Поцелуй герцога
Шрифт:
Опершись на руки, он посмотрел на нее глазами, полными страсти.
Сердце Оливии переполнилось радостью. Она подалась навстречу Куину. Неловкое движение, но он понял.
Откинув голову назад и прикрыв глаза, Куин сделал несколько быстрых, резких толчков. И когда Оливия начала думать, что, возможно, все не так ужасно, Куин издал устрашающий рев и в последний раз подался вперед.
Если бы он упал на Джорджиану, как срубленное дерево, то мог бы раздавить ее.
Но Оливия, к счастью, никогда не пробовала салатную диету, поэтому с ней ничего не случилось.
Они были так близки. Куин был частью ее. Между ними установилась связь, между двумя людьми, которым суждено быть вместе, как фрагментам мозаики. На глазах у Оливии выступили слезы.
— Куин, — тихо прошептала она, легко целуя его щеку. Ей хотелось разделить с ним это совершенное, радостное мгновение.
Но он уже спал.
Оливия начала хихикать, и смех разбудил Куина.
— Прости, любимая, — глухо произнес он, поворачиваясь на бок. — Помыться негде.
Его глаза закрылись. Он спал.
Оливия оторвала от сорочки кусок и обтерлась. Крови было на удивление мало. Судя по тому, как она себя чувствовала, кровь должна была хлестать из нее.
Она потянулась за вторым одеялом, накрыла им обнаженное тело своего первого, своего единственного возлюбленного и свернулась калачиком.
Все ее тело странно ныло и болело, и ей было трудно устроиться поудобнее. Поэтому Оливия снова принялась думать о даме с иголкой.
Хотя это больше было похоже на таран.
Но…
Во всем этом было нечто удивительное, поражающее воображение. Она чувствовала себя…
Глупости, оборвала себя Оливия, сворачиваясь поудобнее.
Ни один человек не может владеть другим. Чувство собственничества? Нет.
Должно быть, она неправильно истолковала взгляд Куина. Она ведь еще не была его женой.
И все же Оливия не могла забыть, как он смотрел на нее: жадно и свирепо.
Глава 21 Значение брака
Куин по привычке проснулся рано утром. Но тут же понял, что это утро разительно отличается от других. Обычно он просыпался на мягкой чистой постели, совершенно один.
Теперь же он лежал на твердом, грубом полу, обняв податливое тело спящей женщины. Лучи солнца, свободно проникая сквозь незанавешенные окна, падали на его лицо, и казалось, он слышит над ухом пение каких-то опьяневших птиц.
Внезапно к нему вернулось воспоминание о том, где он и с кем. Он всю ночь сжимал в объятиях Оливию, словно боясь, что она убежит. Оливию, чьи смеющиеся глаза, глупые шутки и ироничный ум удивляли, восхищали его и сводили с ума.
Оливия принадлежала ему. Он нашел женщину, совершенно непохожую на Еванджелину.
Еванджелина притворялась целомудренной, но не была таковой.
Оливия же притворялась искушенной женщиной, но все оказалось наоборот. Мгновение он недоумевал, что же произошло между ней и Рупертом, но потом оставил эту мысль. Оливия никогда не скажет ему, наверное, она пообещала Монтсуррею.
Если бы он только знал… Он был резок,
уверенный, что она уже не раз предавалась любви со своим женихом, считал ее искушенной женщиной. К этому приучила его бывшая жена. Близость с Еванджелиной напоминала ему поездку в общем вагоне.С Оливией все было иначе, и не только потому, что она была другой. Каждый ее стон, дрожь ее тела что-то неуловимо изменяли в нем.
А потом его охватило неудержимое желание обладать Оливией. Она принадлежала лишь ему. Ни один другой мужчина не прикасался к ней так, как он. Это яростное стремление было странным и нелепым.
Куин молча лежал, слушая пение дроздов и размышляя о том, какое ужасное предательство надо перенести, чтобы искать женщину, которая будет любить только его. Девственность Оливии была самым прекрасным подарком, который он мог получить.
Он крепче обнял ее. Он причинил ей физическую боль и чувствовал себя ужасно. Но зная, что был самым первым…
Куин отмахнулся от этой нелепой мысли. Какое имеет значение, сколько мужчин было у женщины? Он говорил это себе, когда в их брачную ночь Еванджелина поведала ему о своих многочисленных похождениях, которые начались в пятнадцать лет со слугой. Он был прав.
Ни один из этих мужчин не изменил сущность Еванджелины и его чувства к ней.
И все же эта неистовая, животная радость не исчезала. Куин решил, что она сродни поэзии: непостижима и не поддается логике.
Несомненно, после прошедшей ночи у Оливии болит все тело. Куин бережно уложил ее на спину и принялся медленно ласкать кремовую нежную кожу, проводя рукой по восхитительным изгибам ее тела. Она спала, и он стал покрывать ее легкими поцелуями. Оливия несколько раз пошевелилась, но лишь когда его рука провела по нежной коже ее бедра, а его губы приблизились к розовому соску, она проснулась.
Оливия не сказала ему доброе утро, а сразу же резко выпрямилась и воскликнула:
— Боже мой, где я?
Даже в самые удачные дни Куин не умел легко и непринужденно отвечать на вопросы, если только они не касались математики. Вместо этого он протянул руки, прижал пышное тело к груди и поцеловал ее. И снова ощущение дикого восторга пронзило его.
На этот раз Куин не стал его отгонять.
Это было так нелогично, так на него не похоже, но чувство было очень сильным.
— Куин, — прошептала Оливия. Она опустилась на спину, и он продолжал целовать ее.
— Я люблю, когда ты рычишь мне на ухо.
Куин задумался.
— Ты говоришь так, словно я бешеный бульдог.
Оливия закинула руки за голову — признак безмятежного спокойствия и радости.
— Я не говорю, что ты рычишь, как собака. Ты… Кажется, ты счастлив, что я здесь, с тобой.
— Ты моя, — спокойно произнес он. — Конечно, я счастлив. — Он чуть раздвинул ее бедра.
— И что это ты делаешь? — спросила Оливия, глядя на него.
— Целую твои бедра.
Она попыталась сомкнуть колени.
— Ни в коем случае. Мы должны вернуться в дом прежде, чем гости заметят наше отсутствие. Слава Богу, птицы расшумелись и разбудили нас.