Побег из жизни

— Что, математик, доклад с таблицами или формулами будет?

— Математика, как песня. Думать и жить помогает. Но в деле Рыбакова одной математикой не обойтись, — ответил Андреев и приступил к докладу. — События все более выстраиваются в какую-то пока необъяснимую, но стройную систему. Вот смотрите. Случайно Малов познакомился с Николаевым. Случайно затем встретили Тейлора на обочине шоссе. И именно Николаев сказал Генке, что нужно помочь. Случайно — билеты в кино, врученные Тейлором Генке, оказались на разные дни. Случайно с Маловым рядом в кино оказался Тейлор. Случайно Малов рассказал Николаеву о переживаниях своего друга Рыбакова. И наконец, случайно Малов обнаруживает на столике гостиной Тейлора журнал по химии — именно тот журнал, в одном из номеров которого впоследствии Рыбаков публикует свою статью.

И еще одно обстоятельство. Тейлор уехал из СССР. А Николаев перестал звонить Геннадию. Еще за несколько месяцев до своей гибели. Почему? Не нужен Малов ему больше был? Тоже случайное совпадение?

Как жаль, что погиб этот подозрительный приемщик заказов Николаев. Случайно тоже канул в прорубь, 18 марта. За три дня до закрытия портретного цеха. Телефонный звонок из Москвы от имени Сорокина был 21 марта. Опять кажущееся случайным обстоятельство. Но распоряжение о срочном закрытии цеха — это уже явно не случайность. За этим видна большая работа. Только мне пока еще неясно чья. Неясно, кто и зачем этого добивался.

Слушая майора Андреева, генерал Светлов одобрительно кивал головой, а Савченко с гордостью думал о своем начальнике: «Вот какие «почему» у нашего Макарыча».

— Интересно, очень интересно, — сказал генерал, о чем-то думая про себя. — Давайте подойдем к последнему вопросу с другой стороны. Рассмотрим, что произошло в результате распоряжения, данного от имени Сорокина?

После небольшой паузы Андреев продолжал доклад, но уже не в прежней последовательности, а по ходу мысли генерала — с другой точки зрения.

— После закрытия цеха Лепихин увез всякие документы и часть их уничтожил. В том числе трудовую книжку Николаева. Не сохранилось даже его анкеты и фотографии.

— А какие документы имеются у вас в деле с подписью Николаева? — вновь прервал Андреева генерал.

— Только копии квитанций, которые он выдавал заказчикам в Нижнем Тагиле.

— Пошлите в кабинет экспертизы подпись Николаева на квитанции и...

— И подпись на талоне, выданном переговорным пунктом? — догадался Андреев.

— Да, я позвоню туда, чтоб сейчас же дали заключение. Мы пока прервем совещание.

Экспертиза установила, что почерк на талоне с подписью Сорокина и на квитанциях с подписью Николаева принадлежит одному и тому же лицу.

Значит, Николаев был на переговорном пункте в Москве 21 марта, через три дня после предполагаемой гибели. Звонил Сугробову под именем Сорокина, распорядился срочно закрыть фотоцех.

Стало очевидным, что Николаев не обычный приемщик заказов, а опытный враг.

Андреев был освобожден от прочих дел, и ему поручили координацию всех мероприятий, связанных с делом Рыбакова. Снова он возвращался мыслями к разным обстоятельствам.

Вспомнились слова Лепихина: «Утоп Николаев, и нет дела до него никому. С мертвых какой спрос?»

«Как говорится — концы в воду, — думал Андреев. — Пожалели о безвременной кончине приемщика. Погиб, мол, человек нелепо, и забыли скоро о нем. Вот что нужно было Николаеву. Этого он добивался, когда звонил из Москвы. Сгинуть. Скрыться от всех. Не дотянуться к нему через Малова. Оторвался он от него. Не дотянуться и через Бубенцова, так как от того он тоже оторвался, и найти пока Бубенцова нельзя.

