Поцелуй теней

Но магия Сиобхан естественной не была, и ее не пропустили. Даже понимание этого могло – могло бы – дать мне ключ к ее уничтожению. Но для того, чтобы найти этот ключ, нужно лучше владеть заклинаниями нападения, чем я.

Поодаль от нашей небольшой группы что-то зашевелилось, и Кел с Сиобхан повернулись встретить эту новую угрозу. Когда они увидели, что это идет Дойл, спокойнее им не стало. Принц и наследник темного трона, его личная телохранительница боялись Мрака королевы. Интересно. Три года назад Кел Дойла не боялся. Никого он тогда не боялся, кроме матери. И даже от нее он не боялся смерти, потому что только им продолжался ее род. Ее единственное дитя. Единственный наследник. Никто никогда не вызывал Кела на дуэль, потому что победить не смел никто, а проиграть – могло кончиться смертью. Последние триста лет он так и провел – неприкосновенный, невызываемый, неустрашимый – до сих пор.

Теперь же я видела, почти ощущала его неспокойствие. Он боялся. Почему?

Дойл был одет в черную пелерину с капюшоном, которая спадала до земли и скрывала его полностью. Лицо его было настолько черным, что белки глаз будто плавали в черном круге капюшона.

– Что здесь происходит, принц Кел?

Кел отодвинулся, чтобы видеть и Дома, и нас всех. Кеелин осталась на дорожке, но сила улетала, будто она летела с ветром и сейчас он уносил ее дальше. С последним прохладным, пряным прикосновением она исчезла.

Я внезапно наглухо вернулась в собственную кожу. За каждую магию приходится платить, но не за эту. Эта мне предложила себя сама, я не просила. Может быть, поэтому я сейчас ощущала себя сильной и цельной, а не измотанной.

Кеелин подошла ко мне, протянула мне свои главные руки. Наверное, она, как и я, ощущала себя обновленной, потому что она улыбалась, и измученный страх исчез с ее лица, смытый ласковым ветром.

Я взяла ее за руки. Мы поцеловались в обе щеки, потом я притянула ее к себе, обняв, и она обхватила меня верхними руками за плечи, нижними за талию. Мы так крепко обнялись, что я ощущала ее твердые небольшие груди – все четыре. Мелькнула мысль: Келу нравится быть с женщиной, у которой столько грудей? И тут же за мыслью пришел образ. Я зажмурилась покрепче, будто могла так его отогнать.

Я погладила Кеелин по спине, по густым, похожим на мех волосам и поняла, что плачу.

Сладкий, почти птичий голос Кеелин утешал меня:

– Все хорошо, Мерри, все хорошо.

Я замотала головой и отодвинулась, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Нет, не все.

Она подняла пальцы к моему лицу, ловя слезы. Она плакать не умела. Какой-то генетический выверт оставил ее без слезных протоков.

– Ты всегда плакала вместо меня, но сейчас не надо.

– Как же тут не плакать?

Я оглянулась на Кела, который тихо перешептывался с Дойлом. Сиобхан глядела на меня, глядела в упор. Я ощущала ее смертоносный взгляд даже сквозь шлем, хотя глаз ее не видела.

Она не забудет, что я применила против нее магию и победила, то есть не проиграла. Не забудет и не простит никогда.

Но это проблема не на сегодня. Я повернулась к Кеелин. Пожалуйста, по одной катастрофе за раз. Я нащупала руками твердый кожаный ошейник.

Она коснулась моих рук:

– Мерри, что ты делаешь?

– Снимаю это с тебя.

Она мягко потянула мои руки вниз:

– Не надо.

Я замотала головой:

– Как ты можешь... как ты могла?

– Не начинай снова плакать, – сказала Кеелин. – Ты знаешь, зачем я так поступила. У меня осталось еще только несколько недель, до Самайна. Три года будет. Если я не буду с ребенком, то я освобожусь от Кела. Если буду, ему придется обращаться со мной как с женой или вообще ко мне не прикасаться.

Она так спокойно говорила об этом, с таким ужасным, нерушимым спокойствием, будто это было совершенно... обыкновенно.

– Не понимаю этого, – сказала я.

