Поцелуй дочери канонира

Он непроизвольно вздрогнул, и это ее рассмешило.

— Пап, прости за всю ту ерунду, которую я несла.

— Я нес еще большую ерунду. Прости меня.

— Ты читаешь последнюю книгу Гаса. В ее глазах промелькнуло то былое обожание, которое так бесило Вексфорда, — рабская привязанность и самоотречение. — Тебе нравится?

Какое это теперь имело значение? Кейси исчез. Ради нее Вексфорд готов был солгать.

— Да. Очень интересно. Хорошо написано.

— Сама-то я ни слова там не поняла, — сказала Шейла.

Дора расхохоталась.

— Ради всего святого, давайте же выпьем!

— Если она выпьет, она останется ночевать, — сказал в Вексфорде полицейский.

Шейла позавтракала с родителями и пустилась в обратный путь к Сильвии. Вексфорду давно пора было на службу, но он хотел прежде позвонить Ишбель Максэм-файр. По какой-то причине, не вполне понятной ему самому, он предпочел говорить с ней из дому, а не из конюшни и не из машины. Но точно так же, как нельзя звонить человеку после десяти вечера, — нельзя и раньше девяти утра. Только проводив Шейлу, он снял трубку телефона. Ему ответил молодой женский голос с ужасным шотландским акцентом. Миссис Максэмфайр в саду — может быть, она ему перезвонит? Вексфорда это не устраивало. Эта дама, наверное, из тех, кто жалеет о каждом пенни, истраченном на междугородные звонки, как и вообще — о каждом истраченном пенни.

— Не могли бы вы попросить ее поговорить со мной сейчас, чтобы не терять времени?

И пока он ждал, когда миссис Максэмфайр подойдет к телефону, произошло кое-что замечательное. Он вдруг вспомнил, кто был тезкой невадского оружейника, чьим вторым именем было Корэм.

XXVI

День у Вексфорда прошел в ожидании — ведь начать он смог только под вечер, — а полночи в работе, потому что полночь в Кингсмаркэме — это лишь четыре часа дня на западе Соединенных Штатов. Наутро, поспав урывками часа четыре и сделав за ночь столько трансатлантических звонков, что узнай Фриборн, его хватил бы удар, инспектор ехал по шоссе Б-2428 в Танкред-Хаус. Морозная ночь высеребрила стены и столбы ограды и покрыла деревья легким инеем, одевшим в блеск и голые ветви, и молодые листья. Но горячее весеннее солнце скоро растопило иней и стояло теперь высоко над дорогой в ярко-синем небе, ослепительно сияя Вексфорду. Будто в пустыне Невада.

Лес с каждым днем становился зеленее. Неуловимое зеленое сквожение превратилось в дымку, дымка — в пелену, а та — в плотный блестящий покров. Зимняя угрюмость и скука растворились в зелени. Новые трава и листья замаскировали оставленные зимой беспорядок и грязь, скрыв накопившийся мусор и разрушения. Словно кто-то прошелся кистью живописца по унылой серой литографии, постепенно заполняя пустоты всеми оттенками зеленого. Посадки справа от дороги и дикий лес по левую руку больше не вставали темной стеной, но мерцали и переливались всем богатством весенних красок под налетающим ветром, который, раскачивая ветви, пропускал под полог леса солнце.

Впереди у поворота стоял какой-то микроавтобус. Рядом Вексфорд разглядел человека, который что-то привязывал к столбу ворот. Они медленно приблизились, и Дональдсон остановил машину. Открывая ворота, он задержался у правого столба рассмотреть новый венок, составленный из голубых и темно-синих цветов и зелени. Незнакомец тем временем уже сел в свой микроавтобус. Вексфорд вышел и двинулся к нему, обходя машину сзади, чтобы оказаться со стороны водителя. Подходя, он увидел отпечатанное на борту изображение цветочного букета. Человек за рулем был молод, не старше тридцати.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он инспектора.