Почему возникла версия о гибели Николаева? Нашли шапку. Чья она — не известно. Прошло много времени до того момента, как в Нижний Тагил поступил запрос из Лагутвинска. Вспомнили о найденной шапке и установили, что она Николаева. Затем нашли папку с образцами портретов. Пришли к выводу, что погиб Николаев. Тело не нашли, да и не искали. Вначале не искали, не имея достаточных оснований. Затем не искали, так как было уже поздно. Ну, а Николаев? Он не утонул. Но и в комбинате больше не появился, а повел себя так, как будто бы он действительно погиб. То есть инсценировал свою гибель. Потом он приехал в Москву и опять-таки инсценировал перед Сугробовым распоряжение Сорокина о закрытии цеха. Действовал от имени Сорокина. Живой.

В связи со всем этим возникает множество вопросов. Почему Николаев пробыл в Нижнем Тагиле всего один день? Может быть, прикрываясь сбором заказов, он должен был встретиться с кем-нибудь из сообщников? Имеет ли какое-либо отношение к Николаеву Гузенко? И наконец, при каких неизвестных следствию обстоятельствах оказались у полыньи шапка Николаева и его папка с образцами портретов?»

— Ну, как тебе нравится этот мертвец, а, Савченко? — спрашивал Андреев. — Что теперь скажешь о следах на снегу от валенок? Выходит, Гузенко тут ни при чем? Верней, что он, во всяком случае, не является убийцей Николаева. Хорошо, что мы тогда не стали торопиться. А то сели бы в лужу с этими следами.

— И все-таки с этим Гузенко дело нечистое, — упрямился Савченко.

— Может, и так. Поживем — увидим. Он ведь у нас под наблюдением. А вот как быть с этим ожившим мертвецом? Где его искать?

ГАРСОН ИЗ ПЕНТАГОНА

Часто задумывался Олег над рассказом шофера. Человек отчаянно рвался к Родине с первых дней своей вынужденной разлуки с ней. Но его, как щепку, отбросило гигантской волной, обрушившейся на ее границы, и продолжало швырять и носить, как по океану, — всю жизнь.

Какая сила стремления к Родине чувствовалась в его рассказе!

Причем именно русские помешали ему вернуться. «Безродные», — так он их называл. А он сам, Рыбаков? Он теперь тоже, значит, безродный?

Впрочем, можно ли сравнивать? Его, Рыбакова, и этого шофера. Его и разных там безродных, замаравших себя враждебной деятельностью против Родины. Шофер был неправ, а он не успел объяснить, что не сотрудничал с врагами Родины и никогда не станет это делать. У каждого своя судьба, своя цель. Шофер, видно, хороший парень, но неудачник и на все смотрит со своей колокольни. Отсюда и пессимизм. У него уже нет будущего. А у Рыбакова будущее, как это говорят, с большой буквы. Стали бы американцы расходоваться на него, если бы это было не так. Еще тогда, в Москве, после одной беседы с Тейлором он подумал: «А вдруг это судьба? Его, Рыбакова, судьба?» А до судьбы шофера ему дела нет. Таких неудачников много. Хотя жаль парня, конечно.

Что он там говорил об этих из НТС? «От них не уйдешь». Это, по-видимому, потому, что в жизни натерпелся страху, а у страха глаза велики.

Шервуд, во всяком случае, пояснил: «Русские из НТС делают только то, что им велят. За это им платят. К вам это не имеет никакого отношения».

«Скоро я займусь настоящим делом, а сегодня пойду снова в то ночное кабаре, где был вчера и где поет обаятельная Ирэн».

И все же этот шофер здорово его расстроил. Может, и не будет больше родных полей и лесов. Это действительно тяжело. А может быть, у него все будет не так. Во всяком случае, дело не только в полях и лесах. Этот шофер просто раскис. Жаль, не сообразил Олег тогда дать ему совет, растерялся. Если он уж очень хочет вернуться на Родину, так почему не пойти в посольство и не потребовать защиты от всяких безродных? Ему, конечно, помогут. Уехал бы с женой и с детьми. Принял решение — так не останавливайся на полпути. Разнылся: «Приковал себя! Приковал! Навечно!» Рыбаков почему-то даже рассердился.