Поцелуй

— Я не очень уверен в этом. Когда начинается сеанс?

— Что-то около девяти. Я должна проверить. Но я уверена, что у вас другие планы.

— Нет, у меня нет никаких...

— И это легко можно было бы понять. Я действительно сказала вам, что буду...

— Да, но у меня действительно на сегодня нет никаких конкретных планов. Я был бы рад пойти туда и...

— Ну, это...

— ...убедиться в том, что вы пришли домой в целости и сохранности.

— Это очень приятно слышать от вас. Хотя, как я говорила, после смерти Тилли больше нет никаких причин для беспокойства.

— Итак, я уже давно не был в кинотеатре, — сказал он.

— Если вы действительно...

— Я возьму такси и примерно через полчаса буду там.

— Ну хорошо, — сказала она, — но я действительно буду чувствовать себя в безопасности и без...

— Не беспокойтесь, — уверил он, — я скоро вас встречу.

Она услышала, как на той стороне линии повесили трубку.

Эмма тоже повесила трубку и стояла у телефона. Одна ее рука лежала на трубке, а другая рука прижимала к губам маленькую букву "Э", выполненную из золота. Она на мгновение сжала зубами эту подвеску, а затем позволила ей скользнуть по цепочке вниз, в ложбинку между грудями.

* * *

Кармен Санчес, высокая и раскованная, стояла в центре голубого светового пятна, в котором ее длинное серебристое платье сияло ярким, но холодным блеском. Заколка с фальшивым бриллиантом туго стягивала копну черных вьющихся волос, гармонировавших с ее черными, как ночь, глазами. В правой руке она держала микрофон. Длинный шнур от микрофона спускался на пол, а затем сзади нее свивался в кольцо, как тонкая черная змея. Она только что прошлась трелью по всей октаве, отправив ее вверх, к самому потолку, подобно диатонической ракете. Затем наступила глубокая как океан тишина.

Дым от сигарет медленно поднимался вверх, окрашиваясь в голубой цвет, когда попадал в пучок света. Кармен Санчес выступила за пределы светового пятна, посмотрела в зал, в толпу, постепенно привыкая к освещению в зале. Она поднесла микрофон прямо к губам и с чувством произнесла одно слово, которое служило названием следующей песни. Оно было произнесено шепотом, и таким тихим, интимным оно улетело в зал, в темноту.

— Поцелуй...

Мейер и Карелла слушали и наблюдали, сидя в баре.

Это всегда начинается с

Поцелуя...

Но поцелуи вянут

И умирают,

Если

Первая

Нежность

Неискренна.

Поцелуй...

Эти губы, горящие в

Поцелуе...

Они только учат

Лгать,

Если

Первая

Нежность

Неискренна.

Поэтому держи меня крепче и шепчи

Слова

Любви

Прямо мне в глаза.

И целуй меня нежно, и обещай

Мне, что твои

Поцелуи не будут лгать.

Поцелуй...

Показывай мне, рассказывай мне о

Счастье...

Потому что я знаю,

Что умру,

Если

Первая

Нежность

Будет

Неискренна.

Последнее слово песни повисло в воздухе, исчезло. Наступило молчание, такое же глубокое и устойчивое, каким до этого был шум. Кто-то выкрикнул:

— Вот это да!

А затем толпа зрителей вскочила на ноги и разразилась громовыми аплодисментами. Кармен вставила микрофон в гнездо стойки, а затем, нежно улыбаясь, молитвенно соединила обе руки и в знак благодарности поклонилась. Зажим с фальшивым бриллиантом при этом движении бросил в зал сноп лучей. Все еще улыбаясь, она запахнула длинное серебристое платье вокруг ног и изящной походкой пошла со сцены. Одна ее рука была поднята в прощальном приветствии. Сноп голубого света сопровождал ее. Часы над баром, обрамленные зеленым неоновым кругом, показывали без двадцати одиннадцать. Карелла и Мейер кивнули друг другу, поднялись со стульев у стойки бара и направились к задрапированному маленькому дверному проему, расположенному справа от сцены.

Она знала, что детективы были здесь, и ждала их.

Они рассказали ей о том прекрасном впечатлении, которое осталось у них после ее...

— Спасибо, я благодарна вам за эту оценку.

Затем перешли к делу.

— По поводу телефонных звонков в то утро...

— Мы снова возвращаемся к телефону, — произнесла она и внезапно стала выглядеть усталой. Она сняла полотенце с крючка на туалетном столике и набросила его на плечи, так что концы достали до чуть опущенных сосков груди, освободившихся от лифчика.

Сидя перед зеркалом в коротком серебристом халате, при свете маленьких светильников она начала снимать грим.

— Вы уверены, что были только два телефонных звонка? Один, который адресован вам, а второй он...

— Да, я уверена.

— Только два звонка, верно?

— Да, я только что вам сказала.

Она наблюдала за ними. Удалены тени под глазами, губная помада. Проступило молодое, свежее, прекрасное лицо.

— Если мы назовем вам несколько имен, может быть, вы вспомните, не упоминал ли Тилли их в разговоре с вами?

— Откуда мне знать? Попытайтесь.

— Рей Андротти, — произнес Карелла, — или Рамон Эндрос.

— Ни одного из них он не называл.

— А как насчет Гофредо Кабрера?

— Нет.

Она сняла с плеч полотенце и вытерла лицо, снимая остатки грима. Внезапно поднявшись, она стремительно прошла по комнате, открыла дверь в ванную и, запирая ее, сказала:

— Я через минуту выйду.

Детективы терпеливо ждали.

Они слышали, как за дверью бежит и плещется вода.

Они продолжали ждать.