Поцелуй победителя

— Расположение? — продолжил спрашивать офицер.

— Сейчас, полагаю, уже добрались до поместья.

— Расскажи, какие в войске подразделения, как расставлены.

Кестрель ответила, радуясь, что ей, похоже, поверили. Все вышло проще, чем она ожидала. Нужно было лишь перемешать правду с ложью и выложить их, точно дощечки, так, чтобы этот человек прошел по ним и ничего не заметил. Но когда Кестрель договорила, последовало затянувшееся молчание.

— Алис, — произнес офицер, — откуда ты?

Она притворилась, что не поняла вопроса:

— Прямиком из лагеря мятежников.

— Я не об этом. Откуда ты родом?

Ее уверенность испарилась. Он что-то подозревает. Кестрель ничего не спросила о разведчице, просто схватила карту с опознавательным знаком и ускакала.

— Разве вы не знаете? — осторожно ответила она.

— Напомни.

Фонарь светил достаточно ярко. Офицер заметит, если она потянется к кинжалу. Кестрель замерла, а потом решила рискнуть:

— Я выросла в колонии. — Вероятность угадать высока: почти вся империя состоит из колоний.

— Но в какой именно?

Кестрель снова зашлась тяжелым, влажным кашлем, пытаясь выиграть время и что-нибудь придумать.

— Я из этих мест. — Разведчики, которых отправили в Гэрран, должны были знать здешний язык. Желательно еще и ориентироваться на местности. Эта разведчица — Алис — довольно молода, как сказал Рошар. И служит в разведке недавно, раз так легко попалась. Если генерал отправил на такое задание неопытную девчонку, значит, у нее есть другие преимущества. Например, знание местности.

— Я тоже жил здесь, — мягко отозвался офицер.

— Да, командир. — Сердце Кестрель колотилось как бешеное.

— Вырос на ферме к западу отсюда. — Он сделал шаг ей навстречу.

Кестрель не сдвинулась с места. Пока офицер еще не мог разглядеть черты ее лица, по крайней мере, она его лица не видела. Но теперь Кестрель обратила внимание на легкий акцент офицера. Она бы тоже так говорила, если бы отец не нанял учителей, которые позаботились о том, чтобы от колониального произношения не осталось и следа. По-валориански Кестрель говорила как столичные придворные.

— Я хочу вернуть свой дом, — добавил офицер.

— Я тоже, — произнесла она хриплым от кашля голосом, слегка изменив произношение — так, чтобы он подумал, будто не сразу расслышал акцент. — Каковы будут дальнейшие указания? — спросила она, стараясь говорить ровно и спокойно. Сердце по-прежнему рвалось из груди.

— Возвращайся на свой участок. Я отправлю генералу твой отчет.

— Есть, — выдохнула Кестрель с облегчением.

— Подожди. — Офицер опустил фонарь на землю и отступил на несколько шагов. — Возьми фонарь.

К горлу подкатил комок страха.

— Командир?

— Возьми фонарь и покажи лицо.

— Но… — Она сглотнула. — Ведь зараза…

— Я только посмотрю. Подходить не стану.

— Риск слишком…

— Солдат, подними фонарь и покажи лицо.

«Доверься мне», — убеждала Кестрель Арина. Она вспомнила, как убедительно звучал ее голос, и попыталась вернуть эту уверенность. В голове промелькнула мысль: возможно, память затем и нужна, чтобы всякий раз мы могли заново собирать себя по частям.

Кестрель медленно подошла к фонарю, сильно наклонив голову, хотя едва ли офицер мог разглядеть ее лицо. Сама она перестала хоть сколько-нибудь различать его черты, как только валорианец поставил фонарь на землю. Кестрель закрыла один глаз: отец научил ее этой хитрости, необходимой в ночном бою при свете факелов или фонарей. Один глаз привыкает к свету, но другой ты держишь закрытым на случай, если огонь погаснет и придется ориентироваться в полной темноте.

— Я не хочу показывать лицо, — сказала она офицеру. — Болезнь меня обезобразила.

— Показывай. Живо.

Кестрель схватила фонарь и разбила его о камень. Офицер выругался. Она уже держала кинжал в руке, когда услышала, как ее противник достает меч из ножен. «Я не хочу убивать», — призналась Кестрель Арину когда-то давно. Но даже если бы она хотела, у нее ничего бы не вышло. Кестрель помнила только свои поражения. В память врезалось, как отец смотрел на нее, а она не могла дать противнику отпор — рукам не хватало сил.

— Кто ты такая?

Офицер шел на Кестрель, выставив меч, осторожно переступая и подслеповато озираясь. Его глаза еще не привыкли к темноте. Но очень скоро он будет ориентироваться и без света. Офицер арестует ее и отвезет в лагерь генерала. Начнутся допросы. Рано или поздно ее заставят ответить, найдут слабые места. Кестрель вспомнила тюрьму, ночной наркотик, грязь и боль. Она представила взгляд отца, когда ее приведут к нему. Кестрель видела эту картину так ясно, будто это происходило прямо сейчас.

Кровь застучала в ушах, внутри все сжалось. Кестрель присела, схватила горсть земли. Офицер услышал и повернулся в ее сторону. Она бросила землю ему в лицо.

«Грязная уловка, — произнес голос генерала у нее в голове. — Это недостойно». Но Кестрель была мастером именно таких выходок. Она увернулась, подскочила к офицеру со спины и воткнула острие кинжала ему под ребра.

— Какой шифр вы используете для передачи донесений? Говори.

— Ни за что.

Кестрель вонзила клинок чуть глубже.

— Я убью тебя.

Но офицер зацепил ее ногу своей и дернул. Кестрель упала на землю, тотчас поднялась, но ощутила холодное острие меча у горла.

— Теперь вопросы задаю я. — Офицер выбил кинжал у нее из рук.

Запела птица. Приближалось утро. Кестрель смутно осознала это и вспомнила о коне, которого привязала в лесу, чем обрекла на верную смерть. Она представила Арина, который наверняка так и не лег спать. Скорее всего, сейчас он сидит и смотрит на небо, на дорогу. Трава под ладонями Кестрель уже была влажной от росы.

Упершись ногами, она отползла подальше от клинка. Острие последовало за ней. Кестрель увидела, что в руках у офицера аксинакс, меч с укороченным лезвием для сражений в лесах. Она отшатнулась, в спину уперся острый камень. Кестрель почему-то подумала о фортепиано. В памяти возник музыкальный отрывок, который она уже очень давно не играла, но обожала за резкие перепады между высоким и нижним регистром. Кестрель любила скрещивать руки, будто ныряя правой в темную пропасть низких нот. Это было довольно просто. Несмотря на маленький рост, у Кестрель были длинные пальцы и руки.