Почему он выбрал Путина?

К тому же у близких к президенту людей сложилось впечатление, что Бордюжа больше «работает» на Примакова, чем на Ельцина, считает, что Евгений Максимович будет хорошим президентом, который окончательно успокоит народ (как будто дело в одном только успокоении).

Тот же Юмашев через три с небольшим месяца и исправил свой промах, рекомендовав Ельцину заменить Бордюжу на Волошина. Эту рекомендацию поддержал Анатолий Чубайс. Президент последовал их совету. Волошин оставался главой Администрации президента рекордный срок - пять лет, почти день в день (в то время как продолжительность пребывания Бордюжи на этом посту оказалась самой короткой).

НАЧАЛО КОНЦА

Далеко ли до дефолта?

Хотя политический вес Примакова постоянно рос, он, будучи человеком старой, коммунистической закваски, не осмеливался даже в малейшей степени каким-то сколько-нибудь заметным образом посягнуть на полномочия главы государства. Более того, при всяком удобном случае выказывал величайшее почтение к нему. Достаточно было посмотреть, с каким верноподданническим восторгом он рассказывал журналистам о своем телефонном разговоре с госпитализированным Ельциным (тот по-прежнему постоянно болел) перед поездкой в Астану на инаугурацию Назарбаева (она состоялась 20 января 1999 года): дескать, президент в полном порядке, держит ситуацию в стране под контролем и т. д. и т. п.

На самом деле Евгений Максимович обладал в ту пору такой полнотой политической власти, какая не снилась ни одному из его предшественников. Эту власть ему давал не только его высокий пост, но и поддержка со стороны политической «элиты», думского большинства, губернаторов, а также со стороны значительной части населения. Более того, в каком-то смысле Примаков обладал даже большей властью, чем сам президент, не располагавший тогда, как известно, даже малой толикой такой поддержки. Нет, конечно, теоретически Борис Николаевич мог в любой момент подписать указ о смещении премьера, но это было одним из немногих преимуществ Ельцина перед Примаковым. К тому же, как представлялось, вряд ли он, по крайней мере, в ближайшее время собирался его использовать.

У властного могущества Примакова был лишь один-единственный недостаток: оно было ограничено во времени. Казалось очевидным: это могущество неизбежно будет таять по мере ухудшения социально-экономической ситуации в стране. А то, что оно будет ухудшаться, если Примаков не найдет в себе силы изменить тот курс, которого он держался в первые месяцы своего премьерства, - в этом мало кто сомневался.

В аналитическом докладе, подготовленном Институтом экономических проблем переходного периода одной из самых авторитетных организаций в сфере экономической науки, подводились в общем-то неутешительные итоги этих начальных месяцев деятельности правительства Примакова и давались довольно мрачные прогнозы:

«Популистский курс, проводимый властями после августовского кризиса, привел к серьезному ослаблению денежной политики. Причем, если сразу после кризиса наращивание денежного предложения (то есть чрезмерный выпуск «пустых» денег.
– О.М.) происходило на фоне снижающихся темпов инфляции и не сопровождалось заметным снижением валютного курса, то к концу 1998 года началось ускорение инфляции и увеличение темпов падения рубля».

«По нашим оценкам, - говорилось далее в докладе, - осуществление на практике мер, заявленных правительством Примакова в сентябре — декабре 1998 года… потребует роста денежной массы в 1999 году от 55 до 170 процентов, что приведет к инфляции в пределах от 65 в оптимистичном сценарии до 250 процентов - при пессимистичном прогнозе. К концу 1999 года… курс рубля должен будет опуститься до 80 рублей за доллар».

Тревожно оценивали экономическую ситуацию и другие не зависимые от правительства аналитики. Поговаривали даже о повторении дефолта. Александр Шохин:

Страна уже находится в фактическом дефолте. То, что правительство не объявляет его формально, и то, что его не объявляют наши кредиторы тот же Лондонский клуб, не меняет дела: мы не в состоянии платить по долгам… Если мне память не изменяет, за всю историю только три страны с экзотическими названиями типа Сьерра-Леоне или Буркина-Фасо оказывались в такой ситуации.

