«Поболтаем и разойдемся»: краткая история Второго Всесоюзного съезда советских писателей. 1954 год
Шрифт:
Появившееся в 1956 году издание не отражает происходившего на съезде еще и по той причине, что ведущие докладчики, как, впрочем, и другие выступавшие, далеко не всегда прочитывали подготовленные тексты полностью. Чтобы выдержать регламент, многие сокращали свои выступления очень существенно.
Но самое важное изменение коснулось не простых участников съезда, а сакральной фигуры, по естественным причинам на съезде отсутствующей. Судя по тексту 1956 года, на съезде лишь однажды прозвучало имя Сталина – во вступительном слове О. Д. Форш, которым съезд открывался. На самом деле к авторитету почившего диктатора делегаты взывали хоть и без недавнего фанатизма, но все же регулярно.
В стенограммах, отдельно напечатанных докладах и содокладах и в газетных изложениях выступлений апелляции к авторитету Сталина обнаруживаются у следующих ораторов: П. Г. Антокольский (8, 100); С. Вургун (2, 73; 2, 89); Л. А. Кассиль (4, 24); А. Каххар (9, 22); В. Т. Лацис (4, 12); В. А. Луговской (4, 91); Г. Н. Леонидзе (14, 117); Ли Ги Ён (15, 118); К. И. Маликов (11, 62; 11, 65); Нгуэн Дин (Ден) Тхи (8, 64–65);
Все эти упоминания были выброшены только при подготовке стенографического отчета 1956 года.
Итак, опубликованный в 1956 году текст лишь приблизительно воспроизводит съездовскую дискуссию, в то время как неопубликованная неправленая машинопись стенографической записи сохранила даже следы живых интонаций ее участников. Не уместившиеся в регламент выступления основных докладчиков были напечатаны и распространялись среди делегатов, которые в прениях ориентировались на эти материалы. И все же пренебречь изданным отчетом было бы не совсем верно.
Издание 1956 года, безусловно, влияло на постсъездовскую ситуацию. Именно на его основании о съезде судили те, кто на нем не был. Поскольку в результате всех этих перипетий съезд как медиальное событие растянулся на полтора-два года, имеет смысл по возможности учитывать разные источники. Третья глава книги, посвященная съездовской дискуссии в целом, концентрируется на двух из них – на неправленой стенограмме 1954 года и стенографическом отчете 1956 года. В основном тексте цитируется поздний, опубликованный текст, а ранние варианты приводятся в специальных постраничных сносках. Вместе с тем, как уже отмечалось, в заключительной части книги анализируются и частично воспроизводятся правленые стенограммы выступлений некоторых писателей. Обращение к ним позволяет более точно судить о том, что же действительно произносилось на съезде, а что было позже изъято, модифицировано или привнесено. Все частности драматического движения от реалий съезда к его виртуальной ипостаси передать, конечно, трудно, но общая картина, главные тенденции и принципы, трансформации благодаря этому становятся яснее.
Глава 1
К истории вопроса
Если конгресс 1934 года издавна привлекал к себе внимание и более или менее устойчивая традиция в подходе к нему уже сложилась (он «вписан» в историю советской литературы, его значение установлено), писательский форум 1954 года начал восприниматься как требующее серьезного обсуждения событие сравнительно недавно. В России – лишь с оживлением интереса к оттепели в конце 1980-х годов.
В литературе о съезде 1954 года легко различимы три корпуса критических высказываний, соответствующие трем разным идеологическим контекстам: собственно советскому, существовавшему как альтернатива ему внешнему зарубежному и, наконец, постсоветскому, с формированием которого оценки перестали принципиально зависеть от географии. Поскольку история осмысления съезда пока еще тоже не становилась предметом рефлексии, небесполезно хотя бы в общих чертах обозначить спектр точек зрения, характерных для каждого из этих, выражаясь фигурально, «герменевтических хронотопов». Не ставя перед собой задачи пересказать в деталях все заслуживающие внимания работы, в своем кратком обзоре я попытаюсь выделить лишь то, что имеет отношение к типичным оценкам места съезда в литературном процессе периода оттепели.
Тяготеющее к монолитности советское литературоведение выработало приемлемое для себя понимание съездовских событий очень скоро. Суть его сводилась к игнорированию смысла проявившихся в тот момент противоречий и стандартным попыткам объяснить конфликтную предсъездовскую ситуацию непониманием отдельными писателями политики партии. Вышедший в 1961 году третий том академической «Истории советской литературы» итожил:
Съезд прошел под знаком идейной сплоченности, товарищеской критики, высокой принципиальности, под знаком борьбы за осуществление тех высоких задач, которые в день открытия съезда поставил перед писателями Центральный Комитет партии в своем приветствии [7] .
7
История русской советской литературы: В 3 т. Т. 3. 1941–1957 гг. / Отв. ред. А. Г. Дементьев. М.: Изд-во АН СССР, 1961.
