Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн

Однако тут, в квартире, я с последнего чаепития не была, поэтому с любопытством окинула стены взглядом – старенькие обои и ковер, в комнате – диван, два стула у маленького столика, старенький телевизор и множество шкафов и шкафчиков. На подстилочке в углу спала кошка – рыжая с белыми пятнышками на хвосте и лапках. Я с тоской вспомнила Пушистика, оставшегося у папы, и Милли – брошенную мной в Хогвартсе. Как живет теперь последняя – я понятия не имела…

– Так кто такие «эти»? – я вспомнила о цели своего визита в квартирку миссис Флаггинс. Та предложила мне сесть, села рядом и несколько секунд молчала, видимо, подбирая слова.

– Вчера вечером пришли тут трое парней… Все в черных плащах каких-то, крепкие такие двое, а один ну тощий-тощий… Как они к вам в дверь колотили – это жутко. Весь дом содрогался. Хорошо еще папа твой с друзьями часа так за три до их визита ушел, мне вон ключи оставил. Сказал, уехать им срочно надо было, а то те амбалы и не знаю, что сделали-то бы… - она вздрогнула. – Так вот, постучали они, значит, к вам, нету никого, стали к соседям тарабанить… Я тут уж стояла тихохонько, один из верзил этих говорит – нету, мол, никого, Ди, пошли отсюда. А этот тощий и отвечает – старуха, мол, в этой квартире сидит, я ее чую. У меня и душа в пятки ушла. Эти снова стучат, аж дверь затрещала. Ну я, испугалась конечно – виданное ли дело, дверь так выбивать-то – вышла к ним. Амбалы эти на меня смотрят, а сами каждый как два шкафа. А этот худой мне говорит – где соседи, бабуся? Спокойно так, дружелюбно даже. И верзилам говорит, чтоб меня не трогали. Я им ответила, что соседи уехали, куда – не знаю. Ну этот худой своих друзей позвал и они ушли. А утром сегодня другие приходили. Тоже все в балахонах каких-то, капюшоны еще и маски. У тех первых-то масок не было, а у утренних были. Эти ко мне не стучали, но ушли злые все…

– Папа уехал еще до визита первых? Ничего подозрительного не замечали, когда он уходил?

– Нет, милая, вот только гости эти все, а кто это был-то? Секта какая-то, что ли? – я задумалась.

“Что, ей прямо сказать, что это – визит гостей из магического сообщества? Интересно, как называется психиатрическая клиника, куда меня потом положат?”

– Можно сказать и секта. Я по работе столкнулась тут с их интересами. Я же в полиции работала, вот связалась по глупости своей с сектантами… - наконец решилась с ответом я. – А эти, без масок, худой был такой темноволосый с доброй улыбкой? – миссис Флаггинс кивнула. Еще пара наводящих вопросов и я поняла – это был Димитр Матей лично. Значит, к нам пришли сначала Хранители, потом Пожиратели, но папа ушел еще раньше первых, оставался один весьма щекотливый вопрос – откуда Хранители узнали мой адрес и как нашли? В случае Пожирателей подобного вопроса не было – я знала, что адрес квартиры был известен в Министерстве, и сердце екнуло при мысли о сотрудничестве Беллы и Димитра.

«Хотя нет, они бы пришли все сразу», - попыталась я себя успокоить. Но тогда вопрос, откуда мой адрес стал известен Хранителям, сохранял свою злободневность и актуальность. Я поблагодарила миссис Флаггинс за информацию, посоветовала быть осторожнее и собралась уходить. Папа ушел до прихода Димитра. Тогда почему же не работает браслет? Ледяное отчаяние снова прочно занимало место в моем сердце…

– Кэтрин, - я уже была в дверях, когда миссис Флаггинс окликнула меня, - папа просил передать тебе, что перед отъездом зайдет домой, в свой кабинет. Чуть не забыла, прости.

– Спасибо, миссис Флаггинс, - отозвалась я и вышла в подъезд. Появилась какая-то зацепка – я поняла, что мне стоит заглянуть домой. Папин кабинет на втором этаже, так просто зайти туда не получится, вполне надежное место, если сейчас он хотел что-то мне передать. Я зажмурилась и представила себе свою комнату. И уже готова была трансгрессировать, как мой мозг пронзила мысль – мне нельзя трансгрессировать без браслета. Меня засекут! Вздохнув, я приняла облик совы и полетела в сторону Литтл-Хэйминга. Около нашего особняка, еще издали, я увидела парочку людей в мантиях. Хранители или Пожиратели? Я приземлилась в парке, стала человеком и надела мантию Джеймса.