— Я — старший инспектор полиции детектив Вексфорд. Могу я узнать, от вас ли были все эти букеты на воротах?

— Насколько я знаю, да. Может быть, другие тоже приносили сюда цветы в память Давины Флори, но я их не видел.

— Вы поклонник ее искусства?

— Моя жена. Мне читать некогда.

Вексфорд подумал, сколько же раз ему приходилось слышать эту формулу. Делать такие заявления у мужчин определенного типа, особенно у деревенских жителей, считается признаком настоящего мачо. Списывай на жену: читать, особенно беллетристику, — занятие для женщин.

— Так значит, все эти цветы были от вашей жены?

— Чего? Вы шутите или как? Это же моя реклама. Жена вообще-то выбирает надписи для карточек. А что — удачное место для рекламы. Здесь все время ездят. Нужно разжечь интерес, и когда людей по-настоящему разберет любопытство, тогда и рассказать им, где они могут заказать такие вещи для себя. Правильно? А теперь, если позволите, я поеду — у меня деловое свидание в крематории.

Свежий букет в форме веера состоял из ирисов, фиалок, астр и незабудок и напоминал павлиний хвост. Вексфорд взял карточку. На этот раз никаких стихов, никакого Шекспира.

«Антериум»

Букеты и композиции

Торговый центр «Кингсбрук»

2 этаж

Кингсмаркэм.

И номер телефона.

— Выйдет ли у него что-нибудь? — спросил Берден, выслушав рассказ Вексфорда о цветочнике. — Это же как пускать стрелу наудачу, да притом недешевую стрелу.

— Уже вышло, Майк. Я видел, как Дональдсон украдкой переписал телефон. Да и ты, конечно, вспомнишь не один случай, когда люди интересовались, где взять такие цветы. Хайнд, помнишь? Да и ты сам! Ты хотел такой букет на годовщину свадьбы или что-то такое. Вот так. В общем, конец моим сентиментальным фантазиям.

— Каким фантазиям?

— Я-то уже начал думать, что это кто-то из прошлой жизни Давины, старинный любовник, возможно, даже отец Наоми. — Вексфорд остановил Карен, проходившую мимо с папкой в руках. — Сегодня нужно упаковать все это хозяйство и подготовить к отъезду. Верните мистеру Грэму Пэджетту его оборудование с благодарностью от Кингсмаркэмского управления полиции. Да, и составьте почтительное письмо — нужно отметить его личный вклад в борьбу с преступностью.

— Ты нашел убийцу, — сказал Берден, и это был не вопрос, а утверждение.

— Да. Наконец нашел.

Берден посмотрел на начальника в упор.

— Расскажешь мне?

— Хороший денек сегодня. Пошли-ка прогуляемся где-нибудь на солнышке… Барри нас отвезет. Уедем куда-нибудь в лес — только подальше от висельного дерева, у меня от того места мороз по коже.

Тут у Вексфорда в кармане запищал телефон.

Скупые дожди этого года почти не увлажнили землю. Колея, проложенная колесами «лендровера» Джона Габбитаса, хранила отпечаток протектора, должно быть, еще с прошлой осени. Колея вилась через лес, и Барри Вайн правил осторожно, стараясь не разрушить ее краев. Путь вел на север от короткой дороги, в северо-восточную часть леса, и проходил недалеко от того места, где инспектор видел Дейзи с Габбитасом, стоявших бок о бок, ее ладонь у него на плече.

Дорожка вильнула в просвет между тесно стоящими грабами, и вдруг перед ними распахнулась лесная дорога — широкая поросшая травой просека. Просека разделяла центральную и восточную части леса. Она тянулась прямо на север — зеленое ущелье или непокрытый коридор, в конце которого дрожала чаша ослепительно-голубого небесного света. Короткие полуденные тени не заступали на дорогу, и на всем своем протяжении ровный травяной ковер между стенами из древесных стволов был сплошь залит солнцем. Вексфорд вспомнил те две фигуры в вечернем пейзаже, романтику всей картины и сказал: