Поцелуй шипов

– Чёрт возьми, хоть один из вас не пытался манипулировать мной?
– заорала я, схватила тарелку от десерта и бросила её в стену, прямо рядом с головой Тильманна. Она сразу же разбилась. Жирные осколки посыпались на левое плечо Тильманна.

– Эли ...
– Он отодвинулся ещё немного и смотрел на меня с раскаянием.
– Я знаю, что это было неправильно, мне жаль. Ты не поверишь, как сильно я себя винил, когда тебя укусила блоха, а потом эта история с Анжело. Если бы мы не поехали в Италию, этого никогда бы не случилось. Это тоже была одна из причин, почему я начал принимать наркотики. Я почти больше не мог жить с этой виной. И поэтому не смог отказать в просьбе сопровождать тебя на плато Сила. Ты была права. Я был у тебя в долгу.

Я покачала головой и взяла бутылку воды Тильманна, прижимая её ко лбу. Мне срочно нужно охладиться, прежде чем я взорвусь. В тоже время, в тайне, я радовалась, что это не папа отметил южную Италию, даже если осознание этого всё ещё удовлетворительно не объясняло цель карты и других крестов.

– Несмотря на то, что мы скорее всего всё равно когда-нибудь поехали бы в Италию, ты поэтому сбросил меня с кровати, когда я забралась к тебе?

– Нет, просто то, что ты сделала, Эли, было дерьмом, не имеет значения, совершил ли я ранее ошибку или нет. Но это правда, что из-за карты я молчал, не хотел с тобой говорить ... Потому что у меня никогда не было сомнений, что мы сможем справится с Тессой. Но когда внезапно появилась опасность, что мы все можем заболеть чумой, мне стало ясно, что я натворил. И всё же, тебе нельзя было залезать ко мне в кровать.

Только вчера я в первый раз смогла ясно вспомнить ту ночь, сразу после смерти Тессы. Из-за этого действия, по-моему, и начался кризис между Тильманном и мной, а уже несколько часов спустя я встретила Анжело. Тоже прекрасное, подходящее стечение обстоятельств для его плана, даже если оно получилось без его вмешательства.

– Это действительно было настолько ужасно? Я не хотела с тобой заигрывать, клянусь! Я только чувствовала себя совершенно одинокой ...

– Ага одинокой, - прервал меня Тильманн.
– Одинокой? Подумай сама о том, что говоришь, Эли. Я как раз убил женщину, которую любил - кстати, дерьмовое чувство, можешь поверить - был уверен в том, что никогда больше не смогу подпустить к себе другую, и первое, что ты делаешь после карантина, это спишь с Колином. У тебя ещё был твой Мар, в то время, как я должен был убить своего, не только для себя, но и для вас! Это было несправедливо! – Пока он говорил, его голос стал громче.
– Да ещё это чувство вины ...

– Ты сам его себе напридумывал. И да, хорошо, это было несправедливо. Всё же ты мог бы попытаться понять меня, - печально защищалась я.
– Ты меня выслушаешь, если я тебе всё объясню или тебе всё равно?

Тильманн махнул рукой в мою сторону, выходя из своего укрытия мне навстречу. Хорошо, значит я могу говорить.

– Я никогда вам не говорила, потому что боялась, что тогда это станет правдой, но ... у меня были опухшие лимфатические узлы и температура. Я была почти уверенна в том, что у меня чума. Я умоляла Колина превратить меня, если заболею, но он отказался, потому что утверждал, что я стану самым ужасным Маром из всех, и это к сожалению правда.
– Мне нужно было сделать паузу, прежде чем я смогу продолжить рассказывать.
– Но тогда я ещё этого не знала. Потом, вскоре после этого, я должна была принять решение, получит ли Тесса последнюю инъекцию пенициллина или мне отложить её для себя. И я отдала её ей, потому что не могла по-другому.
– Тильманн, когда поднял голову, распахнул глаза, и ужас сменил недовольство. Наконец-то в них снова появился коричневый цвет.

– Дерьмо, - прошептал он.

– Да, можно и так выразится. Когда я поняла, что выживу, я пошла к Колину, и правильно, мы переспали друг с другом, но мне пришлось, как всегда, связать его. Нет, это не смешно, Тильманн, совсем не смешно. Это ужасно. Его голод так быстро вернулся, что он оставил меня лежать, как докучливые отходы ... и я ... я ...

– И ты хотела, чтобы я продолжил его любовную игру?
– закончил пренебрежительно Тильманн моё повествование.

