Поцелуй ягуара

— Сабан! — Натали выкрикнула его имя, страх внезапно сгустился внутри нее, ощущения накапливались, горели, поднимаясь до пика, который угрожал напугать ее.

— Я с тобой, Натали, — его губы двинулись по ее челюсти, щеке. — Отдайся мне, детка. Отдайся мне. Я буду держать тебя. Клянусь тебе.

Хриплый, грубый голос. Его губы скользнули по ее шее, плечу, клыки царапали нежную плоть между шеей и плечом, пока толчки становились все сильнее, жестче, скользя в нее, трахая ее с такой полной отдачей, что волны экстаза, нарастающие внутри женщины, начали обрушиваться на нее.

Ее оргазм взорвался, разрывая на части. Оргазм пронзил ее с силой, которая, она была уверена, уничтожила ее разум, когда Натали почувствовала, что эти клыки снова кусают ее плоть, затем голодный рык покинул горло Сабана.

Она не могла этого предвидеть. Она должна была. Его зубы пронзили ее плечо, а рот зажал рану, пока язык гладил, облизывая, и его тело дернулось в своем собственном освобождении.

Натали почувствовала, как головка его члена набухает, пульсирует, потом она почувствовала это. На головке набух нарост, скользящий внутри, поглаживая ее, запирая его член внутри нее, не давая сперме пролиться зря.

Второй оргазм, который потряс ее, лишил Натали дыхания и зрения. Ее ногти впились в плечи Сабана, ее мышцы дрожали, и дрожали, и она поклялась, что ощутила пламя, расползающееся по их телам, когда ее стон наполнил воздух.

Она никогда не знала, никогда не верила, что может быть столько удовольствия. Что она может испытать вагинальный и клиторальный оргазм одновременно, что оргазм может пронзить ее тело и взорваться в каждой клеточке, каждой молекуле ее плоти. Или, что в своем теле она сможет найти ту часть себя, о существовании которой Натали даже не подозревала, которая наконец-то проснулась.

Глава 6

В жизни женщины бывают моменты, когда у нее нет выбора, кроме как признать, что она влипла по уши, и, на следующее утро Натали призналась себе, что это один из таких случаев. Ей это не нравилось, очень не нравилось менять приоритеты в своей жизни или признавать, что у нее нет выбора, кроме как начинать отношения, которые она считала крайне неблагоразумными.

Сабан, несмотря на его беззаботные манеры, не был котенком, и она знала это. Она чувствовала это всем своим существом, и понятия не имела, как вести себя, ожидая, когда же покажутся скелеты из его шкафа, где дело касалось его.

И ей не нравился тот факт, что лихорадка заставила их сойтись, а не их желание. Конечно, как она не могла ожидать, что Породой будет управлять человеческая сторона, она не могла себе такого представить.

Прошлой ночью, лежа в постели, он без тени сомнения доказал, что он больше, чем человек или животное.

Сабан был неутомим, но и она тоже. Голод, который воспламенил их, заставил их набрасываться друг на друга, пока время не уплыло далеко за полночь, прежде чем они погрузились в изнурительный сон, только чтобы через несколько часов проснуться еще более голодными до ласк и отчаявшимися, чем когда-либо прежде.

Натали хотела винить в этом только гормональную реакцию. К несчастью, она отчетливо помнила, как проснулась, что ненормальная горячка наконец-то утолилась только для того, чтобы ее любопытство и потребности снова пробудились без этого дурацкого гормона.

Ей хотелось ласкать его. Погладить его, поцеловать, услышать то первобытное рычание, что грохотало в его груди, и почувствовать его силу, когда он, наконец, насытился и опрокинул ее под себя.

Теперь, когда утро начало близится к вечеру, она поймала себя на том, что пытается найти смысл в том, на что у нее нет ни малейшей надежды.

Во что, черт возьми, она ввязалась? Но самое главное, почему она не сердится? Она должна быть в ярости. Должна кричать на Лайонса, угрожать Уайету и Бюро по делам Пород всевозможными судебными исками за то, что они не проинформировали ее об опасности общения с Породами. Вместо этого она стояла на кухне, наблюдая, как Сабан, без рубашки, хмуро смотрит на гриль, который он пытается отремонтировать.

Прошлой ночью он работал идеально. Этим утром гриль, казалось, намеревался свести с ума Сабана. Или он пытался выиграть время, как и она, сосредоточившись на чем-то другом, а не на текущей ситуации.

Час назад она и сама от этого не отказалась.

Натали взглянула на бифштексы, лежащие на столе, картофель, готовый к отправке в микроволновку, и провела пальцами по волосам, прежде чем заставить себя отвернуться. Все это мускулистое, бронзовое тело — это слишком для чувств любой женщины.

Она была на грани, неуверенная, и пыталась справиться с чем-то, что полностью выходило за рамки ее понимания.

Звонок в дверь заставил женщину подпрыгнуть, развернуться и посмотреть через дом, когда задняя дверь открылась, и вошел Сабан, натягивая рубашку на плечи, когда он посмотрел на нее.

Его глаза были холодными, жесткими, заставляя что-то внутри нее похолодеть, когда она шла за ним по дому. Он не вытащил оружие, поэтому она предположила, что он знал, кто у двери.

Натали быстро подошла к нему сзади, потянула за подол длинной рубашки и вытерла ладони о джинсы.

Сабан остановился у двери и посмотрел на нее, когда звонок зазвонил снова.

— Запомни одну вещь, — внезапно прорычал он, заставив ее поднять голову и удивленно посмотреть на него. — Теперь ты моя, Натали. Я не потерплю другого мужчину в твоей жизни. Или в твоем сердце.

Ее зубы сомкнулись за секунду до того, как ее губы приоткрылись, чтобы бросить в его сторону обжигающий ответ. В этот момент он рывком распахнул дверь и оказался лицом к лицу с шерифом и ее бывшим мужем, Майком Клакстоном.

Майк выглядел расстроенным, разъяренным, его голубые глаза вспыхнули от гнева, когда шериф Буффало-Гэп бросил на Натали покорный взгляд, прежде чем повернуться к Сабану с оттенком настороженности.

У шерифа Рэндольфа было грузное, тяжелое телосложение полузащитника, которое затмевало худощавую фигуру Майка. Его темные волосы были коротко подстрижены по-военному, в темных глазах отражался ум.

— Извините за беспокойство, мэм, Сабан, — он кивнул Сабану. — Но, кажется, у нас есть жалоба.

— Майк, что ты здесь делаешь? — Натали шагнула вперед, но остановилась, когда Сабан бросил на нее предупреждающий взгляд.

Она чуть не закатила глаза, но что-то в выражении его лица, в напряжении его тела предупредило ее, что он не совсем готов оставить в покое всю эту защитную, собственническую мужскую вещь.

Натали ненавидела это. Ему была ненавистна мысль о том, что доверие и независимость, в которых она нуждалась, могут быть так легко разрушены.