Вся надежда была на то, что кредиторы сами себе заплатят, переложат деньги из одного кармана в другой (в первую очередь, это, конечно, относилось к МВФ). Но даже на это их подвигнуть, мы видели, у правительства как-то не получалось. Егор Гайдар:

Примаков и Маслюков с большим трудом уясняют себе тот в общем-то достаточно известный факт, что Международный валютный фонд и другие подобные финансовые институты не просто так дают деньги это не какие-то благотворительные организации, они оказывают поддержку под некие программы финансовой стабилизации, в успешную реализуемость которых они верят… Ожидать же, что МВФ или кто-либо другой будет субсидировать деятельность по развалу рубля и российского бюджета, нет никаких оснований.

Однако в январе 1999-го Примаков вроде бы осознал, наконец, губительность своего «самобытного» популистского курса. В его действиях произошел перелом. По существу, он возвращается к той экономической политике, которую проводили прежние правительства - правительства «псевдолибералов», как он их называл: предлагает и с должным усердием принимается выполнять жесткий бюджет на 1999 год (он был принят, как часто бывало в те годы, с опозданием - в феврале), проводит сдержанную денежно-кредитную политику, пытается отказаться от бартера, от взаимозачетов, старается повысить собираемость налогов, реально, а не на словах снизить денежную эмиссию… В общем, перестает «изобретать велосипед».

В итоге экономический курс Примакова превращается в то, чему дают название «смесь прокоммунистической риторики и прагматического либерализма».

К сожалению, время упущено. В том числе - и для развития собственной примаковской карьеры: если о тебе уже сложилось впечатление как о не очень удачливом менеджере, это впечатление трудно изменить.

«Письмо о согласии»

Хотя и считалось, что Примаков не очень «тянет» в экономической политике, зато уж просто в политике он силен как никто другой, тут от него не дождешься особых промахов. Между тем в какой-то момент выяснилось, что и это не так. В двадцатых числах января 1999 года Примаков направил спикеру Думы Селезневу письмо, в котором предложил выступить с совместным заявлением, как обеспечить в стране политическую стабильность. Согласно этому предложению, заявление должны подписать президент, председатели Госдумы и Совета Федерации, председатель правительства. На период действия соответствующего соглашения, если оно будет достигнуто, подписанты должны взять на себя такие обязательства: президент воздерживаться от роспуска Думы и правительства, правительство не ставить перед Думой вопрос о доверии себе, Дума отказаться от попыток импичмента и других шагов, которые могли бы привести к ее роспуску. К письму Примакова прилагался проект закона о политических и иных гарантиях лицам, занимавшим пост президента России.

На первый взгляд, казалось бы, письмо как письмо, ничего особенного, однако вокруг него разгорелся настоящий скандал. Многие журналисты усмотрели в нем прежде всего попытку ограничить права президента, а то и вовсе каким-то образом отрешить его от власти (для того, мол, и предлагается законопроект о гарантиях).

По-разному отнеслись к предложению Примакова думские фракции и отдельные политики одни его поддержали, другие отвергли. Наиболее резко выступили против Примакова два главных его потенциальных соперника на будущих президентских выборах Лужков и Явлинский, что опять-таки вроде бы говорило, что письмо премьера они рассматривают как некий сигнал: Примаков, дескать, оповещает всех о своей готовности баллотироваться в президенты.

Я, конечно, изучил это письмо, заявил мэр столицы, и могу сказать, что оно является, мне кажется, странным и поспешным. Ну, во-первых, в этом письме говорится о том, что не нужно распускать Думу. А ее и так нельзя распустить, потому что по закону Дума, которой осталось существовать меньше года, не может быть распущена никакими решениями. Дальше там проходит мысль о том, что президент не должен трогать правительство. Такого рода решением, если бы оно было принято, мы нарушаем Конституцию, нарушаем конституционное право президента решать вопрос о том, как ему относиться к правительству, как ему относиться к действиям правительства и его право отправлять в отставку правительство.