– Нет. Я не хотела оставаться одна. И в тоже время ты был единственным, с кем бы я хотела находится рядом и с кем могла об этом поговорить.

– И всё же, так не пойдёт. Извини, Эли, но так нельзя. Я не обманул тебя, ты не мой тип женщины, но это ещё не значит, что я не нахожу тебя привлекательной ...

– Привлекательной, - перебила я его раздражённо.

– Очень лестно. Может быть это большая сестра слова дерьмо?
– В конце концов он однажды сказал, что милая, это маленькая сестра слова дерьмо, а слово привлекательная звучало так же пусто и скучно.

– Я могу договорить? Спасибо. Во всяком случае, я лежу в кровати, схожу с ума от тоски и вдруг рядом оказывается красивая женщина, заползающая ко мне под одеяло и которая мне очень, очень нравится, а с другой стороны я её ненавижу, потому что у неё есть то, чего у меня больше никогда не будет ...

– Но ты ведь ещё помнишь, что Тесса принесла нам одни несчастья?
– снова перебила я его.

– Да, я знаю. Но такое случается очень часто, что любишь кого-то, кто приносит одни несчастья.

Не в бровь, а в глаз. Здесь больше нечего сказать.

– В будущем тебе не стоит сразу после секса с другим, забираться ко мне под одеяло и прижиматься, хорошо? Мы можем подвести на этом черту?
– продолжил Тильманн.
– Было достаточно того, что у меня встал в парильне.

– Блин ... не говори такое ... – Я, покраснев, опустила голову. Ему обязательно выражаться так открыто?

– Почему? Это тебя смущает? Думаю, нас обоих уже больше ничего не должно смущать, не так ли?

– Ты, по крайней мере, мог бы сказать эрекция.

– Хорошо, пусть будет эрекция. Если мы и дальше продолжим говорит об этом, она у меня появится.

Мой живот затрясся, непривычное, почти что незнакомое чувство - первая ступень к смеху. Всё же я посчитала уместным сменить тему разговора.

– Ты в настоящее время что-нибудь ещё принимаешь или бросил?

– Бросил, - объективно ответил Тильманн.
– Я сейчас чист. Ломка тела уже закончилась. Было тяжело, но Пауль кое-что давал мне, когда становилось невмоготу. Всё прошло довольно быстро; два дня, потом самое худшее оказалось позади.

– Но самая главная проблема - это психическая зависимость, - возразила я. Тильманну нравилось принимать наркотики, потому что он хотел отвлечься от своей скорби к Тессе. Эта скорбь останется, и желание утешиться тоже. Мары навсегда нас отметили.

– Да. Но об этом я подумал заранее. Это ведь не так, что другие ничего не знали о моём плане. Они не догадываются лишь о том, что это я поставил крест на карте. Это может остаться между нами?

Я великодушно кивнула. Так будет действительно лучше всего, по крайней мере пока. Не то мама четвертует Тильманна, а Пауль затем сделает из его костей хирургические инструменты. Но в конечном счёте мне придётся рассказать им.

– Спасибо. Во всяком случае - Джианне больше всего хочется лично отвезти меня домой и увидеть, как мой папа запирает мне в подвале.

– Да, могу себе представить ... Они это терпели?
– Если так, то они действительно сильно обо мне беспокоились.

– Только потому, что знали, зачем я это делаю и что так, возможно, мы сможем пробудить тебя. А также потому, что Колин обещал после избавить меня от зависимости.

Моё сердце болезненно забилось, когда прозвучало имя Колина, но в тоже время у меня появилась надежда.

– Он это может? Колин поможет тебе справиться с зависимостью? Он здесь?
– Значит тёплая дрожь на коже мне всё-таки не приснилась. Я чувствовала её. Он здесь, даже если не из-за меня, а из-за Тильманна. Но он здесь.

– Он приходит каждую ночь, а потом ... да, хм. Ускоряет выздоровление от психической зависимости, пытаясь высосать из меня желание принимать эту фигню.

– Что именно он делает? Что для этого предпринимает?

– На самом деле ничего.
– Тильманн вопросительно на меня посмотрел, как будто я знала об этом больше.
– Или я просто ничего не замечаю. Он садится рядом с моей кроватью, и спустя какое-то время у меня появляется такое чувство, что он меня слушает, мои мысли и чувства, он внимательно прислушивается, так как не может сделать человек, а говорить мне вовсе не нужно, и в какой-то момент ... в какой-то момент я засыпаю, а как только просыпаюсь утром, становится чуть-чуть легче, а желания немного слабее.