Почему мы помним. Как раскрыть способность памяти удерживать важное

В ходе нашего визита я узнал, что Питер изучал воздействие на гиппокамп домоевой кислоты. Этот морской биотоксин выделяется во время пагубного цветения водорослей, так называемых «красных приливов», и поднимается по пищевой цепочке: моллюски поедают водоросли, а их, в свою очередь, съедают морские львы, которые подвергаются воздействию высоких доз домоевой кислоты. У человека при его употреблении может возникнуть амнестическое отравление моллюсками: его симптомы – тошнота, рвота, спутанность сознания и потеря памяти. То же самое, по всей видимости, творилось под воздействием домоевой кислоты и с морскими львами. Питеру выпала уникальная возможность просканировать этих морских львов в аппарате МРТ, и он обнаружил, что у животных с отравлением домоевой кислотой оказывается значительно поврежден гиппокамп.

После того визита мы с Питером договорились совместно поработать над проектом, который стал одной из самых интересных моих работ по визуализации мозга. Я помогал Питеру разрабатывать новые тесты памяти для морских львов [55] . В одном из тестов львам нужно было запомнить расположение рыб, которых Питер запрятал в определенные места. В другом львы должны были запоминать свои недавние действия, чтобы успешно собрать рыб, разложенных по разным ведрам. Морские львы с отравлением домоевой кислотой справлялись с этими тестами из рук вон плохо. Исходя из тяжести повреждения гиппокампа, мы даже могли предугадать насколько. Наши исследования помогли объяснить, почему этих животных выносило на берег. Отказ гиппокампа их дезориентирует. Они теряются, не могут вспомнить, где кормились, недоедают и в итоге оказываются выброшенными на берег.

55

Питер – гений. Помимо нашего исследования (Cook et al. 2015) он изучал познание у других видов, включая даже МРТ-исследование ревности у собак (Cook et al. 2018).

Когда я увидел данные Питера, мне пришло в голову, что мы зачастую и не отдаем себе отчета, насколько полагаемся на эпизодическую память, чтобы ориентироваться в мире. Помните, как оказались в отеле? А теперь представьте себе, что вы просыпаетесь и понятия не имеете, какой сегодня день или где вы находитесь, – полная дезориентация, не за что ухватиться ни во времени, ни в пространстве. Такова печальная действительность миллионов людей, страдающих болезнью Альцгеймера. Одной из первых областей мозга, которую разрушает Альцгеймер, оказывается гиппокамп – и, вероятно, из-за этого пациенты на ранних стадиях болезни часто теряются и не замечают, как проходит время. Друг, ухаживающий за матерью с Альцгеймером, рассказывал, как больно было видеть страх на ее лице, когда она полностью утрачивала ориентиры, раньше помогавшие определять, в каком месте и времени она находится. Должно быть жутко – как пытаться удержаться на плаву в открытом море.

Машина времени

Пусть гиппокамп и позволяет нам мысленно путешествовать назад во времени и пространстве, следует подчеркнуть, что у мозга нет прямой возможности знать наше местоположение или точное время по часам. На наших воспоминаниях не стоят отметки времени или GPS-координаты, сообщающие, когда и где произошло событие [56] . Скорее гиппокамп отслеживает время по изменениям окружающего мира. В течение дня мы передвигаемся с места на место. Эти места – от маленьких закрытых помещений до бескрайних просторов – характеризуются специфическими видами, звуками и запахами: из них складывается представление о том, где мы находимся. Более того, окружающая среда постоянно меняется [57] . День сменяется ночью, сытость – голодом, эйфория – усталостью.

56

Связь между временем, пространством и эпизодической памятью рассматривается в Ranganath, Hsieh 2016, Eichenbaum 2017 и Ekstrom, Ranganath 2018.

57

Это упрощенное описание контекстных теорий памяти (Estes 1955; см. обзор в Manning et al. 2014).

Все эти внешние факторы, а также стремления, мысли и чувства, характеризующие наш внутренний мир, складываются вместе и образуют уникальный контекст, окружающий переживания каждого момента. Когда мы обращаемся к конкретному эпизодическому воспоминанию, мы можем вместе с ним извлечь и кусочек своего прошлого состояния и таким образом словно перенестись в то время и место. Изменения контекста с течением времени, в свою очередь, запускают изменения в схемах активности мозга, и мы воспринимаем это как течение времени. Два события, соседствующих во времени, – например, приготовление кофе и завтрак – будут иметь больше общих контекстных элементов, чем события, отстоящие дальше во времени, например завтрак и готовка ужина.

Контекст – неотъемлемая часть эпизодических воспоминаний, он оказывает мощное влияние на то, что мы способны вспомнить. В определенном месте, например, когда меня окружают виды и запахи индийского дома моих бабушек и дедушек, мне удается добраться до воспоминаний, которые в иных обстоятельствах ускользают. Запахи и вкусы – тоже отличный сигнал. Это ярко показано в конце фильма «Рататуй», когда ложечка простого французского тушеного блюда переносит угрюмого ресторанного критика в детство, когда его мама готовила похожую еду.

Еще эпизодические воспоминания с огромной силой пробуждаются от музыки. Песня, которую вы не слышали с семнадцати лет, может перенести на школьную дискотеку, где случился ваш первый поцелуй. Петр Яната [58] , мой коллега из Калифорнийского университета в Дэвисе, в своих исследованиях составлял каталоги музыки, которую люди слушали в разное время, и обнаружил, что песни отлично способствуют мысленным путешествиям во времени. Другие показали, что музыка вызывает воспоминания о прошлых событиях даже у тех, кто страдает болезнью Альцгеймера [59] . Я убедился в этом на собственном опыте, наблюдая деменцию у деда по отцу – южноиндийского кинорежиссера. К концу жизни память его ухудшилась, и он не всегда узнавал меня, но все еще мог петь песни, которые писал для своих фильмов, и песни помогали ему добраться до воспоминаний из того времени его жизни, которые иначе были бы недоступны.

