Почему умирают гении

Разревевшись, Наташа прислонилась к входной двери. «Я все равно тебя никуда не пущу», — сказала она и направила на Андрея красные от слез глаза.

— Ну хорошо, будь все по–твоему, как скажешь. Я больше спорить не могу — уж нету сил. Пусть человечество гноится продолжает, ведь некому его теперь спасти. Но коли спросят вдруг, когда конец настанет — кто виноват? Отвечу я, что ты! Ведь даже Дьявол, уж на что коварен и тот не смог похоронить весь мир. А ты смогла…

У Андрея действительно практически не осталось сил на споры. Починив стул и найдя в интернете нужную информацию, он отчитался перед Наташей о проделанной работе, и она, обняв его и искренне поблагодарив, отправилась спать. Андрей только этого и ждал. Обрадовавшись, что теперь приставать к нему никто не будет, он извлек из холодильника водку и выпил почти всю бутылку, проклиная последними словами окружающий мир и неблагодарных людей. А перед тем, как лечь на кровать и дождаться следующего дня, такого же глупого и бессмысленного, как и все предыдущие, Андрей взял ручку и на клочке бумаги вывел четверостишие, казавшееся в тот момент самым гениальным и правильным из тех, что он когда–либо написал:

Водка уже не помогает, Голова, как чугунный колокол. Что такое счастье я знаю — Это когда всем ты по хую… [12]

***

Августин попал в свой клуб лишь спустя пять дней, и каково же было его удивление, когда он увидел там более пятидесяти человек. Откуда? Ведь казалось, еще недавно их число с трудом превышало два десятка, а новичков приглашали лишь на конкурсной основе — только лучших, только самых достойных. А разве здесь все достойные? Кто–то уже в стельку пьян, кто–то дрыхнет в темном углу и громко храпит, кто–то раскуривает косяк, а на него, Августина, вообще не обращают внимания. Будто он здесь чужой, случайно затесавшийся в толпу…

12

Использованы стихи Александра Ш.

Расталкивая людей, Августин бросился на поиски Маврикия. Чем дальше он проходил внутрь помещения, тем более удручающей становилась картина. Не иначе как сам бес сошел на землю и основал здесь временную обитель. Никто не читал стихи, не разыгрывал театральных сценок, не танцевал и не вел философских диспутов. Обезличенная масса человеческих тел лежала на полу, соседствуя с блевотней и пустыми бутылками. Какие–то парни навязчиво лезли к каким–то бабам, а отвратительный спертый воздух лишь усугублял мрачную картину.

Маврикия нигде не было. А может, он и не пришел? Плюнул на все, поняв, что делу конец? Что ж, тогда он сам вмешается! Укажет этим червякам, кто здесь хозяин. Вытащит скот из болота и направит на истинный путь!

Взобравшись на сцену и скинув с нее пивные бутылки, он обвел взглядом толпу и прокричал:

— Одумайтесь, погрязшие в разврате, зачем пришли сюда и кто вы есть! Здесь клуб для гениев, для истинных талантов, на вас же мне противно и смотреть! Стихи где ваши? Творчество? Где души? Повсюду лишь блевотные тела! Не для того я здесь воздвиг обитель, чтоб рухнула, как замок из песка. Среди людей хоть тварями прикиньтесь, хоть мерзким быдлом, хоть куском дерьма, но здесь другая жизнь, другие лица и мир другой — его придумал я!

— Да кто ты такой! — раздались крики. — Не мешай нам!

— Еще вопрос, кто здесь кому мешает! Коль что не нравится — так убирайтесь вон! Кто вдохновил на хаос и распутье? Кто сладко пользует ваш неокрепший ум?

— Маврикий сказал, что мы можем делать то, что нам захочется, — ответил Эль Матадор, с трудом поднимаясь на ноги. — Вот мы и отдыхаем! А если тебе что–то не нравится — уходи. Тебя здесь не было с неделю, так никто особо и не расстроился, а многие вообще не знают, кто такой Августин…Уходи, ты здесь лишний, если не хочешь жить по нашим законам.

Где же это видано! Его гонят из его собственного клуба! И кто? Обкурившаяся шваль, ублюдки, которых он поставил на ноги, которым дал новый смысл жизни! Он хотел повести их за собой, построить на их основе новый мир, а чем они отплатили ему? Всего лишь за неделю его отсутствия, они превратились в толпу, в такую же толпу, которую так хотели победить! Почему же они предпочитают нюхать кокс, а не читать стихи, утопать в блевотине, а не вести беседы о смысле жизни и окружающем обществе? Что за червь поселился в их душах? Как же легко превратились они из интеллигентного кружка в жалкий притон! Невыносимо! Невыносимо терпеть эту боль! Это жгучее чувство унижения… Столько сил вложено, столько сделано и все напрасно?…

Августин набрал в грудь побольше воздуха и принялся читать, нет, выкрикивать стихи. Стихи злые, дерзкие, полные боли и разочарования.

