
[2] Уорки — особое сословие у кабардинцев и у других адыгейских племен, вроде служивых людей в Московском Царстве, зародыш служивого дворянства. Но в условиях «военной демократии», победившей у адыгов в конце XVIII века, уорки стали системообразующей социальной группой. Нередко выходцы из нее возглавляли военные походы. Их нельзя путать с узденями, которые владели землей, зависимыми крестьянами и рабами и которые были вассалами князей-глав родов. Но социальная структура Западной Черкесии была намного сложнее. Ее пронзали сложные горизонтальные связи через институт аталычества и вольных обществ — соприсяжных братств.