– Я знаю. Но ты всегда была особой королевской крови, Мерри. – Она положила ладонь мне на губы прежде, чем я успела возразить, а другими руками все так же держала мои запястья. – Я знаю, что с тобой обращались как с бедной родственницей, Мерри, но ты и они – одно. Их кровь в твоих жилах, и они... – Она убрала руку от моих губ, но все сильнее стискивала мне запястья. – Ты член клуба, Мерри. Ты в этом большом доме, а мы ждем снаружи под ветром и снегом, прижав лица к стеклу.

Я взглянула в ее трепетные карие глаза:

– Ты обращаешь против меня мою же метафору.

Она погладила мою щеку левой верхней рукой – своей ведущей рукой.

– Я слыхала, как ты ею часто пользовалась, когда мы росли с тобой.

– Если бы я попросила, ты бы поехала со мной?

Она улыбнулась, и даже при луне было видно, что улыбка горькая.

– Разве что ты была бы со мной каждую минуту день и ночь, иначе ты не смогла бы защитить меня своим гламором. – Она покачала головой. – На взгляд людей я слишком отвратительна.

– Ты не...

На этот раз она остановила меня просто взглядом.

– Я как ты, Мерри. Я не дюриг и не брауни.

– А Кураг? Он неровно к тебе дышал.

Она опустила голову.

– Действительно, среди некоторого типа гоблинов я считаюсь сногсшибательной. Дополнительные конечности, а особенно дополнительные груди – это у них марка высокой красоты.

Я улыбнулась:

– Помню, как ты меня взяла с собой на бал гоблинов. Меня они сочли слишком простенькой.

Кеелин улыбнулась, но покачала головой:

– Но они старались с тобой танцевать, уродка ты или нет. – Она подняла глаза, встречая мой взгляд. – Они все хотели коснуться кожи принцессы королевской крови, потому что знали: без изнасилования им никогда не быть ближе к твоему манящему телу.

Я не знала, как реагировать на горечь в ее голосе.

– Не твоя вина, что ты выглядишь так, как ты, а я – как я. Ничья вина. Мы такие, как мы есть. Благодаря тебе я увидела Двор и всю эту блестящую тусовку. Я не могу вернуться к Курагу и его гоблинам после той жизни, которую ты мне показала. Я была бы довольна стоять за твоим стулом на пирах до конца моих дней, но вдруг все потерять... – Она выпустила мои руки и шагнула назад. – Я не могла вынести потерю всего, когда ты сбежала. – Она засмеялась, и смех был по-прежнему как птичья трель, но с издевкой, и я услышала в нем эхо от хохота Кела. – К тому же Келу нравятся женщины с четырьмя грудями, и он говорит, что никогда не спал ни с одной, которая могла бы обернуть его белое тело двумя парами ног.

Кеелин тихо и сухо всхлипнула, и я поняла, что она плачет. То, что у нее нет слез, еще не значит, что она не может плакать.

Она повернулась и пошла обратно к Келу. Я не стада ее удерживать. Она упрекнула меня, что я показала ей луну, которую ей не достать. Может быть, Кеелин и права. Может быть, я нехорошо с ней обошлась, но я не хотела этого. Конечно, от того, что я не хотела, ей не легче.

Я несколько раз очень медленно и глубоко вдохнула осенний воздух, стараясь снова не заплакать. Воздух был так же сладок, как и прежде, но уже не доставлял того удовольствия.

– Мне очень жаль, Мередит, – сказал Баринтус.

– Меня жалеть не надо, Баринтус, не я на поводке у Кела.

Гален тронул меня за плечо и хотел обнять меня, но я отстранила его рукой.

– Не надо, пожалуйста. А то я разревусь.

Он слегка улыбнулся:

– Надо будет запомнить на будущее.

Дойл подплыл к нам. Он сдвинул капюшон плаща, но почти невозможно было отличить, где кончаются черные волосы и начинается черная ткань. Я видела только, что висящие спереди пряди собраны в пучок на темени, открывая остроконечные уши. Серебряные сережки блестели при луне. Некоторые из этих колеи он заменил на кольца большего размера, и когда он двигался, они соприкасались, музыкально и тихо позванивая. Когда он встал перед нами, я увидела, что некоторые из них украшены павлиньими перьями – такими длинными, что доставали до плеч.