Кто правит крен изъезженных саней, Кто — в зарослях наук сияет плешью… Я — свиновод, я развожу свиней, И не томим отнюдь в престиже брешью! Что ржёшь, рукой прикрыв щербатый рот?! Гляди, не надсадись — уже синеешь! Свинья, когда с ней ласков свиновод, — Добрей, чем ты вовеки стать сумеешь! Из общества людей себя изъяв, Увёл судьбу в свинарник я под руки. Мне хряк да боров — верные друзья, Мне свиноматки — нежные подруги. Их холю и скоблю. Они в ответ Умильно, с обожанием — «хрю–хрю!» мне. Я верности зарок, любви обет В их искренних глазах читаю умных. Вот так бы вместе жить нам, вековать, И гладки с нас, как говорится, взятки. Но стал я неполадки замечать (Всегда наружу рвутся неполадки!): Со мною свиньи вертятся винтом, Служить желают и хвостом виляют. А отвернусь — подкапывают дом — Фундамент портя, рыла забавляют. Ветшает дом, падёт — того гляди, Не сплю — боюсь, во сне придавит крышей. «Не свиньи виноваты, погоди! — Твержу себе, — а — ясно дело! — мыши! Нельзя! Не может с искренностью глаз Такое вероломство совмещаться!..» Сомненья не один десяток раз Мешали мне в события вмешаться. Но как ни подступись, как ни копни, — Самообман — не средство, суть — едина: Я их кормил, в то время как они Долбили дом, как судно долбит льдина. Корил их, убеждал, увещевал — Напрасно! — Всё наглей, бесстыдней рыла. И дом, кренясь, на все лады трещал, И в унисон с душою сердце ныло. И их приговорив ножом к концу, Роняя слёзы (свиньи хоть, но жалко!), За мудростью пошёл я к мудрецу, И он, уста разверзнув, мне прошамкал: «Не разнице культур в вину вменять, Коль в баб не обратит свиней помада! — Чтоб человеческий язык понять, Как минимум быть человеком надо [13] !».

13

Использованы стихи Каро Мономаха

Августин читал стихи с чувством, размахивая руками и носясь по сцене. Но когда увидел, что толпа абсолютно равнодушна, он сел и закрыл лицо руками. Хотелось плакать. Он не мог смотреть на то, что творится вокруг, как мир, выпестованный с такой нежностью и любовью, превращается в ничто и умирает на глазах… А толпе, казалось, не было никакого дела до терзаний Августина. Она по–прежнему веселилась, смеялась, пила водку и вдыхала кокс… Кто–то трахался, кто–то с любопытством наблюдал… Мразота. Плебс… Что знают они о жизни? Кем они станут? История забудет их, спишет со счетов, они уйдут, оставив после себя лишь пепелище из пустых бутылок и использованных презервативов. Богатое наследство, ничего не скажешь! Как быстро они испохабили уютное местечко, как вообще быстро люди поганят своим присутствием все, к чему бы не прикоснулись! На них словно с рождения наложено проклятье…Люди, толпа, масса… Чтобы что–то хорошее существовало долго, туда просто нельзя допускать много людей. Пять — десять — и этого достаточно. Иначе индивидуальности превратятся в неуправляемую, безликую толпу — место которой на свалке, рядом с отбросами. А люди и есть отбросы… Бездушные пустышки, шваль… Лучше бы они сами превратились в ничто, а не портили все хорошее, что есть вокруг…

Неожиданно к голове Августина прикоснулась чья–то рука. Он не отреагировал — продолжал сидеть и отрешенно смотреть по сторонам, надеясь, что его оставят в покое. Но нет, куда там! Рука продолжала трепать волосы, затем опустилась на затылок, дотронулась до плеча и тихонько его сжала. Только тогда Августин обернулся и увидел Багиру. Она была так же хороша, как и раньше и выглядела столь же вызывающе.

Она стояла и улыбалась, продолжая нежно гладить Августина, а затем села рядом с ним и обняла за талию.

— Не грусти, — сказала Багира. — Уйдем отсюда.

— Куда? Куда идти — никто не рад мне.

— Я рада. Какое нам дело до этой толпы? Оставим их наедине, а сами тихо выскользнем на свет. Пошли.

— А кто же их спасет, кто даст им веру?

— А оно им надо? Ты их спросил?

— Зачем же спрашивать, ведь ясен же ответ!

— У каждого человека своя вера и спасение тоже свое, а насильно мил не будешь. Пошли же.

И они пошли, взявшись за руки, выскользнув из убогого серого помещения на свежий воздух, а потом долго болтали обо всем на свете, целовались и шептали друг другу нежные слова.

— Стихи твои мне хочется услышать. Ты прочитай — вдруг станет легче жить? — попросил Августин.

— Хорошо, слушай. Я только вчера написала.

День всё списал на усталость: сыпал стихами, пьяницами… Шла я, и мне показалось — взгляды повсюду кровавятся. Да, на добро стала нищей — ангел–хранитель уволился, «Души, — сказал, — есть почище…» хриплым прокуренным голосом. Видно, гореть мне немало после земной репетиции. Шла я, и мне показалось — все перевёрнуты лицами. Смотрят и режут раскосо, будто не люди, а идолы; может, не мне они вовсе — я им сегодня привиделась… [14]

14

Использованы стихи Елены Луканкиной