58

См. Janata 2009.

59

См. Baird et al. 2018.

В контекст вносят вклад и эмоции [60] , то есть наши чувства в настоящем влияют на то, что мы можем вспомнить из прошлого. Когда мы злимся, легко вспоминать то, что разозлит еще больше, и труднее добраться до воспоминаний, не имеющих такого свойства. Например, когда все хорошо, вам не составит труда вспомнить что-то приятное о любимом человеке, но когда вы спорите, чья очередь гулять с собакой или мыть посуду, это может оказаться не так просто.

Ключевая роль контекста в эпизодической памяти помогает разобраться в том, почему мы забываем и как преодолеть забывание под натиском интерференции. Как я уже упоминал в первой главе, самые частые (и раздражающие) сложности с памятью возникают из повторяющегося опыта: например, попытки вспомнить, куда вы положили ключи или приняли ли с утра таблетки. Задумайтесь над задачей найти кошелек. Остался ли он на журнальном столике? На столе на работе? Или в кармане куртки? В какой-то момент кошелек побывал во всех этих местах, но это неважно – вспомнить надо, где он был в последний раз. Если бы гиппокамп сохранял лишь фотографические воспоминания о том, что произошло, эта задача была бы практически нерешаемой: пришлось бы копаться в огромной куче «кошельковых» воспоминаний. Но главная хитрость гиппокампа в том, что он берет интересующую нас информацию – например, о кошельке и журнальном столике – и связывает с информацией о контексте, обо всем, что творится на фоне – например, какая программа шла по телевизору, каков был на вкус и запах кофе, глоток которого вы сделали, положив кошелек на столик, как было жарко и как хотелось включить кондиционер. Мы переживаем миллионы повторяющихся событий, но уникальным каждое из них делает контекст. А значит, контекст может спасти нас, когда требуется найти дорогу назад, к вещам, что мы вечно теряем.

60

Похоже, больше всего настроение воздействует на память в случаях, когда человек пытается вспомнить событие без каких-либо подсказок и когда эмоция является заметной и ключевой для события (Bower 1981, Eich 1995).

Когда вы опаздываете на работу и в панике разыскиваете, например, кошелек – особенно если вы спешите, можно начать со стратегии, основанной на семантической памяти: искать, опираясь на знание, где он лежит обычно. Но можно обратиться и к эпизодической памяти, чтобы отследить свои действия. Попробуйте живо представить себе, где вы были и что делали, когда кошелек в последний раз был у вас в руках. Если вам удастся мысленно отправиться в момент, когда вы куда-то положили кошелек, гиппокамп поможет извлечь остальную информацию, окружающую тот миг. Чем ближе вы подберетесь к этому контексту, тем легче будет отыскать кошелек.

В определенных местах, ситуациях или состояниях нам оказывается проще вспомнить события, произошедшие в похожих контекстах [61] – но так же и неправильный контекст может затруднить поиск нужного воспоминания. Предположим, вы пошли на вечеринку и после пары бокалов вина вступили в оживленную дискуссию с новым знакомым. На другой день вы сталкиваетесь в супермаркете, но не можете толком вспомнить, кто перед вами и как вы познакомились. Подвох в том, что гиппокамп не просто сохранил в вашей памяти лицо этого человека – он связал его с контекстом: обстановка в стиле модерна середины века, легкое опьянение от второго бокала мерло, гул танцевальной музыки и разговоров гостей. Без всех этих контекстных подсказок не так уж и просто вернуться к разговору, который завязался у вас с кем-то в очереди в туалет.

61

См. Mandler 1980.

Чем дальше назад во времени вы пытаетесь отправиться, тем труднее мозгу подтянуть прошлый контекст, и это удается ему не всегда. Несмотря на единичные свидетельства обратного, научные исследования показали, что у взрослых, как правило, не бывает устойчивых эпизодических воспоминаний до двухлетнего возраста [62] . Этот феномен, известный как инфантильная амнезия, ставит ученых в тупик: ведь маленькие дети очень быстро учатся и, казалось бы, способны к образованию эпизодических воспоминаний – но с возрастом мы почему-то теряем к ним доступ. Одно из возможных объяснений опирается на исследования Симоны Гетти – моей коллеги по Калифорнийскому университету в Дэвисе [63] : в первые годы жизни гиппокамп все еще развивается, и младенцы еще не способны связывать свой опыт с конкретным пространственным и временным контекстом. Также, я подозреваю, инфантильная амнезия возникает от того, что в первые годы нейронные связи во всем неокортексе проходят значительную перестройку [64] . Для взрослого практически невозможно отправиться в младенчество: чтобы вернуться в свое детское состояние, мозгу потребовалось бы отмотать назад долгие годы структурных изменений.

62

Иногда люди действительно «вспоминают» события первых нескольких лет своей жизни, но не потому, что мысленно возвращаются в то время, а скорее потому, что формируют воспоминание, рассматривая фотографии и слушая рассказы членов семьи. См. Peterson 2002, Howe, Courage 1993 и Bauer 2004 для более подробной информации по теме младенческой амнезии.

63

См. Ghetti 2017.

64

Johnson 2001.