– Ну что же, - шепнула я маховику, - не подведи меня…

К дому я подкралась на цыпочках, часы - в центре города стояла часовая башня, старинная, но часы были довольно точными – пробили девять. У меня есть еще два часа. Хотя если я задержусь – Гарри поймет. Теперь у меня есть весомый повод опоздать – у меня пропал отец.

Пожиратели – это были они, что я поняла по маскам – ходили кругами вдоль забора. Моя система охраны вкупе с чарами папы и Сириуса не давала им попасть внутрь. Я же была узнаваема с помощью маховика, потому смело перелезла через забор – стараясь закрыть мантией свои ноги – спрыгнула во двор и пошагала к дому. Дом был темен и явно пуст – это ощущалось даже на расстоянии – в доме не было ни одного живого существа. Однако, зайдя через задний ход, я поняла, что недавно в доме кто-то был – было довольно тепло и ощущался какой-то знакомый запах…

“Туалетная вода? На папину не похожа, странно, может Сириуса?”

Я зажгла голубой огонек в баночке – взяла с собой из Афин, да так и держала в сумке. И вот сгодился. Хорошо в нем было то, что с улицы его видно не было.

– Ну что ж, посмотрим, что оставил папа… - шепнула я себе, чтобы разогнать тишину брошенного нами дома. Дверь его кабинета открылась после произнесенного мной пароля. «Angela vitam portat». Этот пароль был поставлен им еще при маминой жизни. И никогда не менялся.

…Мамины колдографии, фотографии, портреты, у меня даже зарябило в глазах от красок, в которых была изображена мама. Я знала, что в папином кабинете много ее изображений, но того, что они займут три стены и полстола, я никак не ожидала. Отец действительно боготворил маму и при ее жизни, и после ее гибели…

Я внимательно оглядывалась, но кроме мамы мне ничто не бросалось в глаза. Я вгляделась в один из снимков внимательнее. Маме на нем было лет шестнадцать, она обнималась со школьными друзьями. Но мое внимание привлек парень, обнимавший маму слева. Длинные волосы, странно поблескивающие глаза, полуулыбка-полуусмешка. Слизеринский значок на мантии… Я наконец поняла, кто это – рядом с мамой и ее подругами-одногруппницами и приятелями стоял Антонин Долохов собственной персоной. Я перевернула снимок.

«Розалине на память о нашей дружбе», - было выведено красивым мелким почерком. Я никогда не видела почерк Долохова, но что-то мне подсказало, что это он, с самых первых букв. «Твой старый друг Антонин»…

Я оглядела стены на предмет маминых школьных снимков. Таких нашлось еще два – мама на уроке Травологии – они с Долоховым что-то пересаживали. И на каком-то балу – мама в нарядном платье, Долохов в парадной мантии, они с улыбкой беседуют. На той же колдографии было видно, как к маме подходит папа и они оставляют Антонина одного, наверное, выпускной…

Я вдруг поняла, что желание меня убить у Долохова было вызвано обидой и злостью. Я явственно осознала, что вместо меня он убил любимую женщину… И, глядя на заблестевшие в его глазах после маминого ухода слезы я поняла, что не испытываю к нему той же жгучей ненависти, что раньше, я испытывала к Антонину нечто сродни жалости. Мне стало неприятно – он был жалок и загнан собой же в ловушку – убив любимую женщину, он сам наказал себя. Наказал так, что от этого никуда не сбежишь… Сильнее наказания я ему не придумаю. Да мне, если уж совсем честно, после этого открытия и не хотелось ему мстить…

– Ты тут не за этим! – одернул меня внутренний голос. – Ищи давай письмо или записку!

Я обыскала стол, осмотрела полки, даже заглянула в сейф – папа поставил паролем дату моего рождения и от меня никогда не скрывал этот факт. Но на виду и даже относительно на виду ничего не было. Я, конечно, могла бы проглядеть все книги и все такое, но времени мне на это катастрофически не хватало. У меня и так остался максимум час.

– Где же ты поло… - фраза застыла на губах – я поняла, где мое письмо – на стене в окружении маминых портретов и фото висела одна-единственная фотография меня – но достаточно большая, чтобы закрыть маленькую нишу в стене. Я осторожно сняла ее со стены – она подалась на удивление легко. Как и следовало ожидать, за ней отсутствовало два или три кирпича, и в пустом пространстве ждал конверт. Даты не было, имени получателя тоже, но папиной рукой было надписано «для детей». Я распечатала конверт и достала небольшой листок бумаги. Он был словно небрежно вырван из тетради, к тому же отсутствовал изрядный кусок нижнего левого угла.