Разумеется, даже «подцензурные» оценки происходившего на съезде в той или иной степени могли варьироваться, но в целом все они были ориентированы на этот программный тезис. С некоторыми нюансами официальных и неформальных взглядов на кремлевское «действо» (Г. Ц. Свирский) можно познакомиться, обратившись к разделу «Съезд в публичных свидетельствах, воспоминаниях, дневниковых записях и письмах читателей» коллективной монографии «Второй Всесоюзный съезд советских писателей идеология исторического перехода и трансформация советской литературы. 1954».
В США и Западной Европе интерес к съезду советских писателей проявили главным образом неширокий круг аналитиков и пресса, специализировавшиеся на культурной политике СССР. Журнал Soviet Studies следил за его подготовкой и проведением почти в реальном времени. В октябре 1954 года за подписью «J. М.» в Soviet Studies вышел материал «„Официальное“ вмешательство в литературную
битву» – о литературных баталиях, развернувшихся в Советском Союзе после смерти Сталина. Автор знакомил свою аудиторию со статьей А. А. Суркова «Под знаменем социалистического реализма» [8] , направленной против «эстетики искренности» В. М. Померанцева и «оттепельных» манифестаций в целом [9] . В шестом номере Soviet Studies за 1955 год был опубликован без малого сорокастраничный отчет о съезде, основанный на репортажах из «Литературной газеты», тоже подписанный инициалами J. М. [10] В следующем выпуске предсъездовскую ситуацию реконструировал Б. Малник в статье «Текущие проблемы советской литературы». Малник отметил, что примирительный тон, каким официальные ораторы пытались вернуть дискуссию к коммунистическим истокам, предоставил писателям возможность открыто выразись свои чувства и что критика, прозвучавшая в адрес верхушки, отражала как реальное раздражение писателей по поводу бюрократизма в руководстве литературой, так и возрастающее сопротивление читателей выпуску примитивной, скучной и стереотипной книжной продукции [11] .8
Сурков А. Под знаменем социалистического реализма (навстречу Всесоюзному съезду писателей) // Правда. 1954. 25 мая (№ 145).
9
J. М. The «Official» Intervention in the Literary Battle // Soviet Studies. 1954. Vol. 6. № 2 (October). P. 179–186.
10
J. M. The Writers’ Congress // Soviet Studies. 1955. Vol. 6. № 4 (April). P. 404–442.
11
Malnick B. Current Problems of Soviet Literature // Soviet Studies. 1955. Vol. 7. № 1 (July). P. 1.
В «Гранях» в 1955 году об итогах съезда писала Н. Анатольева, с одной стороны, очень сочувственно по отношению к советским литераторам, а с другой – до странности резко противопоставляя их партийной верхушке, как если бы советские литераторы не были частью политической системы СССР. Основную задачу съезда Анатольева определяла следующим образом:
Второй съезд писателей должен был выполнить ту же роль, что и первый, – подчинить писателей воле партийной верхушки и указать им точные рамки, в которых должна протекать их деятельность.
При этом наблюдения над тем, как «каждое выступление, носившее характер критики, носившее печать самостоятельной мысли и принципиальности, парировалось и сводилось на нет», зачастую лишались в ее интерпретации самого субъекта охранительного действия, роль которого в действительности исполняли сами литераторы [12] .
В статье 1955 года «Дилемма советских писателей: вдохновение или послушание?» за авторством F. F., напечатанной журналом «Мир сегодня», было сформулировано несколько иное понимание существа трений между литераторами на съезде и накануне. Второй Всесоюзный съезд советских писателей, по мнению F. F., завершился компромиссом, в чем автор видел проявление дуализма, царящего в высших политических сферах. Этот дуализм в конечном счете персонализировался:
12
Анатольева H. В поисках выхода. К итогам II съезда советских писателей // Грани. 1955. № 24. С. 101, 107, 109.
…бесцветные резолюции, выразившиеся в попытке примирить ждановские требования с нетерпением писателей стряхнуть с себя ярмо чрезмерно строгой цензуры, как кажется, отражают шаткий баланс в высшей страте Советского Союза между партийными лидерами и администрацией, между партизанами Хрущева и партизанами Маленкова [13] .
«Проблемы коммунизма» в 1955 году напечатали обзор Г. П. Струве «Второй съезд советских писателей», в котором автор буквально в нескольких абзацах изложил институциональную историю Союза советских писателей за два десятилетия, познакомил читателей с содержанием некоторых выступлений, обратил внимание на обезличенность представления власти на съезде, соответствующую идее коллективного руководства в противовес сталинскому «персонализму», и подытожил свои наблюдения выводом о том, что при всей неопределенности будущего советского писательства «тоталитарная хватка партии в области литературы остается столь же фундаментально твердой, как и прежде» [14] .
13
F. F. The Dilemma of Soviet Writers: Inspiration or Conformity? // The World Today. 1955. Vol. 11. № 4 (April). P. 151.
14
Struve G. The Second Congress of Soviet Writers // Problems of Communism. 1955. Vol. IV. № 2 (March – April). P. 11.