Поцелуй победителя

— Прости, — сказала вдруг Кестрель.

Верекс сразу понял, о чем она:

— Я не любил отца. И он меня тоже.

— Все равно.

— Мне кажется, другого выхода у тебя не было. Если честно… — он прислонился к стволу, ссутулившись, — мне стыдно за то, что его смерть вызвала у меня лишь облегчение.

На мысок его сапога опустилась пушинка, которую тотчас унес ветер. Принц тихонько добавил:

— И за то, что я немного труслив. Я боюсь, что, став императором, я превратился бы в копию отца.

— Нет. Ты — никогда.

— Еще меня гложет чувство вины. Я бросаю свою страну, которая, вполне возможно, теперь развалится. Непонятно, кто теперь будет править.

— Думаю, у тебя уже есть предположения. Я припоминаю нескольких сенаторов, которые не упустят шанс побороться за власть. Или капитан стражи. Правда, кое-кого при дворе я могла забыть. Не помню, кто кому должен, кто на кого обижен. Ты мог бы разъяснить мне все это, ну, а я… обещаю не упускать из виду события в столице.

Верекс приподнял брови:

— Опять станешь шпионом, Кестрель?

— Возможно, даже главным шпионом.

Принц поднял с земли веточку и принялся ломать ее на мелкие кусочки.

— Думаю, Арину нужен человек на эту роль, — добавила Кестрель.

— Лучше тебя ему не найти. Только не хочется, чтобы ты опять рисковала собой. Уж очень ты азартная.

Она пожала плечами:

— Что ж, какая есть.

Верекс ласково улыбнулся в ответ, но потом посерьезнел:

— Я когда-то думал, что мне хватит сил занять место отца. Но Риша была бы несчастна. Да и я тоже.

— Так будь счастлив, — неожиданно пылко произнесла Кестрель.

— Обязательно, — ответил он, — и ты тоже.

Белый пух продолжал лететь с дерева, пока принц объяснял тонкости, связанные с политической жизнью валорианского двора. Потом Верекс рассказал, что щенок, которого он когда-то подарил Кестрель, вырос в огромную добрую собаку и живет теперь в предгорьях Валорианского хребта. Дети семейства, которому ее отдали, обожают свою питомицу, несмотря на то что она иногда грызет их ботинки. Марис — молодая придворная дама, которую Кестрель очень не любила, пока не поняла, что та не так уж и плоха, — удачно вышла замуж и чрезвычайно горда собой. Что касается Джесс, Верекс слышал только, что она уехала на южные острова в самом начале войны.

— Прости, больше ничего не знаю, — вздохнул он.

Кестрель мечтала встретиться с подругой. Но случится ли это когда-нибудь? И удастся ли вернуть их дружбу?

— Я недавно видел, как ты заходила в шатер с ранеными, — добавил Верекс.

— Он не хочет со мной разговаривать.

— Попробуй еще раз.

Когда Риша с Верексом решили, что пора уезжать (они были в двух днях пути от города), Кестрель, улыбаясь, попрощалась с ними и поцеловала обоих в щеку. Сначала ей было трудно держаться и не поддаваться чувствам, но потом она увидела Рошара, который опасался подходить к сестре с момента их возвращения из Сизии. Теперь он стоял чуть поодаль. Риша подошла к нему и прошептала что-то на ухо. Кестрель не расслышала слов, но на лице Рошара отразилось облегчение. Он ничего не ответил, просто сжал руки сестры в своих и поцеловал их.

Кестрель подумала, что они с Ришей обе ошибались насчет прощения — что оно не похоже ни на грязь, ни на камень. Скорее на белый пух, который плавно опускается с деревьев на землю, когда созреет. Он создан для того, чтобы однажды отпустить его на волю, позволить семенам найти почву и пустить корни.

Кестрель снова пошла в шатер с ранеными. На этот раз отец заговорил сразу же, не позволив ей даже рта раскрыть:

— Дай мне свой кинжал.

Горячие слезы подступили к глазам.

— Не смей.

— Развяжи мне руку и дай кинжал.

— Нет.

— Окажи мне последнюю милость.

— Не проси меня помочь тебе покончить с собой.

Он уже не смотрел на нее.

— Почему ты сохранил мое письмо? — повторила Кестрель свой вопрос.

— Ты знаешь почему.

— Из сожаления о том, что сделал?

— Нет.

— Тогда почему?

— У меня нет подходящего слова.

— Поищи получше.

— Не могу.

— Сейчас же.

Генерал сглотнул:

— Я пытаюсь. Я не знал… что все станет так невыносимо. Так бывает, когда уничтожишь то, что тебе дороже всего.

— Ты сам сделал выбор.

— Да.

— Почему?

Он не ответил, но его глаза вдруг стали суровыми и непроницаемыми. Кестрель осознала, что генерал не просто повиновался кодексу чести, когда поведал императору о ее предательстве. Отец хотел причинить Кестрель боль, отомстить за то, что она его ранила.

— Тогда мне казалось, будто все это происходит не по-настоящему. Будто во сне.

— Ты хоть знаешь, — прошептала она, — что со мной сделали в лагере?

Отец закрыл глаза и хранил молчание, позволив Кестрель все рассказать. По его щекам покатились соленые капли.

— Кестрель, — произнес он наконец. — Ты же понимаешь, выход только один. Я не могу быть тебе отцом.

— Ты не можешь им не быть.

— Мне здесь нет места. Ты хочешь, чтобы я прожил остаток жизни в неволе?

Этот вопрос уже обсуждался и вызвал много споров. Рошар считал, что необходимо устроить публичную казнь. Арин пришел в бешенство. Кестрель никогда его таким не видела. Он кричал, что судьбу генерала должна решить Кестрель, и только она.

— Я не знаю, — сказала она отцу.

Они помолчали.

— Почему ты даже не пытаешься попросить прощения?

— Это невозможно.

— Просто попроси.

Он долго не отвечал, прежде чем произнес:

— Я не стану просить о том, чего мне никогда не заслужить. Я прошу лишь о милосердии.

Слезы затуманили взгляд Кестрель. Она понимала: им обоим потребуются годы, чтобы попросить прощения и простить, поэтому нельзя терять ни минуты. Кестрель сказала отцу правду: она по-прежнему любит его, и предупредила, что ей нужны ответы получше тех, что он дал. Даже если Кестрель так ничего и не добьется, она все равно будет спрашивать снова и снова. Кинжал он никогда не получит.

— Мне было непросто жить в твоем мире, — сказала Кестрель отцу. — Теперь твоя очередь жить в моем.

42

Арину следовало ожидать чего-то подобного. Но он все равно оказался не готов. Горы цветов. Все, что цвело летом, срезали для победителей. Сады еще долго будут стоять голые. Когда армия вошла в ворота, каменные стены задрожали от рева толпы, и Арин вздрогнул, стиснув поводья: на мгновение ему показалось, что ему грозит опасность. Но потом он увидел сияющие лица людей, высыпавших на улицы, и понял: вот счастье. В то же мгновение и его самого наполнило это чувство. Кестрель, которая ехала рядом верхом на Лансе, не заметив, что к ее щеке прилип розовый лепесток, улыбнулась. Арину подумал, что, пожалуй, придется привыкать быть счастливым, ведь на этот раз счастье, похоже, не собирается его покидать.