Побег

– А-а, здравствуйте, наш участковый! – донеслось в ответ. – Старый друг.

– Выходите-ка по-хорошему! Все равно деваться не­куда!

– Нет, Скалкин! Нельзя нам по-хорошему. Я с тобой еще за прежнее не посчитался, когда ты меня на трое суток!..

– Предупреждаю: если придется брать силой, будете отвечать за сопротивление представителям власти, – всту­пил Гусев.

– А ты меня прежде возьми! Проверим на прочность твою шкуру… представитель власти!

– Если у вас нож – еще одна статья, Багров. Еще срок.

Тот злорадно усмехнулся:

– А ты иди да посмотри, что тут у меня… Сроком напугал! Не будет мне больше никаких сроков!

Со стороны осаждающих бранчливая эта беседа носи­ла характер чисто разведывательный: старались опреде­лить, насколько Багров пьян и агрессивен. Приглашая его выйти по-хорошему, ничего хорошего от него не ждали.

Гусев поманил своих спутников в сторонку на опера­тивное совещание.

– В окошко пролезете, Иван Егорыч? – спросил он.

– Если скинуть шинель…

– Тогда, товарищ майор, я предлагаю так: мы с вами вышибаем дверь, Скалкин одновременно с тыла, через окно. Согласны?

– Нет.

Гусев немножко удивился, но не заспорил. Наверное, у майора что-то свое на уме. Участковый же выдвинул новый вариант:

– Вообще-то можно разобрать часть крыши и взять его… под контроль.

Томин вообразил себе свалку внизу, в темноте, и Ивана Егорыча на крыше с его «контролем» при небога­том опыте учебных стрельб. Пардон, увольте. Это вам не на два голоса мяукать.

– Нет.

Томин решил последовать совету и мольбе женщины с хрустальными глазами: «С ним нельзя силой!..»

– Попробую образумить. Я для Багрова абстрактная величина, никаких дополнительных эмоций не вызываю.

– Можно попытаться, – заинтересовался Гусев.

– Но надо войти внутрь. Через стену не разговор, нет контакта.

– А вот это рискованно!

– Рискованно, товарищ майор! – всполошился Иван Егорыч. – Мужик здоровенный… себя не помнит…

– Он вас не впустит, – понадеялся Гусев.

– Да зачем это в одиночку… Багров того и не стоит, чтобы геройствовать!

– Простите, Иван Егорыч, за операцию в конечном счете отвечаю я. Вмешивайтесь, только если услышите борьбу!

Гусев, а за ним участковый выразили свое волнение тем, что крепко пожали Томину руку.

«Раньше в подобных случаях крестились и говорили «Господи, благослови!» – подумал он, направляясь к амбару.

И – вот опять! – запах опасности ударил в лицо. Что за притча! Томин собрался и внутренне построжел. Мельком глянул на луну. Идеально круглая. Говорят, в полно­луние люди совершают гораздо больше безумств.

– Хочу кое-что сказать вам, Багров! – произнес он раздельно, обращаясь почему-то к стене правее двери. И именно оттуда хриплый голос осведомился:

– Это кто ж такой?

– Я человек вам неизвестный. Может, потолкуем для знакомства без свидетелей?

Щель между досками приходилась ниже уровня глаз, и Багров стоял, неудобно пригнувшись. Снаружи были враги. Еще недавно он воспринимал их иначе, без ненависти, сосредоточенной на Загорском. Теперь пистолет просился поработать против кого угодно. Этот крепыш в штатском, который явился знакомиться, тоже враг. Раз снаружи, то враг. И не о чем с ним толковать.

– На кой черт ты мне сдался? – спросил Багров, прилаживая ненадежнее дуло.

– Как знать, Багров… Я вот думаю, мы поладим. Ну? Впустите меня. Неужели побоитесь одного-то? А мой друг Пал Палыч Знаменский рассказывал, что вы человек отчаянной храбрости.

Томину случалось пользоваться именем Знаменского как паролем – и обычно срабатывало. Сработало и на сей раз. Напоминание, что есть на свете хорошие люди, на минуту сбило накал злобы в Багрове. Параллельно присоединилось кичливое желание доказать свою отвагу.

Он отвел пистолет и внимательно посмотрел в щель. Гусев с участковым застыли в отдалении. Устраивая игру в прятки, Багров не обдумывал стратегии и тактики; ждал ходов противника. Ход сделан. Чем же ответить?

– Ладно. Одного пущу. Только руки из карманов вынь. Вынь, говорю!

Багров выбил подпорки, дверь открылась. Томин при­остановился на пороге, привыкая к полутьме. Сквозь щели, окошко и худую местами крышу проникал лунный свет, давая разглядеть очертания предметов.

– Ну, чего ж ты? Заходи, раз такой смелый.

Томин вошел внутрь и увидел Багрова. Приспустив рукав полушубка, тот втянул в него пистолет; дверь он притворил, оставив лишь узкую щель для наблюдения. Затем рывком вскинул руку с пистолетом, и Томин оказался на мушке.

«Ну вот! Какого лешего я попер против предчув­ствия?!»

– Это новость, – сказал он вслух. – Как вы его раздобыли?

– Сам, голубчик, приплыл.

– Пистолеты сами не плавают. Сколько пуль в обойме?

– Всем хватит! Восемь штучек, как огурчики!

– Ваше счастье, что ни одной не истратили.

– Специально для тебя припас… Ну, давай, что ли, потолкуем. Как звать тебя, раб Божий?

«Замечательный диалог. Но рука у него постепенно устает, так что продолжим».

– Старший инспектор МУРа майор Томин.

– У Бога майоров нету, – с издевкой усмехнулся Багров. – Имя говори.

– Александр.

– Александр, значит… И что же такого пришел ты мне сказать, раб Божий Александр? Какое заветное слово?

Туманный световой шнур протянулся сверху и уперся в стену рядом с Багровым, расплывшись серым пятном. Это луна краем заглянула в окно под коньком крыши. Пятно будет постепенно перемещаться, примет прямоу­гольную форму и скоро высветит голову и плечи Багрова… который пока готов глумливо выслушать «заветное слово».

– Не к тому я Багрову шел с этим словом, – Томин уныло понурился… чтобы осмотреть пол возле себя; спра­ва вырисовывалось что-то угловатое, зато слева было удобное пустое местечко.

– Ты считал, я сопливенький! – упивался Багров властью оружия.

– Да нет, всем известно, что Багровы лихих кровей. Я считал, Михаил Багров – мужик с крутыми заносами и запутался в своей жизни, дальше некуда. Не помешает ему человеческий разговор. А выходит, человеческий раз­говор вам без надобности. Зачем было меня впускать?